Нет. Мне-то казалось, мы живем в век консервов.
Консервов? В каком смысле?
Равич кивнул на газеты.
Думать больше не нужно. Для тебя все заранее обдумано, разжевано, пережито. Консервы. Только вскрыть. Поставляются на дом трижды в сутки. И не надо больше ничего самому разводить и выращивать, готовить на огне вопросов, стремлений и сомнений. Консервы. Он ухмыльнулся. Нам нелегко живется, Борис. Зато дешево.
Мы живем среди фальшивок. Для наглядности Морозов приподнял газеты. Ты только посмотри на это. Они строят военные заводы во имя мира; концентрационные лагеря во имя правды; в тогу справедливости у них рядятся партийные распри; политики, эти бандиты, у них спасители человечества; свобода только громкое слово, ширма, чтобы прикрыть жажду власти. Все липа! Умственная туфта! Пропагандистские враки! Макиавелли доморощенные! Идеалисты подзаборные! Ну хоть бы словечко правды! Он скомкал газеты и сбросил их со стола.
Мы и газет слишком много читаем в помещениях, поддел его Равич.
Морозов рассмеялся:
Точно! На свежем воздухе ими хотя бы огонь
Он осекся. Равича рядом не было. Морозов услышал, как тот вскочил, а теперь успел заметить, как он проталкивается сквозь толпу в направлении проспекта Георга Пятого.
Морозов замешкался лишь на секунду. Потом вынул из кармана деньги, бросил их в блюдечко, что служило подставкой для рюмки, и кинулся вдогонку за Равичем. Он не понял, что стряслось, но поспешил вслед за Равичем на всякий случай, если тому понадобится помощь. Хотя полиции вроде не видно. И непохоже, чтобы Равич убегал от частного детектива. Народу на улице полно. Тем лучше, подумал Морозов. Если его, чего доброго, опознал полицейский, легче ускользнуть. Равича он снова углядел уже только на проспекте. Как раз переключили светофор, и скопище машин, дожидавшихся зеленого, с ревом ринулось вперед. Не обращая на них внимания, Равич, словно лунатик, пытался перейти улицу. Он чуть было не угодил под такси. Водитель обматерил его на чем свет стоит. Морозов едва успел ухватить Равича за рукав и оттащить обратно.
Ты с ума сошел? заорал он. Тебе что, жить надоело? Что с тобой?
Равич не отвечал. Он не отрываясь смотрел на другую сторону улицы.
Машины шли сплошным потоком. Одна за одной, в четыре ряда. Не проскочишь. Равич стоял на краю тротуара, весь подавшись вперед и не сводя глаз с противоположной стороны.
Морозов легонько его встряхнул.
В чем дело? Полиция?
Нет. Равич не отрывал взгляда от мелькающих авто.
Тогда что? Да скажи же!
Хааке.
Что? Глаза Морозова хищно прищурились. Как выглядит? Скорей!
Серое пальто
Пронзительная трель полицейского свистка донеслась откуда-то с середины Елисейских Полей регулировщик перекрыл движение. Равич кинулся на проезжую часть, лавируя между последними машинами. Темно-серое пальто это все, что он успел запомнить. Он перебежал проспект Георга Пятого и улицу Бассано. Откуда вдруг столько серых пальто? Чертыхаясь, он пробивался вперед как можно скорее. На перекрестке с улицей Галилея, слава богу, движение было перекрыто. Он перешел на другую сторону и, расталкивая прохожих, метнулся дальше. Добежав до Пресбурской, он проскочил перекресток и тут замер, словно наткнувшись на стену: перед ним раскинулась площадь Звезды, громадная, кишащая машинами и людьми, что ручейками и потоками вливались в нее из соцветия окружающих улиц. Хана! Тут никого не найдешь.
Он повернул, медленно побрел по Елисейским Полям обратно, пристально вглядываясь в лица встречных прохожих, но порыв и ярость вдруг угасли в нем. Как-то сразу накатила пустота. Опять он обознался или Хааке опять от него ускользнул. Но как можно обознаться дважды? И чтобы человек второй раз как сквозь землю провалился? Но есть ведь еще и боковые улицы. Хааке мог свернуть. К примеру, вот сюда, на Пресбурскую. Машины, люди, опять машины, опять люди. Конец рабочего дня, час пик. Прочесывать нет смысла. Опять упустил.
Пусто? спросил подошедший навстречу Морозов.
Равич только головой покачал:
Должно быть, мне опять призраки мерещатся.
Но ты его узнал?
По-моему, да. Так мне показалось. Но теперь я вообще ни в чем не уверен.
Морозов глянул на него пристально.
Есть много похожих лиц.
Да, но есть и незабываемые.
Равич остановился.
И что ты намерен предпринять? спросил Морозов.
Не знаю. А что тут сделаешь?
Морозов смотрел на поток прохожих.
Вот черт! Ну надо же! И как назло, еще и время такое. Конец дня. Народу тьма.
Да
И свету мало. Сумерки. Ты хоть как следует его разглядел?
Равич не ответил.
Морозов взял его под локоть.
Послушай, сказал он. Рыскать сейчас по улицам все равно без толку. Пока по одной мечешься, только и будешь думать, что он на соседней. Пустое дело. Пойдем-ка лучше обратно в «Фуке». Там самое подходящее место. Сядешь там и смотри себе в оба, чем зря бегать. Если обратно пойдет, ты его не упустишь.
Они выбрали столик у самого края, откуда просматривалась вся улица. Сидели молча. Наконец Морозов спросил:
Что будешь делать, если его увидишь? Ты уже решил?
Равич покачал головой.
А ты подумай. Надо заранее знать. Тут нельзя полагаться на случай, а потом глупостей наделать, когда этот случай тебя же застигнет врасплох. Тем более в твоем положении. Ты же не хочешь годков на десять в тюрягу загреметь?
Равич поднял голову. Он не ответил. Просто молча смотрел на Морозова.
Ну да, на твоем месте мне бы тоже было плевать, рассудил Морозов. На себя. Но мне-то на тебя не плевать. Вот сейчас что бы ты сделал, если бы там, на углу, его встретил?
Не знаю, Борис. Честное слово, не знаю.
При себе у тебя что-нибудь имеется?
Нет.
Но если ты просто так, не раздумывая, на него набросишься, вас мигом растащат. И ты очутишься в полицейском участке, а он скорей всего отделается парочкой фингалов, верно?
Верно. Равич, насупившись, смотрел себе под ноги.
Морозов задумался.
Ты мог бы разве что попытаться столкнуть его под машину. На каком-нибудь перекрестке. Но это ведь не наверняка. И тогда он скорей всего отделается парочкой шрамов.
Не стану я его под машину пихать. Равич все еще глазел на мостовую.
Да знаю я. Я бы тоже не стал.
Морозов помолчал.
Равич, сказал он затем. Если это правда был он и если ты его снова встретишь, тебе нельзя допустить промашку. Ты это понимаешь? Второго шанса у тебя точно не будет.
Я понимаю. Равич все еще изучал брусчатку у себя под ногами.
Если увидишь, иди за ним следом. Ничего больше. Выследи его. Узнай, где он живет. Этого достаточно. Все остальное успеешь обдумать после. Не спеши. И не наломай дров, слышишь?
Да, отрешенно вымолвил Равич, по-прежнему не поднимая глаз.
К их столику подходил торговец фисташками. Его сменил мальчишка с заводными мышами. Мыши послушно танцевали на мраморном полу и бодро взбирались по рукаву хозяина. