Норов заказал бокал красного местного вина себе и розового, помягче, Анне; от десертов она отказалась. Укрыв пледом ноги, зажмурившись и запрокинув к солнцу бледное красивое лицо, она молча наслаждалась теплом.
Можно я возьму твой плед? попросила она, открывая глаза.
Конечно, мне он все равно ни к чему. Тебе холодно?
Она укуталась пледом поверх пуховика.
Знобит немного, должно быть, после перелета, с виноватой улыбкой ответила она. Почти восемнадцать часов в дороге! Из Саратова в Москву, потом во Франкфурт, из Франкфурта в Тулузу. Да и не выспалась.
Она выглядела утомленной; легкий макияж не скрывал теней под большими глазами.
Хочешь, вернемся?
Нет, нет! Тут так хорошо! Тепло.
Март. Термометр в машине показывал шестнадцать, а когда ты прилетела, было двадцать.
Двадцать градусов! С ума сойти. А у нас ночью минус десять
Из кафе вышел невысокий блондин лет тридцати пяти, в узких черных брюках, цветном жилете и щегольском бордовом шарфе, завязанном вокруг горла. Сощурившись на солнце, он огляделся, увидел Норова с Анной и подошел:
Salut Paul! Ca va?
Merci, Daniel, рas mal. Анна, это Даниэль, Даниэль это Анна.
Последовал обмен приветствиями.
Впервые у нас? спросил Даниэль.
Анна кивнула:
Сегодня прилетела.
Нравится?
Очень.
Сегодня хороший денек, вам повезло. Profitez. (Пользуйтесь). Не хотите попробовать профитроли? Рекомендую. Наш кондитер ими гордится.
У вас тут свой кондитер?
И очень хороший.
С ума сойти!
Принести?
Спасибо, может быть, позже.
Даниэль вежливо улыбнулся и вновь скрылся в помещении.
Владелец? спросила Анна. Вид хозяйский.
Даниэль Кузинье. Вообще-то салон принадлежит его жене, мадам Кузинье. Он скорее при ней.
Он сам обслуживает посетителей?
Ну да. Есть еще сменная официантка, которая принимала у нас заказ.
У нас владелец нипочем не стал бы сам обслуживать. Нанял бы официантку или даже двух
И еще бармена. И, конечно, уборщицу-таджичку, потому что не будут же бармен и официанты мыть туалет. Всем им он бы стал зажимать зарплату, бармен и официанты принялись бы воровать, а таджичка разводить грязь. В результате заведение закрылось бы через полгода из-за убытков, не заплатив положенной аренды. А называлось бы оно «Элит».
Или «Версаль», улыбаясь, добавила Анна. «Версаль» у нас тоже очень популярен.
Март мой любимый месяц. В апреле тут гораздо хуже, дожди. Январь тут тоже хорош, но прохладнее. Летом аборигены устают от жары и туристов, а зимой и весной они очень милы: оживают, наряжаются. Ярмарки, фестивали, концерты, празднично.
Ты что-нибудь читаешь?
О, много! Раньше не хватало времени, зато последние годы наверстывал с жадностью.
Философию?
Не для моего ума. Не понимаю абстракций, скучно, холодно. В основном, историю.
Русскую?
Русскую в первую очередь.
И какое впечатление?
Слишком много зверства. Гордые красивые страницы тоже есть, но как их мало! Мне хотелось понять, как мы оказались в такой яме.
И как же мы в ней оказались?
Ну, если в двух словах, то мы из нее и не вылезали. Как свалились в нее тысячу с лишним лет назад, так и сидим. Начали с рабства у полукочевых хазарских орд, а заканчиваем сырьевым придатком Китая. Ничего достойного, по большому счету, не изобрели, кроме мата. Тысячу лет распродавали свои природные ресурсы, вырубали леса, уничтожали зверье, поганили землю. Убивали друг друга, обманывали, продавали. Вот, собственно, общий смысл нашей героической истории. Грустно и больно.
Но ведь сколько нам приходилось защищаться! На нас нападали!
Никакие враги не причинили нам столько зла, сколько мы сами. Давай сменим тему.
Давай. Русскую на русскую. С кем в прошлом году ты здесь подрался?
Да ни с кем я не дрался! Это все Ваня придумывает. Французы известные фантазеры.
Попробуем иначе, улыбнулась она. Расскажи, с кем ты не дрался?
Да нечего рассказывать
У Анны зазвонил телефон.
Да. Добрый вечер, в ее круглых глазах отразилось веселое недоумение. Действительно не ожидала Спасибо за приглашение, сейчас узнаю.
