Царь снова переглянулся с Головиным.
Да, что за отрок такой, здравомыслящий! Хоть записывай тебя в собеседники.
Молод ещё. О садомии слухи пойдут, тихо сказал дед.
И то, верно.
Царь почесал задумчивости бороду.
Так вместе приходите. Ты же всё одно ко мне заходишь и его бери.
Государево дело, однако. Молод Ещё проболтается. Я его плохо знаю.
Всю семью вырежем, а с него кожу лоскутками срежем.
Так вздрогнул голосом Головин. Вроде, я его семья.
Ты же сказал, батька его не отдал.
Ах, да. Но всё одно, я в ответе буду.
Будешь, спокойно согласился Иван Васильевич. И ответишь. Вот, что у него это, знаешь?
Царь ткнул пальцем в шахматную доску.
Коробка с пчёлами и липовым цветом.
Коробка? царь так усмехнулся кривя рот, что у меня пробежали по телу мурашки. С чёрными и белыми клетками? Где взял?
Он так вскрикнул, обращаясь ко мне, что я подпрыгнул на месте. И высоко, надо сказать, подпрыгнул.
Ох, государь, спужал, сказал я, закатив глаза. Сам сделал, да не доделал. Счёты это будут.
Какие-такие «счёты»? спросил Иван Васильевич.
Он стоял, сурово сведя брови к самой переносице.
Вот сюда вставлю спицы и надену на них бусины. Туда-сюда перекладывай и считай. Проволоку у кузнеца возьму, бусины выточу и И всё. Не успел сегодня.
Царь взял коробку, покрутил, понюхал.
Точно свежесделанная. Морилкой и деревом пахнет. А клетки зачем белые и тёмные?
Так красивее. Другого рисунка не придумал.
Сам делал?
С плотником. Я бусины точил на станке. Не доделал.
На точильном станке, значит, можешь работать?
Царь вопросительно посмотрел на Головина. Тот развел руками и пожал плечами. Дескать, ведать не ведаю, откуда, что берётся у этого отрока. Я мысленно усмехнулся, думая, как бы не переборщить с умничанием. А то отправят ещё на исповедоведь со всеми вытекающими из неё последствиями.
Сегодня научился. Плотник показал. Наука не мудрёная. Дави себе педаль, да точи резцом деталь.
Царь снова посмотрел на Головина.
Плотник у меня знатный рукодельник. Такие сундуки ладит, залюбуешься. Бражничает мал-мала, но не запойный.
Понятно. Молодец, похвалил он меня. А про шахматы что-нибудь слышал?
Я отрицательно покрутил головой. Да так сильно покрутил, что у меня выперся вперёд пузырь рубахи с мешочком шашек, которые предательски зашуршали.
Что это у тебя там? подозрительно спросил Иван Васильевич, ткнув меня в живот.
Гороховая каша, небось
Я тебе дам, «гороховая каша». Шуршит у тебя там что?
Он приблизился и потрогал образовавшееся на рубахе «пузо».
Достань-ка.
Я вздохнул и, снова начиная дрожать коленками, вытащил мешочек с шашками.
Это недоделанные бусины, что на станке не доделал.
Дай сюда!
Царь развязал верёвочку и вытащил двумя пальцами из мешочка деревянный кругляш величиной с ноготь большого пальца руки взрослого человека.
О! Глянь-ка, Михал Петрович! Знаешь, что это?
Как не знать, великий государь, сказал и вздохнул Головин. Даже слово выговорить боязно.
А ты не боись, тут ушей нет.
Боюсь, государь.
Ну, так я скажу. Это «шашка». А какое у нас наказание играющим в шашки?
Так, это На кол садют.
Так я не играл! возопил я, дрожа всем телом и обливаясь потом.
Ты их сам сделал, а это ещё и худшее.
Я не знал! простите меня, великий государь.
Я упал на колени, как подрубленный и больно, кстати, ударился. Ударился и заплакал. Слёзы брызнули такие крупные, что моментально вымочили мою рубаху.
О, ты какой! удивился чему-то царь. Ему ещё и кола не показали, а он жалиться. А ежели на дыбу? Как ты государеву тайну хранить будешь?
Голос Ивана Васильевича показался мне каким-то слишком мягким и добрым. Я открыл глаза и увидел его улыбающееся лицо. Дед тоже улыбался.
Что? спросил я, ничего не понимая. Какая тайна? Какая дыба?
Царь подошёл ближе и положив ладони на плечи, заглянул мне в глаза.
Это мы шутковали, отрок. Прости нас грешных, за потеху над дитём. Не отдадим мы тебя попам. Мы и сами в грехе живём Да Михал Петрович?
Так и есть, государь, вздохнул Головин. Грешен, прости Господи, люблю шахматы. А вот в шашки давно не игрывал.
