на камень у песчаного откоса.
В него из бронзы вделано кольцо.
В кольце канат с растрепанным концом.
«Что, Александр Иваныч, есть догадки?
у Гусева спросил весёлый Лось.
Зачем кольцо»? «Кругом одни загадки,
ответил Гусев, Мне не довелось
копаться в марсианских огородах».
«Так вот, мой друг, здесь раньше были воды!
Кольцо затем, чтоб бакен привязать.
Он нужен, чтоб фарватер указать!
Здесь высохший канал. Гляди ракушки».
«Хреново здесь с водой, как погляжу
ответил Гусев, Здорово засушен
весь этот Марс, я прямо вам скажу»!
И вот откос открылся белый, белый.
Из твёрдых плит, сиявших, как из мела.
За ним равнина без деревьев степь
На горизонте гор неровных цепь.
«Вернуться нужно нам. Поесть, напиться,
промолвил Гусев, Ни души тут нет».
Сошли с откоса, чтобы возвратиться.
Струило солнце свой горячий свет.
Пошли назад и сразу заблудились.
И долго среди кактусов бродили.
Тут Гусев вскрикнул: «Вот он! Ну-ка, стой»!
И маузер из кобуры долой!
«Кому кричите? Лось остановился.
«Вон аппарат на солнышке блестит»
«Да, вижу, вижу, тотчас оживился.
«А рядом, чуть правее, кто сидит»?
И оба побежали к аппарату.
А существо, что там сидело рядом,
запрыгало меж кактусами вдруг
и взмыло, описав над ними круг.
Большие перепончатые крылья
его легко по воздуху несли.
И Гусев без особого усилья
на мушку насадил его с земли.
Но Лось тяжёлый револьвер у друга
тотчас же выбил, подскочив упруго:
«С ума сошёл! Ведь марсианин он!
И ты, как гость, в его явился дом»!
Закинув голову и рот раскрывши,
глядел герой гражданской в вышину.
В кубово-синем небе, воспаривши,
кружило, нарушая тишину
приятным треском странной формы крыльев,
земную сказку, сделав новой былью,
какое-то большое существо.
И Лось тотчас приветствовал его.
Достав платок, махать им начал птице.
«Мстислав Сергеич, как бы он того,
в нас не шарахнул сверху. Всё кружится,
промолвил Гусев, Я бы снял его»!
Большая птица, между тем, снижалась
и, как с горы на санках, приближалась.
Теперь всё ясно: это человек!
«У нас такого не было вовек!
воскликнул Гусев! Всадник в аппарате
взмыл снова вверх, проделав сложный финт.
Он был в очках. За жёлтой курткой сзади
сверкали крылья и воздушный винт.
Хвост за седлом устройство непростое.
Весь аппарат, как существо живое:
подвижен, гибок, неказист на вид,
но волей седока стрелой летит.
Вот он нырнул, прошёл у самой пашни.
Седок был в шапке, схожей на яйцо.
Он что-то им кричал. Кривилось в раже
его кирпичноцветное лицо.
Затем вблизи от них он сел на поле.
Он был как человек. Он не доволен.
На кактусы поломанные он
указывал, угрюм и возмущён.
«Кончай орать! Катись к нам не обидим!
ему весёлый Гусев прокричал.
«Молчите! Сядем наземь. Там увидим,
его призывы! Лось его унял.
И оба на горячий грунт уселись.
Они на марсианина глядели.
И Лось стал жесты делать: слал он весть,
что очень нужно им и пить, и есть.
И марсианин поглядел немного.
Потом сердито пальцем погрозил.
Достал мешок, ещё раз глянул строго,
швырнул мешок и вновь в седло вскочил.
Затем на высоту кругами взвился,
а вскоре он за горизонтом скрылся.
Открыв мешок, нашли коробок пару
и с жидкостью сосуд, потёртый, старый.
В коробке студенистые кусочки,
в другой из них пахучее желе.
Понюхал Гусев: «Всё. На этом точка!
Такого мы не держим на столе»!
Корзину он принёс из аппарата
«Вот здесь у нас в достатке всё, что надо»!
Немедля Гусев запалил костёр,
достал консервы. Нож его остёр
Открыл жестянки. Мясо солонина.
Поели жадно. Голод нестерпим.
Но всё путём. Консервы из свинины
деликатесы заменили им.
«Мстилав Сергеич, как насчёт запивки?
Ведь фляга марсианской есть наливки!
Отравимся? А может, пронесёт»?
Зубами вынул пробку и вперёд!
Попробовал питьё и смачно сплюнул:
«Пить можно. Отхлебнул большой глоток
и фляжку Лосю прямо в руку сунул:
«Попробуйте! Что виноградный сок»!
