Видно, понял это и моряк, потому что поднял руки в знак полного повиновения. Дубинку он отдал товарищу, у которого был кортик от греха подальше.
Грозный городовой уже собирался уходить, но вдруг его кто-то окликнул: «Парфен Каллистратович! Парфен Каллистратович!». Все как по команде оглянулись.
Из-за углового дома выехала карета, запряженная четверкой лошадей. Приближаясь к стоявшим возле дороги людям, она сбавила ход. Из закрытой коляски по пояс высунулся прилично одетый господин, держа в одной руке початую бутылку не то вина, не то коньяка, а в другой какой-то белый предмет. Господин этот, вне всякого сомнения, был изрядно пьян, потому что помимо имени блюстителя порядка выкрикивал еще что-то, чего разобрать было невозможно, преглупо при этом улыбаясь.
Поравнявшись с городовым, лошади потопали рысью, очень медленно. Через несколько шагов и вовсе остановились. Пьяный господин передал блюстителю из рук в руки белый предмет, захохотав при этом так, что одна лошадь даже громко заржала ему в ответ, будто понимая, о чем речь.
Ха-ха-ха, Каллистратыч, ха-ха-ха!!! Потерял, mon cher, ха-ха! Бежал сломя голову, да? Неужто народовольцы самого государя схватили, а ты побежал спасать, да? Ой не могу!
Городовой прервал эту бессмысленную тираду и выхватил белый предмет из рук пьяного. Теперь остальным было видно, что это белая фуражка, какие по форме положено носить городовым.
А я еду, значит, от Быстряковых, обед у них был. Ик! А кучер мой и говорит: «Смотри, Евгений Палыч, ик! что это на дороге валяется? Никак шапка городового!» Ха-ха, шапка! Ик!
Смеяться уже, видно, у богатого франта не осталось сил, поэтому он начал икать.
Да ладно тебе, чего уж там! Нахмурился городовой, но опустил голову. Видно было, что он не хотел ронять своего достоинства, но ему все-таки было стыдно за потерянный головной убор.
Да ладно, не летай главное так больше. Ик! Ты мне вот что лучше скажиОоо, Петр Петрович, моё почтение!
Франт в карете увидел Островского, чему, было видно, несказанно обрадовался.
Здравствуй, Евгений. Какая встреча! Поздоровался промышленник, подойдя к тротуару.
Рад тебя видеть, друг! А я, представь, только от Быстряковых. Ик! В покер играли, тебя жаль не было. Вздул меня этот шельма Штурский, польская морда. Ик! Ну что же мне из этого, ик! пропадать, что ли? Выпить хочешь?
И он протянул ему бутылку. Петр Петрович вежливо отказался, сославшись на то, что они спешат домой.
Так садитесь ко мне, неожиданно предложил пьяный франт. Я еще не забыл, слава Богу, где вы живете. Сколько вас?
Я, дочь и вот этот господин.
Антон вежливо кивнул, хотя сам не знал, для чего. То ли выразить почтение, то ли показать, что именно он и есть «этот господин». Такое обращение ему немного польстило, потому что для господина, как он считал, был еще слишком молод.
Очень приятно. Евгений Палыч Чернокуцкий. Залазьте, у меня как раз три места. Игнат! Крикнул он кучеру. В дом Петра Островского, да поживее!
Никто отказываться не стал, потому что очень уж сильно хотелось попрощаться с этой неприятной компанией.
Петр Петрович поддержал дочь за руку и помог подняться в экипаж, а затем влез туда сам. Таким образом, они оба разместились напротив Евгения Павловича. Последним зашел Антон, занимая свободное место рядом с хозяином пролётки. Приятно скрипнула под тяжестью его тела кожаная седушка.
Коляска была красивая, из дорогих, отделанная по углам золотистым цветочным орнаментом. Все внутри было темно-бардовым. Студент понимал, конечно, что так кажется только при скупом свете луны и фонарных столбов. На самом деле бархат, которым обита карета, был ярко-красного цвета. Причудливая игра света и тени показалась ему забавной.
