А что я? Женился на волоокой девице. Работал на том же предприятии. Года через три развёлся. Почему? Потому что я маменькин сынок, я же говорил. Теперь вот обитаю в той же квартирке как никому не нужный перспективный (ха-ха!) специалист. Сколотил несколько месяцев назад скамейку и выхожу посидеть. Зачем? А вдруг Пашка вновь придёт и позовёт меня?
Санкт-Петербург
Янус
Она всю ночь сидела на подоконнике, держа в руках кружку крепкого чая. Кто же это всё-таки?
Они познакомились вчера вечером. Вполне буднично и почти книжно. Она любила коротать вечера в маленьком уютном кафе на берегу моря: закат догорал на горизонте; его последние краски отражались в бокале красного вина; одинокий музыкант изливал душу равнодушным посетителям.
Как обычно, она то читала книжку, то смотрела на чаек, бродивших по берегу.
Вдруг к ней подошёл некто молодой и высокий, и в витиеватых выражениях пригласил на танец. «Отчего же не потанцевать, если я тоже молодая и высокая?» Так и началось многообещающее, как ей тогда казалось, знакомство. Он был альпинистом, недавно вернувшимся с Эвереста. И хоть покорить вершину в этот раз не удалось, впереди были новые заманчивые старты. Одновременно он учился в престижном столичном университете и всерьёз увлекался теннисом. Вообще прекрасный незнакомец вёл совершенно рекламный образ жизни, и его рассказ был удивительно красочен и логичен. Однако и это её весьма и весьма насторожило судя по его речи, филологией высокий и красивый увлечён не был. Когда же он рассказывал, как чуть не утонул, катаясь на водном мотоцикле по волнам Аральского моря, у него самым неожиданным образом обнаружился такой недостаток туалета как полное и, по-видимому, постоянное отсутствие носков. Но слова и движения незнакомца были настолько уверены, настолько точны и убедительны, что к концу вечера она должна была признаться себе, что он очень даже «ой-ой-ой».
Потом они гуляли по ночному городу и уже под утро забрели в только что проснувшийся парк культуры и отдыха. Было немедленно решено прокатиться на колесе обозрения. Сонный контролёр вяло протянул две белые бумажки и пустил в кабинку. Она, кстати, вовсе не внушала доверия, стонала от ветра, как души Эреба2, и грозила обрушиться с высоты птичьего полёта. Но это обстоятельство их не остановило, хотя Ромео вдруг заметно сник.
Кабинка поплыла наверх, приводя пассажирку в настроение булгаковской Маргариты при разгроме квартиры критика Латунского. А на её спутника было жалко смотреть: он беспокойно оглядывался, как мартышка в ожидании удава, проверял надёжность конструкции кабинки, просил спутницу не совершать резких движений. Та его не слушала: улыбалась огням города, что-то кричала морским далям, посылала воздушные поцелуи парочкам, застывшим на скамьях. Потом она начала весело обдумывать ситуацию, в которой можно будет поцеловаться, а затем грациозно помахать ручкой, чтоб на следующий день сдаться на милость победителя.
И тут случилось неожиданное.
Ромео вдруг странно засуетился. Закрыл лицо руками, потом прокричал вниз:
Опускай немедленно!..
Зачем-то рванулся на выход (на высоте восьмого этажа), и ей стоило больших усилий остановить его. Он кричал, умолял выпустить его и, в конце концов, самым постыдным образом, заплакал. Она не знала, как себя вести. Хотела было рассмеяться и увлечь его разговором, но вид смертельно напуганного мужчины вовсе не настраивал на беседу. Потом хотела обнять его, успокоить, но он оттолкнул её. Так, в подвешенном состоянии, они и спустились вниз.
Чуть позже было классическое и уже ему одному казавшееся неизбежным провожание её до дома. В ходе прогулки до дверей ей было математически объяснено и оправдано существование страха у каждого человека в экстремальной ситуации. Одним из доказательств было, например, то, что Маяковский боялся прикоснуться к дверной ручке из-за микробов. Всё это было хорошо, а в конце даже стало совсем гладко, так что она даже позволила себе осторожно посмеяться. Наконец дойдя до её дома, они быстро попрощались и разошлись: «завтра на том же месте, в тот же час».
И вот теперь она сидела на подоконнике и пила крепкий чай.
Именно после случая на колесе обозрения появилось много вопросов. Если он альпинист, то почему боится высоты? И какой же он теннисист, если называет сеты таймами? И вообще, почему у него не было носков? В столице теперь такая мода? А эти ругательства на первом свидании Что будет на втором? Пушкин тоже ругался Но он ещё и написал «Евгения Онегина» Происходило странное событие: складывалось два образа человека, незнакомец был подобен двуликому Янусу. В один образ хотелось верить, но с другим приходилось мириться. Она всю ночь просидела на кухне.
На следующий день на свидание не пошла: Аральское море почти высохло.
Екатеринбург
Религиозное воспитание
Кто из нас не помнит 90-е годы? Золотые цепи и малиновые пиджаки, уличные сражения, непредсказуемость быта и полный хаос во всех сферах политической и экономической жизни.
Но беспорядок был не во всём именно в ту инфернальную пору возрождалась церковь. В городах и сёлах вдруг забегали бодрые люди в чёрных одеждах; старушки опасливо вытаскивали из сундуков старинные иконы; словно грибы после дождя всюду появлялись церкви маленькие и большие, деревянные и каменные, роскошные и не очень.
Государство и церковь опирались друг на друга, как два хромых близнеца. Кто-то неведомый и могучий учредил множество организаций разной степени патриотизма, деятельность которых патронировалась людьми с золотыми крестами.
В нашем городке тоже построили храм. Потом прислали из столицы отца Геннадия двухметрового детину с блестящими перстнями на руках и повадками капитана строительного батальона. Подобно сказочному Добрыне он насаждал православие в наших краях. Его чёрный «Ниссан» был грозой местных раскольников и атеистов. В качестве исполнительной власти при отце Геннадии назначили Сеньку Гвоздя бывшего вора и предводителя разбойников, которого боялись все окрестные торгаши. Теперь Сенька расхаживал в новой форме казачьего атамана и время от времени показывал детям огромную саблю, бессильно болтавшуюся на его левом боку.
Этот дуумвират казак и священник безраздельно господствовал в духовной жизни нашего тихого городка.
Однажды местные музейщики решили устроить детский праздник. Силами пап и мам возвели декорации большую избу некого былинного богатыря, лабаз, в котором герой должен был хранить продукты («негоже богатырю ходить на битвы голодным») и постройку без окон возможно, пристанище боевого коня.
Решили, что краеведы будут рассказывать историю города и окрестностей. Для воссоздания колорита далёких языческих времён кое-кто из пап согласился нарядиться лесными богами, а кое-кто из мам (к незримому удовольствию пап) русалками. Роль водяного поручили сторожу Василию, которому для исполнения этих функций костюм почти не понадобился.
Праздник прошёл на ура.
Дети радостно визжали во время неуклюжих танцев леших и синхронного плавания русалок, а историки взахлёб рассказывали про очередные покорения и взятия. Потом взрослые готовили обед на костре и пели песни. Репертуар последних был необычайно широк. Только поздним вечером усталые, но довольные люди разъехались по домам.
А на следующее утро организаторов этого мероприятия вызвали к отцу Геннадию.
Священник жил в большом деревянном доме на окраине города. Дом был украшен резными наличниками и изящными железными дымниками. Высокая ограда с дубовыми столбами скрывала резиденцию от взглядов посторонних. Над воротами висела икона, привезённая паломниками из Греции. Её золотая фольга ярко горела в солнечные дни.