Скажу: прекрати мучить животное!
Савченко с удивлением посмотрел на свои пальцы.
Ну и шо? Подумаешь, нашёл животное. Это же не кошка, чтобы жалеть! Гена задрал ногу в сандалии и стал дёргать ею, что-то вытряхивая.
Ну и варвар же ты, Хохол, Кирьянов зло посмотрел на Гену. Уверен, что ты и кошке лапу оторвёшь не заплачешь. Щуплый Толик нежно сбросил муравья, заползшего на руку.
Да ладно вам, мужики, шо напали? волейболист откинул в сторону покалеченного кузнечика, подобрал брошенный лопух, снова стал обмахиваться.
Юра потянулся и взял беспомощно барахтающееся насекомое на ладонь.
Дурень ты, Генка. Тебя бы так. Он ведь теперь помрёт без крыла. Лучше сразу задавить, чтобы не мучился. Четверокурсник с силой вдавил кузнечика в траву. Кирьянов вздохнул. Гена досадливо поджал губы.
В это время Тофик Мамедович произнёс по слогам:
Цы-га-нок Свет-ла-на!
Я здесь, Тофик Мамедович, медово пропела ещё одна девушка в строю и прошла на третью дорожку, кокетливо улыбаясь: Позицию заняла.
Это ты из Евпатории? голос Джанкоева зазвучал как в замедленном кино.
Та конешна я, Тофик Мамедович, Света отвечала по-прежнему мелодично, акая, с украинским выговором.
Хорошо Тепло там. Море, преподаватель на мгновение унёсся мыслями вдаль.
А зачёт по лыжам вы будете принимать? вернула его украинка к действительности. Копна русых кудрявых волос, подстриженных в каре, придавала ей задорный вид. А веснушки, полные губы и курносый нос совсем не портили.
При чём тут лыжи? Ты спринтерша, легкоатлетка, спартакиадница, вопрос абитуриентки был настолько не к месту, что рельефные мышцы рук преподавателя, удерживающие списки, напряглись, лыжи у вас будут только зимой.
Та знаю. Ну всё равно: вы или нет? Цыганок залюбовалась бицепсами мужчины. Он это заметил, расслабился и беспомощно произнёс:
Ну, мы, может быть.
Тогда я к вам пойду. Света продолжала кокетничать. Савченко, поражённый мелодичностью её речи, зачем-то взялся перестёгивать пряжки сандалий, продолжая смотреть на дорожку.
Ладно, посмотрим, Тофик Мамедович что-то записал на стартовом листе с именами и продолжил: Николина Елена!
Николина. Я! высокая блондинка со стрижкой «сессун», поправила преподавателя, продолжавшего коситься на Цыганок, и ловким жестом на ходу оправила кримпленовые шорты, обрезанные чуть ниже края ягодиц.
Извини, мужчина снова что-то пометил в ведомости, ты у нас тоже «лёгкая атлетика, спартакиадница» и. тоже «прыжки в высоту»?
Есть такой грех. Хотела пойти метать молот, но массу, как у Юрия Седых, не нарастила. Бегать с высокого старта я, Тофик Мамедович, умею, добавила она, не столько снова осмеивая Кашину, сколько пытаясь разрядить обстановку. Джанкоев улыбнулся. Кто-то хихикнул. Кашина скривила губы.
И последняя: Сычёва, прочёл преподаватель, спорт не указан. Так. Кто Сычёва?
Я Сычёва. Я тоже лыжи, вон как она, прогремел звучный, низкий голос, а взмах руки указал на Маршал. Все посмотрели на Сычёву так, словно она не стояла с ними рядом вот уже битые десять минут, а только что свалилась с неба, в кедах, с нахлобученной панамой и полиэтиленовым пакетом.
О! Ты видишь, Серко, это та, из За Армен указал на дорожку. Они с Сериком явились на стадион только что. Не подозревая, что раздевалки на этом стадионе не было в помине, оба бестолково стояли в городской одежде и держались ближе к финишу.
Сычёва из Загорска, уточнил Серик и всмотрелся.
Похожа, улыбнулся Армен.
Нишево не пахожа. Толка пакет пахожа, а штаны другой. И майка другой, засомневался Серик.
Она, подтвердил Армен, приложив сложенные в бинокль кулаки к глазам, Кеды те же. Я их запомнил; они ей на два размера больше.