После того как Евгений Павлович накричал на зазевавшегося кучера и экипаж наконец тронулся с места, он стал расспрашивать Петра Петровича о насущных делах, поскольку, как оказалось, они давненько не виделись. Но тот отвечал скупо, а иногда и вовсе отмалчивался. Когда же разговор зашёл о причине их столь поздней прогулки, захотел перевести разговор на другую тему, но дочь не дала ему этого сделать. С восхищением, достойным сентиментальной и ранимой девичьей души, выросшей на рыцарских романах, она принялась рассказывать. Упомянула и о том, как испугалась за отца, когда его волокли похитители, и о том, как сама чуть было не лишилась чувств. Ну и, конечно, не обошла вниманием ключевую фигуру молодого спасителя, явившегося на помощь двум совершенно незнакомым людям.
Когда речь зашла об Антоне и его смелости, которая, как показалось самому Коврову, была несколько преувеличена, он покраснел и опустил глаза, чтобы не встречаться взглядом с Марго. Это, конечно же, не осталось незамеченным, и Антон это понял. Поэтому покраснел еще больше.
Свою же восхищенную тираду девушка закончила так:
Если бы не этот человек, неизвестно, что бы с нами стало! Он очень милый и решительный. А еще очень неплохо дерется.
Словом «милый» Марго окончательно добила и без того смущенного блондина. Но Евгения Палыча интересовало вовсе не это.
Так я ик! не пойму, почему вы так поздно гуляли?
Ответил Петр Петрович:
Я же тебе сказал, дочь захотела пройтись. Ты ведь любишь гулять по вечерам, правда, дорогая? С тех пор как не стало нашей матери, девочка шумным собраниям предпочитает тишину. Бывает, допоздна гуляет, а я, старик, сижу да волнуюсь. Иногда с кем-то, а иногда сама. Если у меня есть время, то я составляю ей компанию. Вот и сегодня
Да, папа, это здорово, что ты у меня такой. Я очень тебя люблю. С тобой ничего не страшно.
Девушка улыбнулась и положила голову на отцовское плечо. Петр Петрович улыбнулся в ответ и погладил ее черные, шелковистые волосы, которые спадали ей на плечи. Потом поцеловал в макушку.
Боже, как же все-таки она была хороша!
Ну допустим, не унимался Евгений Палыч, а что это за компания, которая осталась позади?
Понятия не имею.
Вы стояли с ними и даже не знаете, кто они?
Трудно поверить, но это так.
Я думаю, это сформированные отряды дружин. Из местных. Поделился своим мнением Ковров.
Дружин? Не понял владелец экипажа. Каких еще дружин?
Я так понял, Упыря ищут.
Евгений Палыч покачал головой.
Да, ну и дела-а-а-а! Серьезно.
Глава 2
Действительно, всё было очень серьезно.
Город был в панике. В городе объявился серийный убийца.
Действовал он всегда неожиданно и вместе с тем дерзко. Выбирал жертву в темном переулке или даже на улице, где не было поздних прохожих, подходил и бил ножом в сердце. Затем вырезал глаза и уходил. Уже было убито семь человек, и, похоже, останавливаться на этом неизвестный убийца не собирался.
У криминальной полиции сразу же возникли трудности. Во-первых, сами жертвы. Среди убитых были как мужчины, так и женщины, причем разных возрастов и социального положения. Были и две проститутки, которые в позднее время хотели заманить клиента побогаче, и известный в городе гуляка-картёжник, и извозчик, и продавщица с рынка, и купец, и мясник из лавки на Измайловском. Желание следствия найти хоть какую-нибудь связь между этими людьми не увенчалось успехом. Как, впрочем, и розыскные мероприятия. Раз между убитыми и убийцей не могло быть личных конфликтов, следовательно, и зацепиться было не за что.
Вторая трудность заключалась в том, что было непонятно, зачем он всё это делает. Попросту говоря, был не ясен мотив.
Версия ограбления отпала сразу. Ни у кого ничего не было взято. У купца Селиверстова, который поздно вечером возвращался домой после удачно проведенной сделки, было в бумажнике более двухсот рублей, да еще и золотой брегет. Убийца ничего не тронул, даже в карманы не полез. У других жертв все ценности также оставались при них. Таким образом, никакой ниточки не нащупывалось. Если не грабил, тогда что? Насиловал? Но следствие установило, что эти преступления не носили сексуального характера.