Так жёг я бесовскую забаву два раза. В первый на радость митрополиту Даниилу в году этак пятьдесят втором от сотворения, а второй раз в пятьдесят девятом году на соборе, чтоб им всем пусто было. А шахматы сберёг. Чем бы мы с тобой воевали?
Я стоял, разинув рот. Государь разложил мою доску, проверяя её петельки, высыпал из мешочка шашки и начал расставлять «белые».
Простил?
Простил, буркнул я.
Хотел сказать: «Бог простит», да что-то удержало.
Ну, расставляй тогда. Играть-то можешь?
Я кивнул и длинным рукавом вытер сопли и слёзы, сильно шмыгая носом.
Смотри, мозги не всоси, серьёзно сказал он. так бывает.
У меня крепкие мозги.
О! Вот сейчас и проверим. На щелбаны играем. Идёт?
Идёт, снова шмыгнул носом я, но уже несколько аккуратнее.
Не боязно будет в царский лоб бить? коварным голосом спросил Иван Васильевич. Ежели выиграешь, конечно. Давненько не брал я в руки шашек.
Я с удивлением воззрился на него.
Что? спросил он. Что-то не так?
Ходи, государь.
В шашки я играл не плохо, а вообще никак. Как, впрочем, и в шахматы Но я этому совсем не удивился. Лет-то мне было сколько? Восемь! Да и видел я шашки в первый раз, кажется
Короче Я проиграл Ивану Васильевичу два раза, и он понял, что в шашки я играть совсем не умею. Он так и сказал, потирая ноготь среднего пальца, ушибленный о мой лоб:
Не-е-е, Михал Петрович, это не соперник. Давай-ка ты, лучше садись.
Головин с удовольствием пересел за моё место на табурет, а я пересел, потирая рукой отбитый лоб, на скамью, стоящую у раскрытого окна. Солнце заходило и отражалось розовым на движущихся в сторону севера облаках. С пересыхающей реки летели комары.
Может прикрыть окно, государь? Заедят же тебя ночью!
Закрой-закрой, Федюня. Спаси тебя Бог. Вишь, Петрович, какой заботливый, у тебя внук растёт. О государе заботиться, чтобы кровушку лишнюю не пролил.
Да, за такое и наградить не зазорно.
Кстати о «наградить» Государь, эти шашки я для тебя делал. В дар. И мне самому ничего не надо. Но просил помочь плотника, которому обещал за скорую работу целую копейку. Не даш-ли?
Копейку? удивился царь, потирая лоб и замахиваясь на казначея локтем. Есть у нас копейка в казне, казначей?
Есть, великий государь. Копейка в казне найдётся.
Ну, так выдай.
Так Казна уже закрыта.
Ты из своих выдай, я тебе завтра отдам.
Голованов притворно вздохнул.
Вот так всегда, Федюня, «дай свои, потом отдам»
Он полез в кошель и, вынув московку, передал её мне.
И не отдаю, скажешь?! возмутился государь.
Отдаёшь, конечно, но ведь я всю ночь мучится буду А вдруг именно завтра и не отдашь. Очень я всегда переживаю.
Ростовщик. Нехристь.
Обижаешь, государь. А то, что в рост даю Так и церковь твоя не брезгует этим.
Государь вздохнул и двинул шашку.
Как с этим быть? Ума не приложу. Монастыри зажрались, прости Господи. Запрещают игры для ума, а сами людьми торгуют и в рост дают В половинный рост. Тьфу! Зевнул! Сдаюсь!
Он снова подставил лоб.
Правильно попы говорят, что шашки вызывают гнев и вражду. Я уже готов тебя отдать тиуну.
Вот почему я с тобой, государь, и не люблю играть. Очень уж ты горяч и гневен бываешь, когда проиграешь.
А ты поддался бы.
А ты накажешь за это.
Царь рассмеялся и посмотрел на меня.
Спасибо, тебе Федюнька, что помог сегодня здоровье поправить и день скрасил.
Он поднялся, прислушиваясь к спине, из кресла, подошёл к сундуку и вынул из него приятно звякнувший серебром кожаный мешочек.
Тут сто копеек. Это тебе за заботу твою. А за шашки тебе завтра казначей столько же выдаст. И на баланс прими, шашки-то.
Ага И на баланс поставлю и в подотчёт тебе, государь, выдам, сказал Головин и рассмеялся.
Рассмеялся и государь.
Вскоре мы ушли и до дома шли молча, только дед иногда поглаживал меня по голове, словно проверяя, на месте ли она. Я после этого поправлял волосы, словно тоже проверяя её наличие. И я, действительно, не до конца верил, что моя голова цела и я не сижу на колу, и даже не четвертован. Только уже прощаясь у моего крыльца дед, снова потрепав меня по волосам, попытался разглядеть мои глаза, и в это время его зрачки отразили луну.