Это Ляля, пояснила она Норову. Она спрашивает, не хотим ли мы вместе пообедать. Они заказали стол в каком-то ресторане поблизости.
Норов решительно замотал головой.
Прошу прощения, но сегодня, наверное, не получится. Мне тоже жаль. В другой раз обязательно. Что? Ой, даже не знаю. Секунду. Мы где находимся? обратилась она к Норову.
В Ля Рок.
Мы в Ля-Рок, повторила Анна в трубку. О, чудесное место, тихое, красивое. Сидим в кафе на площади. Народу мало, тепло, солнце профитон, как говорят французы. Хочу сказать, наслаждаемся жизнью. Во множественном числе первого лица. Спасибо. Вам тоже хорошо провести время. Потом расскажете.
Только обедов с ними не хватало! добродушно проворчал Норов, когда она закончила разговор. Для того я сбегаю из России, чтобы здесь коротать время с Лялей и пузатым чиновником Вовой.
Она младше меня почти в два раза и называет меня на «ты», а мне неловко отвечать ей тем же, с улыбкой посетовала Анна. Не могу себя заставить, стараюсь избегать обращений.
Забудь о них. Надеюсь, мы их больше не увидим.
Уже забыла. Так как ты оказался в полиции?
Ну вот, опять! Кстати, не в полиции, а в жандармерии
Пусть в жандармерии.
Да глупая история Возвращался я как-то домой в прошлом году весной из соседнего городишки. Сворачиваю на кольцо, а скорость у меня, надо сказать, была приличная, километров под восемьдесят. Прямо на въезде поперек дороги стоит машина, а в ней интересная дама, из тех, которые любят припарковаться в самом подходящем месте. Тачка, между прочим, модная, купе, то есть, сразу понятно, что гражданке позволено больше, чем всякой деревенщине, вроде меня, который рассекает на драндулете. Перед тачкой, изящно отклячив зад в черных кожаных штанах, расположился некий ну, как его назвать приличным словом? Ладно, пусть будет байкер, а рядом торчит его мотоцикл. Парень наклонился к дамочкиному окошку в позе, оскорбляющей эстетические чувства каждого проезжающего, и премило с ней любезничает. Объехать их очень трудно. Я чуть не вылетел на обочину. Притормозил, посигналил. Они перестали болтать, обернулись, смотрят. Опускаю стекло, спрашиваю: ребята, может быть, вы куда-нибудь сдвинетесь? Красавец тянет мне в ответ средний палец, представляешь? Типа, отсоси. Что прикажешь мне делать? Отсосать? Я аккуратно паркуюсь, вылезаю, подхожу. Он повыше меня сантиметров на пятнадцать, лет сорока, брюнет, подтянутый, смазливый, дерзкий, в общем, французский француз. Из Франции. Мне, между нами, такие даже нравятся, только не в жизни, а во французских кино, там у них и впрямь все отсасывают. Шлем он при этом подмышкой держит!
По-твоему, это особая наглость?
Особая глупость! Нарывается, а у самого руки заняты!
И ты его ударил?!
А ты бы не ударила?
Нет, конечно!
Ну ты кремень! А я, грешник, не выдержал соблазна. Шмякнул разок с правой, не так, чтобы очень сильно, но доходчиво. У него коленки подогнулись, он сразу поскучнел, шлем обронил и присел на асфальт возле дамочкиной тачки. Она взвизгнула в ужасе, рот раскрыла, уставилась на меня и молчит. Не знает, на помощь звать или под сиденье прятаться от такого бандита. Красивая, к слову, девушка. Я вежливо приношу ей извинения за то, что пришлось прервать их беседу, выражаю надежду, что ее друг скоро очухается, желаю приятного вечера и отбываю. Доезжаю до своего поворота к дому, а там батюшки-светы! Жандармы! Ваши документы!
Девушка вызвала полицию?
Да не она, вот ведь что самое смешное! Оказывается, какая-то старая дурища ехала мимо, увидела, как я этого, с позволения сказать, байкера убеждаю быть скромнее, и позвонила жандармам. И главное запомнила мой номер! Жандармами командует такой надутый французище: важный, мордастый, в фуражке, в круглых очках, два передних зуба у него вперед торчат, как говорится, некому выбить. Я уже потом узнал, что его фамилия Лансак. Подле него суетится маленький, чернявый парнишка, услужливый, видно помощник. От этого помощника, кстати, разит, как от винной бочки. И вот надутый Лансак проверяет мое удостоверение, пытается прочесть вслух мою простую русскую фамилию и спотыкается, будто я не Норов, а Зазвездухватуллин. Я терпеливо молчу.