Тофик Мамедович тоже разглядывал Сычёву; только не с интересом, а с недоумением. Кашина, Николина и Цыганок вышли на старт в беговых шиповках. На Маршал были кроссовки «Арена», «деревянные», как их звали из-за жёсткости, и единственные, что делали в стране для спортсменов. Кеды в СССР носили обычно те, кто к спорту не имел никакого отношения. Тофик Мамедович хотел что-то спросить, как вдруг вспомнил про утренний педсовет: декан Горобова просила преподавателей, принимающих экзамены, не задавать лишних вопросов абитуриентке по фамилии Сычёва. Молча утерев пот, преподаватель покорно выдохнул.
Сними шляпу, отдай пакет вот тем, кто не бежит, и иди на пятую, приказал он. Указы указами, но он не мог допустить того, чтобы спринт бегали в панамке. Дождавшись, пока странная девушка сделает как он велел, преподаватель обрадованно скомандовал: Всё! Первый забег по местам! Остальные отошли подальше!
Пятеро абитуриенток второго забега встали группой на шестой дорожке, разбитой дождями и снегом так, что использовать её по назначению давно уже никто не решался.
Ну и как тебе, Пан? обратился Гена к Галицкому. Кроме блондинки и с косой смотреть не на что, да? А эта, Цыганок, совсем не цыганок. Рыжая какая-то. Но тоже ничего.
Хороша-а, протянул Кирьянов, одни ягодичные мышцы чего стоят! Толик потёр худой зад.
Гена ответил гордо:
Наша-а. Хохляндия. За версту видать. Мы их там таких штампуем. Глазища у всех во! Ну, и остальным бог не обидел. Есть, так сказать, куда руки положить.
Галицкий усмехнулся: похоже, волейболист старался загладить историю с кузнечиком.
Где-то я уже видел вон ту, в кедах, сказал Кирьянов, почесав теперь нос.
Такое увидишь спать не сможешь! Пошли ближе к финишу. Ща побегут, Савченко вскочил и вышел из тени деревьев ближе к дорожкам. Четверокурсники остались на месте.
А ты чего тут, Толян? Ты же никогда не ходишь на вступительные! мечтательно глядя на спортсменок, Галицкий вытянул травинку. Со стороны финиша к группе стартующих шёл старший преподаватель кафедры лёгкой атлетики Михайлов, тоже со свистком на груди.
У меня Толян поступает, голос Кирьянова был встревоженный.
Для друга это важно, кивнул Юра, закусив прозрачно-зелёный хвостик овсяницы.
Он мне не друг, Юрок, он мне как брат. И даже больше, признался Толик.
Юра хотел схохмить, что «даже больше» может быть только сын, но в результате уважительно промолчал. Особо крепкая дружба между марафонцами и бегунами на длинные дистанции была в лёгкой атлетике делом привычным. В это время на дорожке давались последние распоряжения.
Так, абитуриентки, взяли булавки и быстро прикололи нагрудные номера, Михайлов проверил номера по списку поступающих.
Зачем нам эти картонки? Кашина брезгливо подняла плотную ткань, загрунтованную краской, до уровня глаз. Нас всего пять. Трудно запомнить, что ли?
Первая дорожка, это что за капризы? Номера персональные, вписанные в протоколы, и пригодятся вам для всех экзаменов: и для прыжков, и для гимнастики, и в бассейне, и даже для лыж в декабре тем, кто поступит, Михайлов, раздавая номера, весело посмотрел на Маршал. Всё ясно?
Таня кивнула.
Девчонки, в бассейне его надо держать в высоко поднятой руке, хихикнула Николина, пытаясь согнуть дубовую ткань. Кашина понюхала номер на расстоянии и сморщилась.
Что они у вас так воняют? У меня голова от этого номера заболит, губы Иры сжались ещё больше. И что вот теперь с ним, приколотым, спать надо? Или зимы дождаться, чтобы сдать экзамен по лыжам?
Спать не надо: сразу после забега отдадите булавки им, Михайлов указал на девушек второго забега.
Так у нас же потом сразу прыжки!
И что, первая дорожка, в чём проблема? Они пробегут и тебе тоже сразу отдадут.
А нельзя было придумать способа попроще, чтобы не бегать с булавками по всему стадиону? Кашина демонстративно выставила вперёд ногу, затянутую в мягкую ткань адиадаса из ФРГ, упёрла руки в бока и склонила голову.
Михайлов нахмурился и попробовал добавить в голос металла: