Сегодня различие между хорошей и дурной архитектурой заключается в том обстоятельстве, что дурная архитектура поддается любому искушению, а хорошая им противостоит.
Я как-то заметил, наверное, справедливо: прежняя культура постепенно становится кучей мусора, а затем превращается в горстку пепла; но дух парит над пеплом.
Используют солому, чтобы заткнуть бреши в органическом единстве искусства, но чтобы утишить голос совести, нужно много соломы.
Если кто-нибудь решит, что раскрыл тайну жизни, и скажет себе, что отныне все будет легко и просто, ему на самом деле, чтобы понять, что он ошибается, нужно лишь вспомнить, что были времена, когда его «открытия» не сушествовало; но и тогда можно было жить, а открытие, им совершенное, применительно к былому положению дел выглядит полностью случайным. И так же обстоит в логике. Если вдруг обнаружится «решение проблем философской логики», мы должны остеречь себя: бывали времена, когда таких решений не существовало (при этом люди жили и мыслили).
Энгельман[20] поведал мне, что копался дома в ящике со своими рукописями, и те показались ему столь удачными, что он счел их достойными публикации. (По его словам, то же ощущение возникло у него, когда он перечитывал письма от умерших родственников.) Но представив себе опубликованный текст, он почувствовал, что идея утратила всякое очарование. Я бы сказал, что этот случай объясняет следующее: нет ничего более восхитительного, чем наблюдать за кем-то, кто, не подозревая, что за ним наблюдают, занимается повседневными делами. Вообразим театр; занавес поднимается, и мы видим, как некий человек расхаживает по комнате, закуривает сигарету, садится в кресло и т. д., и мы внезапно понимаем, что наблюдаем за человеком таким образом, как никогда не сможем наблюдать за собой; мы словно воочию видим разыгранную главу из биографии, и это одновременно жутко и чудесно. Куда более чудесно, нежели любая фантазия драматурга, поставленная и озвученная на сцене. Мы наблюдаем саму жизнь. Но когда мы сами находимся в повседневности, она не производит на нас ни малейшего впечатления. Точно так же когда Э. смотрит на свои рукописи и полагает их достойными (пусть даже не готов опубликовать хотя бы одну из них), он воспринимает свою жизнь как Божье произведение искусства, и в таковом качестве она безусловно заслуживает осмысления, как и все на свете. Но лишь художник способен изобразить нечто частное так, чтобы это изображение показалось нам произведением искусства; эти рукописи справедливо утратят свое значение, если мы станем анализировать их по отдельности и без предубеждения, то есть не испытывая заранее энтузиазма от их изучения. Произведение искусства побуждает нас можно сказать и так видеть нечто в правильной перспективе, однако вне искусства объект есть часть природы, подобная всем прочим, и то обстоятельство, что мы им восторгаемся по причине собственной восторженности, не дает никому права показывать его нам. (Я всегда вспоминаю одну из тех безвкусных пейзажных фотографий, которые интересны человеку, их снявшему, потому что он там был и что-то чувствовал, но посторонний взирает на снимки с оправданным равнодушием, насколько оправданно, конечно, смотреть на что-либо равнодушно.)
Сноски
1
Перевод Т. Васильевой.
2
Рорти Р. Американская философия сегодня // Аналитическая философия: становление и развитие. М., 1988.
3
Фреге Г. Логика и логическая семантика. Сборник трудов. М., 2000.
4
Russell B. Logic and Knowledge. Essays 18911905. Lnd., 1956.
5
Russell B. Mysticism and Logic. Lnd., 1918.
6
Urmson J. О. Philosophical Analysis and its Development Between two Wars. Oxford, 1956.
7
Руднев В. П. Божественный Людвиг // Витгенштейн Л. Избранные работы. М., 2005.
8
Пирс пытался создать философскую систему, опирающуюся на достижения и методы науки, но совместимую с догмами христианства. Для этого он полагал необходимым превратить метафизику в строгую науку и доказать, что наука предполагает метафизическое учение, которое не отвергает религию. Он считал, что в любой момент времени наше знание о реальности носит частичный и предположительный характер, посему «значение представления» (о реальности) заключается в его логических последствиях. Прагматизм Пирс определял как «теорию логического анализа, или истинного определения».
Кроме того, Пирс ввел в употребление термин «семиотика» в качестве наименования общей теории знаков.
9
Малкольм Н. Людвиг Витгенштейн: воспоминания // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. М., 1993.
10
Вригт Г. Х. фон. Людвиг Витгенштейн. Биографический очерк // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. М., 1993.
11
Руднев В. П. Языковая игра // Руднев В. П. Словарь культуры XX в. М., 1997.
12
Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986.
13
Страуд Б. Аналитическая философия и метафизика // Аналитическая философия. Становление и развитие. М., 1988.
14
Sluga H. Gottlob Frege. Lnd., 1980.
15
Руднев В. П. Аналитическая философия // Руднев В. П. Словарь культуры XX в. М., 1997.
16
Имеется в виду лейтенант Войеслав Моле, фронтовой товарищ Витгенштейна.
17
Примечания к тексту, отмеченному цифрами, см. в конце книги.
18
Перечисляются классики австрийской культуры: поэт и драматург Ф. Грильпарцер (17911872), поэт Н. Ленау (18021850), композитор А. Брукнер (18241896) и органист И. Лабор (18421924).
19
Арвид Сьогрен друг и родственник Витгенштейна, муж его племянницы Клары Зальцер.
20
П. Энгельман австрийский архитектор, друг Витгенштейна и его биограф.