Наспех пью чай в зимовье. Ружьё вскидываю на плечо!.. и ноги привычно мнут таёжные мхи, перешагивают через поваленные деревья, отыскивают заросшую за лето знакомую тропу таёжный путик. Муж таскает вещи с реки, занят делами, а мне нужно добыть мяса на ужин, собрать ягод до того, как ягодники завалит снегом. А снег может лечь и в эту ночь! Отчего спешу пополнить запасы витаминов на зиму.
Впереди западная сопка, горельник и петляющий в буреломе ручей Хапаян (Хапаянсавитья). Отвыкший от присутствия людей, старый глухарь шумно срывается с макушки высоченной ели и тяжело улетает на противоположный борт таёжного лога. В расстроенных охотницких чувствах провожаю взглядом неспешный полёт шашлыков и жаркого. Мысли грустят: «Ягод нет, птицы нет!.. неужели год пустой?!.. Нет ни брусники, ни шишки, ни голубики! Ни черники, ни водяники! Аномально холодное и сухое лето выдалось неурожайным! Нет ни грибов, ни воды в борах!.. Значит, и выводки боровой птицы сохранились только по берегам ручьёв и рек не нагулянные, не вышедшие, не набравшие в зиму весу!».
Устав с отвычки, усаживаюсь на посеребряненое от лет бревно развалин бывшей вышки старинного геодезического тригопункта, размышляю: «Куда идти?!.. назад по той же тропке, что пришла сюда?.. Перейти лог и поискать улетевшего глухаря?.. поискать рябчиков?..». День повернул к вечеру, это многокилометровый круг по кустам, бурелому, термокарстовым буграм пучения ноги с отвычки выдернешь!.. затемнаю и плутану! Идти через горельник?.. Там моховое болото буду через пару часов дома, только ноги повытяну в болотине и шансов, кого-либо добыть ноль. Болотная чистовина тянется почти два километра вымотает всю душу! Куда же пойти?.. никак не могу решить.
Колеблюсь. Встаю и иду на юг. Делаю десяток шагов и возвращаюсь. Сажусь на то же брёвнышко. Опять думаю и сомневаюсь: «Вернуться той же дорогой, что шла сюда?.. легко и не устану. Но там пусто, ничего не добуду, впустую прохожу. Внезапно, в зарослях тальника Хапаяна промелькнул Дружок. «Какой-то странный! Или не Дружок?.. слишком тёмный! Как-то необычно ведёт себя?!..». Послышалось непонятное ворчание. И тут! Совершенно с другой стороны, сбоку, со стороны горельника, прибежал Дружка и серьёзно взлаяв, убежал в заросли ручья, откуда слышались непонятные звуки.
За кем бегает?!.. не могу понять, прислушиваюсь. Послышалось, словно кто-то заскулил. «Непонятно! необычные звуки! Мерещится?!..», размышляю в недоумении. Присматриваюсь. Показалось, вроде бы Дружка бегает по чьим-то следам, непрерывно мелькая в кустах, то там, то там! И как-то чересчур шустро оказывается одновременно в разных местах!
Поднимаюсь и иду на север. Делаю пару шагов и заново останавливаюсь. «Что за чушь?!.. туда-сюда мечусь!..», корю себя за метания. И вопреки разуму вновь поворачиваюсь и сызнова иду на север, словно кто-то незримый водит по кругу, не отпускает, заставляет идти в другое место, иным путём. Непроизвольно сам собою взгляд упирается в вывал бурой глины. Там, на рукотворном земляном бугорке лежит старинный ржавый кованый гвоздь, которыми в тридцатые годы прошлого столетия скрепляли громадные брёвна геодезического тригопункта топографы первопроходцы.
Брёвна деревянного монументального сооружения давно сгнили. Высоченная бревенчатая вышка упала под натиском ветров и от ветхости, а гвоздь лежит ржавый, неровный, более тридцати сантиметров в длину, сантиметр толщиной, четырехгранный. «Нечасто эдакие теперь встречаются! Лишь в стародавних сооружениях», поднимаю историческую реликвию геодезии и металлургии, рассматриваю. В душе мельтешит странное ощущение: «Будто бы специально кто-то положил на самом видном месте этот гвоздь и именно для меня!».
