Шелби кивнула в ответ. Она все это слышала о конгрессменше отец Шелби точно не был сторонником матери Уолтера (но ему она это говорить не собиралась). Но сейчас Шелби поняла, что по-настоящему не верит во все сказанное.
Вся эта «известность» действительно про нее?
Я не имею понятия, Шелби. Но она изменилась после весенних каникул.
Весенних каникул?
Да.
Дальше он не продолжил. Просто продолжал смотреть на надпись. У Шелби появилось желание пойти и опрокинуть ее, но она решила, что это будет не лучшей идеей, учитывая, что миссис Криддл могла наблюдать из окна кухни или еще что-то.
Хочешь знать, почему я сомневаюсь насчет машины? сказала она вместо этого, не веря, что именно эти слова исходят из ее рта. До этого она говорила об этом только с родителями, бабушкой и терапевтом.
Давай, ответил Уолтер.
(Черт. Шелби очень надеялась, что не пожалеет об этом.)
Ну, летом перед моим поступлением моя Биби взяла меня с собой в Индию
Стоп, что такое биби?
Прости. Биби это мама моего отца. Она индуска, отсюда и поездка в Индию.
А. Хорошо. Продолжай.
Вся поездка была тяжелой, потому что до этого я не встречала настоящую бедность, продолжила Шелби. Первую неделю мы провели в Бенгалуру, и то, что я могла видеть трущобы из окна нашего комфортабельного отеля, никак не укладывалось в моей голове. Одно окно выходило на сияющие здания, моллы для туристов и на новенькие машины. А другое на ряды хибар с проржавевшими крышами. И я знала, что в них живут люди, которым не хватает на еду.
Ох, смог ответить Уолтер. Это мне сложно такое вообразить.
В конце пребывания мы поехали к Тадж-Махалу, но такая концентрация бедности вокруг заставляла меня думать только о том, что самое посещаемое место в стране буквально является дворцом смерти, проговорила она. Когда мы вернулись в многомиллионный особняк моих родителей в Лос-Анджелесе, после перелета первым классом и встречи личным водителем семьи на «Мерседесе» за двести тысяч долларов меня буквально тошнило. Это был мой первый кризис веры. Я подумала, что если Бог в которого я верю, к слову, любит всех одинаково, то почему у кого-то есть все, в то время как другие едва сводят концы с концами?
Уолтер промолчал. (Шелби и не ожидала от него ответа.)
Нет смысла говорить, мне очень некомфортно разъезжать на люксовой иномарке, для которой я ничего не сделала, когда вокруг меня миллиарды людей, работающих на износ, которые едва ли зарабатывают больше 450 долларов в год.
За каждой такой репликой следовал момент тишины, которой Шелби, по правде, была рада. Эти слова давались ей тяжело: вот так говорить с Уолтером действительно помогало, и ей правда не помешал бы друг ее возраста.
Она кое-что не говорила ему (по крайней мере не сейчас): она прекратила заводить дружбу несколько лет назад. Все ее старые друзья сбегали после ее первого такого разговора. И даже после переезда в Лос-Анджелес и перевода в новую школу из-за полученного диагноза она больше не пыталась найти новых.
Кроме одного раза. И закончилось все не лучшим образом.
Как ты справилась с этим? сказал после паузы Уолтер. С кризисом. Потому что мне кажется, что я близок к этому.
Шелби вздохнула:
Это прозвучит очень банально, так что обещай, что не будешь смеяться.
Не буду.
Ну, эта штука называется молитва о душевном покое. Душевный покой, чтобы принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость отличить одно от другого. Я прорабатываю это с терапевтом после переезда сюда.
Ты ходишь к терапевту?
Пульс у Шелби подскочил. Бывает, люди относятся негативно, когда узнают, что ты посещаешь такого специалиста, но сейчас она постаралась не думать об этом.
Да, хожу, ответила она. Это плохо?
Уолтер хмыкнул.
Вовсе нет. Я думаю, что мне тоже не помешало бы. Но Крис Криддл не доверяет такого рода вещам.
Шелби не знала, что ей на это ответить. Поэтому она перевела взгляд на часы.
