Медленно выдохнув, Мерритт пропустил пальцы через свои волосы длиной до плеч, наполовину спутанные оттого, что он всю ночь ворочался и метался.
Очень может быть, что он тоже общающийся. Или хотя бы знаком с такими, настаивала Хюльда.
Она имела в виду Нельсона Сатклиффа. Человека, который, предположительно, был его биологическим отцом, занятный факт, который Мерритт недавно узнал. Забавный, зазубренный кусочек пазла в хаосе его жизни. Это секретное отцовство было причиной того, что его отец Питер Фернсби, человек, который вырастил его, так сильно его ненавидел. Настолько, что с помощью взятки заставил возлюбленную Мерритта разыграть беременность, лишь бы у него была причина лишить его наследства и вышвырнуть из дома.
Но Нельсон Сатклифф был в Кэттлкорне, родном городе Мерритта. Родители Мерритта тоже были в Кэттлкорне. А он не разговаривал с ними или хоть с кем-то из своей семьи тринадцать лет. Питер Фернсби об этом позаботился.
Мерритт отлично понимал, что с этими новыми открытиями нужно разобраться. Что с Сатклиффом и Питером тоже нужно разобраться. Он должен был он хотел вернуть себе семью, которую столь несправедливо отобрали у него. И все же одна мысль о том, чтобы вновь ступить на землю этого городка, вызывала тошноту. Заставляла голову кружиться и отключаться. Он просто не мог.
Веееееееетер.
Да знаю я, что там чертов ветер! Мерритт беззвучно наорал на дерево, а затем швырнул в него блокнот. Тот с глухим ударом угодил в окно и упал на пол.
Мерритт, Хюльда поставила свечу и обхватила его лицо руками, заставляя посмотреть на нее. Сконцентрируйся на мне. Слушай мои слова. Попытайся отгородиться от всего остального.
Проще сказать, чем сделать.
Видимо, эта мысль отобразилась на его лице, потому что Хюльда добавила:
Я знаю, что это скучное упражнение, но, прошу, попытайся.
Мерритт подавил вздох и посмотрел Хюльде в глаза, почти карие в этом скудном освещении. Она принялась читать детский стишок, а Мерритт невнимательно его слушал, больше заинтересованный движением ее мягких, полных губ, чем собственно словами. Ни за что на этом благословенном свете Хюльда не позволит ему поцеловать ее здесь и сейчас. Они были не вполне одеты, и была середина ночи, а они находились в его спальне. Она для этого слишком порядочна, и, если честно, это к лучшему. И все же. В этот момент Мерритт ничего не хотел сильнее, чем быть рядом с ней. Если он не мог ее поцеловать, то ему бы хватило положить голову ей на грудь, закрыть глаза и, может быть, заснуть.
Она закончила стишок. Заглянула ему в лицо.
Получше?
Слегка, просипел он.
Хюльда чуть улыбнулась.
Давай я заварю тебе еще чаю. Может, в этот раз он поможет, в ее голосе слышалось сомнение, но она старалась, и он ценил ее усилия. Подобрав свечу, она встала, проверяя, туго ли завязан узел халата. А еще остается вопрос с она замолчала и оглядела его, сгорбившегося на сундуке и потирающего горло. Неважно. Займемся этим утром.
Спасибо, сказал Мерритт, но вышло грубо и неразборчиво. Звук топающих лап за дверью возвестил приход Оуэйна, но Хюльда выскользнула наружу и отослала того обратно спать. Первые несколько ночей он провел в комнате Мерритта, но его мысли лишь усугубляли ночную какофонию, так что Хюльде пришлось переселить его в гостиную.
Свернувшись на сундуке, Мерритт положил голову на матрас, и сон смежил его веки.
Мгновение спустя тихие мышиные переживания просочились в его разум.
* * *
Значит, я могу ухаживать за тобой только вне стен этого дома?
Хюльда закатила глаза Мерритту стало интересно, сознавала ли она, как часто это делает и как это не вязалось с ее в остальном дотошной и пристойной личностью. Она провела ладонями по крышке обеденного стола, затем свела их вместе.