И пробуя, сначала пригубили.
Потом вдвоём полфляги осушили.
А жидкость сладковатая была
И сила в ней могучая жила.
Поднялся Лось и сладко потянулся.
Ему приятно, странно и легко
под этим небом. Словно окунулся
в жизнь новую, безмерно далеко
от всех земных печалей и свершений,
от всех забот, потерь и откровений.
Как будто грозный звёздный океан
пронёс его на волю сквозь туман.
А Гусев в аппарат отнёс корзину
и люк снаружи плотно завинтил.
Картуз линялый на затылок сдвинул:
«А мне не жаль, что с вами укатил»!
До вечера бродить они решили
по берегу, вдоль всех его извилин,
оранжевой равниной, по холмам
разведать, что откроется им там.
Они пошли меж кактусов по полю.
Там в зарослях береговой откос.
Приятно и легко шагать на воле.
Но Лось вдруг стал. Как будто в почву врос!
Почувствовал он в зарослях движенье.
Его пронизал холод омерзенья.
Ни шелохнуться, ни бежать назад
Большие лошадиные глаза
из зарослей глядели с лютой злобой.
Полуприкрыты веками они.
Такого моря ярости утробной
он не встречал нигде в былые дни.
«Вы что? промолвил Гусев. И тотчас
увидел в листьях пару жутких глаз.
Не долго думал: маузер и выстрел.
Успел заметить убегает быстро
паук на бурых лапах, полосатый,
огромный, жирный. Выстрелил опять.
Застряла пуля в чудище мохнатом.
Под землю удалось ему сбежать
Глава девятая
Заброшенный дом
Лось с Гусевым от берега шагали
к деревьям вдалеке, вздымая пыль.
Иссохшие каналы миновали,
засыпанных прудов степную быль.
В каналах кое-где под солнцем жарким
виднелись лодок остовы и барок.
А на равнине мёртвой целый ряд
блестящих дисков размещён подряд.
Их пятна тянутся к горам далёким,
к развалинам за рощей, меж холмов.
Вошли в лесок корявый, невысокий.
В нём сетка, меж деревьев у краёв.
Нагнулся Гусев, кочку пхнул ногою.
вспугнуть надеясь, что ни есть живое.
Но человечий череп по траве
скатился в яму с дыркой в голове.
В конце леска развалины, разруха.
Как взрывом развороченный фасад.
Там две стены упали друг на друга,
там балки искорежены торчат.
«О, да, Мстислав Сергеевич, я вижу
тут было дело! Как я ненавижу
проклятую войну и там и здесь.
Везде одно: разруха, смерть и месть»!
Большой паук на мусорную кучу
залез, застыл и снова побежал.
Не пропускает Гусев этот случай:
нажал курок и гада наповал.
Второй паук из дома выбегает.
Бежит к деревьям, в сетку попадает.
Он бьётся в ней, плохи его дела.
Недаром эта сетка здесь была!
Прошли лесок, преодолели сетку
и до построек добрались с трудом.
Там в глубине (такой увидишь редко)
стоял большой, на диво мрачный дом.
Сужались кверху аспидные стены.
Карниз массивный выступил надменно
блестящий, наглый чёрно-кровяной,
он главный вход унизил под собой.
А в стенах дома длинные, как щели,
глубокие отверстия окон.
В них свет дневной проходит еле-еле.
Быть может, там, внутри, не нужен он?
Чешуйчатые, толстые колонны
над входом держат крепко, чуть наклонно,
из бронзы барельеф: там некто спит
Снаружи видный глаз его закрыт.
Три плоские, во весь фасад, ступени
вели к массивным створчатым дверям.
Меж плит висят засохшие растенья.
«Так, что же здесь? Гробница, или храм?
подумал Лось. А Гусев прямо к двери.
Толкнул плечом, открыть её намерен.
Ещё налёг, со скрипом отворил
и осторожно в вестибюль ступил.
Потом они в огромном круглом зале,
где пыльный свет сливался с потолка,
рассматривать предметы, стены стали.
Везде видна художника рука.
На золотистых стенах полосою
мозаика цветистой чередою
пиры изображает и войну,
и звёзды, и бегущую волну.
События истории глубокой.
С врагами расправлялись праотцы.
Пришельцев жёлтокожих невысоких
громили краснокожие бойцы.
Меж звёзд фигура странная летела.
В морских волнах её сияет тело.
Стада животных гонят пастухи,
охота, пляски, птицы и жуки
Мозаика смыкалась над дверями.
Гигантский цирк был там изображён.
И Лось смотрел и шевелил губами,
и повторял одну лишь фразу он:
«Как это странно, голова повсюду,