Черт, уже поздно, сказала она. Прости, что приходится на этом остановиться.
Это было одновременно искренне и нет. Ей было нужно еще немного времени, чтобы объясниться с ним. Но также ей стало очень дискомфортно находиться тут.
Мне надо домой.
Понимаю.
Он поднялся и протянул ей руку. Когда она была на ногах, он улыбнулся с высоты своего роста.
Я очень ценю наше время вместе, Шелби.
Ты очень высокий, сказала в ответ Шелби. (Очень неловкий флирт.)
Он был как гусь. Такое слово пришло ей на ум.
Или ты невысокая?
Эй, ты начал мне нравиться. Не испорть все.
Он снова улыбнулся. Шелби начала беспокоиться, что ей слишком нравится видеть эту улыбку.
Могу я проводить вас к автомобилю, мадам? Он подал ей локоть.
Шелби на мгновение посмотрела на руку Уолтера, затем выдохнула и сказала:
Я буду абсолютно счастлива, любезный сэр.
И так они пошли вместе.
Это худшее награждение, так, к слову.
Чтобы ты знал, я все еще считаю полной хренью то, что тебе запретили приходить.
И тебе привет.
И ¯\_(ツ)_/¯
Уже было достаточно того, что ты накосячил и тебе запретили произносить речь.
Но запретить заходить в здание?
Уверена, что ты можешь пойти с этим в Верховый суд или куда-то еще.
Лол. Не думаю, что это необходимо. Но я ценю твою поддержку.
Откуда у тебя время мне писать? Церемония еще не началась?
Еще как началась. Произносящая речь все болтает о трудностях в учебе.
Как будто они у нее когда-то были
Эй. Спокойнее. Это не ее вина, что я решил сесть за руль пьяным.
Ладно. Твое место здесь, другого сказать не хочу.
Мне пора. Они начинают вызывать нас.
Мои поздравления, Шелби Камилла Августина.
Все еще не верю, что назвала тебе свое второе имя.
Напишу тебе попозже, ок?
Буду ждать.
Награждение
И когда Квантавиус увидел коричнево-золотые локоны и голубые глаза у ребенка рыжули Тей-Тей, он уже знал: ребенок был не от него.
Белый гангста и здесь нанес удар.
Так закончилась книга «Печенье с мороженым», первая из серии о Белом гангстере от Шонды Креншо и та, которую выбрал для чтения Энди. Когда Шелби написала ему во время церемонии награждения, где ему запретили присутствовать, он хотел сказать ей, что читает книгу ее мамы.
Он только добрался до той части, где Коннор известный как Белый гангста находит Тей-Тей на улице под дождем, после того как ее парень Квантавиус вышвырнул ее из дома из-за обвинений в измене (кхм он был сам нечист на совесть). Но Энди решил подождать с суждениями до конца книги.
Наконец этот момент настал.
«Шелби?» написал он.
Десять секунд тридцать шестьдесят две минуты три
Ответа не было.
И тут родители Энди начали ругаться. Он слышал их через листы картона, которые владелец этого места называл «стенами».
Конфликт нарастал. Ну, в основном из-за мамы. Она в последние дни проводила много времени тут, раньше это было домом дедушки Энди, но теперь служило штаб-квартирой предвыборной кампании его мамы. Честно говоря, он был рад наличию этих стен. В последнее время ему даже не хотелось находиться с ней в одной комнате. Она выражала свое неудовольствие по любому вопросу.
Отец вел себя подобающе и поддерживал ее во всех мероприятиях, чтобы не выносить на публику проблемы внутри брака, но Энди был уверен, что его это тоже сильно утомляет. Особенно учитывая то, что папа придерживался противоположного мнения по каждому из политических заявлений мамы.
Энди откровенно не понимал, как его родители смогли вообще пожениться. Папа был «хорошим парнем». Раньше Энди обижался на отца по причинам, которых он не понимал, но став старше, он стал осознавать, что слушал мамины претензии, которые она произносила, думая, что Энди не слышит. И так как он всегда хотел радовать маму тоже одно из желаний, которое он не понимал, то стал воспринимать любые ее слова практически как заповеди.