В мои намерения не входит накладывать ограничения на наши ухаживания, мягко сказала Хюльда. Как будто она все еще не могла поверить, что девять дней назад ответила на его признание и поцеловала его на фоне дикой природы острова. Мерритт попытался спрятать улыбку, но не очень в этом преуспел. Я просто говорю, продолжила Хюльда, что это неуместно в рамках наших ролей хозяина дома и экономки.
Мерритт подавил зевок он все же смог вчера снова уснуть, получив аж целых четыре часа отдыха, и повернулся к окну, надеясь, что солнечный свет придаст ему бодрости. Несколько снежинок пролетели мимо окна столовой, которое недавно починила волшебная дворняжка с просто нелепым количеством чар хаократии, привязанных к ее душе. Была середина утра, но, глядя на задушенные облаками небеса, можно было решить, что сейчас гораздо позже или гораздо раньше. На Восточное побережье перебиралась зима, почти не оставляя осени шанса посетить новоселье. И все же казалось, что их маленький остров в стороне от всего этого оставшиеся на деревьях листья были более ярких тонов красного и более насыщенных оттенков желтого, а дом каким-то образом был не тронут погодой, несмотря на отсутствие таинственного волшебства. Иногда Мерритт забывал, что дом больше не зачарован маленький секрет, который знали лишь те, кто жил в его стенах, плюс еще один человек, и иногда подозревал, что тот все еще мог быть волшебным.
Что-то загремело на кухне, где Батист, их повар, уже готовил обед. Мерритт точно не знал, куда подевалась Бет. Скорее всего, она старалась не попадаться на глаза. У нее был талант знать, когда идет разговор личного характера, может, из-за ее дара ясновидения. Странно было вести личные беседы, по сути, в общей комнате, но, если Хюльда так переживала из-за того, что Мерритт может ухаживать за ней в доме, она бы точно не допустила такого разговора в его или ее спальне.
Наверное, во всем виноват тот факт, что он вчера был без рубашки.
Что-то коснулось его ноги. Ах да, Оуэйн. Мерритт все еще иногда забывал, что у бывшего призрака этого дома теперь снова было собственное тело. Оуэйн ужасно любил подслушивать. Оно и понятно когда его дух владел домом, он мог смотреть и слушать все, что хотел. Теперь же ему приходилось прикладывать реальные усилия, чтобы добраться до того места, где проходил разговор. И все же он был в этом весьма хорош. Может, не стоило Мерритту подстригать когти Оуэйна. Может, стоило обзавестись ошейником с колокольчиком.
Касательно экономки, подчеркнул Мерритт. Ты технически не
Да, я знаю. Хюльда переплела пальцы рук. Она сидела во главе стола, совсем рядом с Мерриттом, спиной к окну. Убранные с лица волосы были стянуты в менее суровую прическу, чем прежде, и все же каждая шпилька и каждый локон были расположены идеально. Словно ее изваял из мрамора сам Микеланджело. Она надела свое самое строгое платье, оливковое, с таким высоким воротником, что он мог бы задушить ее, и рукавами, доходящими до ладоней, и Мерритт догадывался, что это тоже неспроста. Устанавливать границы оказалось бы гораздо труднее, если бы были видны ее восхитительные ключицы. Возможно, у меня уже и нет права так называться.
Ее очки в серебряной оправе соскользнули с носа. Потянувшись вперед, Мерритт осторожно вернул их на место. Ее ореховые глаза встретились с его, и прелестный розовый румянец выступил на ее щеках.
Затем она выпрямилась, отодвинувшись от него подальше.
Мерритт вздохнул.
Из БИХОКа нет вестей?
Хюльда покачала головой:
Никаких с того письма об отставке.
Она имела в виду письмо Миры Хэй, главы Бостонского института хранителей очарованных комнат. Миры, которая помогла разобраться с тем жутким делом Сайласа Хогвуда и которая его, собственно, начала. Она прислала письмо с прошением об отставке всего через несколько дней после происшествия в Маршфилде, а затем исчезла, даже не попрощавшись. Хюльда узнала об этом от третьего лица, Сэди Стиверус, секретарши БИХОКа, а Мерритт услышал от Хюльды. Никто не знал, куда уехала Мира, и это очевидно беспокоило Хюльду. Возможно, все было бы не так плохо, будь это просто ранний выход на пенсию, однако, выбравшись из того темного, скособоченного дома, в стороне от беспорядка и дозорных, Мира резким, но приглушенным голосом четко сказала ей одно.