Кручу гвоздь в руках: «Тяжёлый! Кованный и острый, как пика! Таким, чуть подточить, и медведя можно прошить насквозь, если нападёт», странная мысль началась мыслиться и не домыслилась, прервалась. Сбрасываю рюкзак наземь и кладу гвоздь в его недра, решив: «В хозяйстве сгодится!». Закидываю на спину, глухо затягиваю лямки; перешагиваю через противопожарную канавку, оторачивающую тригопункт и теперь шагаю домой (в избушку) ближайшим болотным путём, обходя по склону с востока горельник, надеясь по пути набрать черники, если встретится.
Дружка носится галопом, нюхает следы, работает охотником, ищет дичь. Минут через пять, ноги с глины ступают на мягкую зеленую моховую подстилку. Тут и там появились молодые сосенки, кедрушки. Они ещё вовсе низенькие, едва поднимаются от зарастающей, выгоревшей в лесном пожаре земли. Лес потихоньку восстанавливается, оживает после испепелившего его огня. Выжили и отдельные молодые сосны. Их очернённые, обожженные стволы раздались вширь и упрямо устремились в небо в жизнь. Не все деревья выжили. Поваленные ветром, погибшие кедры сейчас чернеют обугленными скелетами. Сила земли заботливо обвивает их мхами, ягельником, черничником, брусничником, голубичником. На облетающих в зиму кустиках черники ныне висят обмякшие подмороженные ягодки. Местами буреют единичные кисточки выспевшей брусники. «Наберу, хотя бы с кружку для пирожков», решаю остановиться и собираюсь скинуть рюкзак.
Неожиданно впереди пробежал рысью озабоченный Дружка: «Кого-то гоняет?!..», туда-сюда, там и сям мелькает его бок. «Какой-то слишком бурый?!.. то пёстрый!.. то бурый с белым!», ничего не пойму!.. Что происходит?!..». Кусты качаются! Слышен топот. Беготня! Возня!.. «Кабаны?!.. выводок поросят?!..», пытаюсь рассмотреть мелькающие тени. Внезапно выбегает мой пёс, а за ним бежит нечто бурое с белым пятном догоняет! Дружка лихо убегает со всех четырёх лап! Росомаха?!.. это уже серьёзно! мелькает догадка. Надо выручать собаку! Делаю шаг вперёд и не успеваю: на меня летят медвежата! Они не видят меня. Камуфляж при неподвижности растворяет человека на фоне осеннего леса, а медвежата в испуге смотрят лишь себе под лапы, а не вперёд, куда бегут.
Дело плохо!.. нужно живо уходить, пока мамашка не объявилась следом за чадами!.. пытаюсь бесшумно уйти. Поздно! Медвежонок пестун, углядев меня, экстренно тормозит всеми четырьмя лапами в метре от моих ног. Он едва не врезался в меня головой! И с перепугу немыслимо шустро карабкается на сосну у меня под носом; забирается на самую макушку тонюсенькую! С хилыми хрупкими веточками. Раскачивается, рискуя свалиться на мою голову. Остальные «братики и сестрички», обнаружив человека, молниями взмывают на соседние хлипкие молодые деревца. Не досмотрев за их размещением по соснам, пятясь, бесшумно отступаю. И тут замечаю, как мимо, в десятке шагов, внизу, по ручейку, мчится Дружка, а за ним гонится медведь!
Лишь бы не заметил! не дышу, надеюсь: не заметит. Уже почти убежав за Другом в кусты ольхи. Поздно! Медведица резко бросает преследование пса, останавливается, поворачивает голову в мою сторону. «Учуяла!», слеповато внимательно вглядывается в меня. И неожиданно бежит прямо ко мне!..
Продолжаю стоять, не шевелясь. Зверь не выглядит крупным и опасным, но секунды!.. и из-за склона ложбины прямо передо мной вырастает огромная гора! Перезарядить дробовой патрон на пулю не успеваю. Всё происходит, словно в калейдоскопе, где секунды, миги спрессованы в вечность! А вечность не имеет длительности и измерения. Показавшаяся первоначально маленьким неуклюжим медвежонком, чуть крупнее Дружка, медведица, набирая скорость, выросла в метре в шаге! от меня необъятным исполином, в десятки раз превосходящим по весу, росту, силе и мощи человека. По-прежнему пытаюсь не делать резких движений, не провоцировать нападение.
Уходи! говорю ей. Она останавливается, молча внимательно рассматривает незнакомку. Свиду выглядит вполне безобидной: «Тёмно-бурое лицо вроде бы миролюбиво?!.. глаза внимательно глядят в мои, думают, решают».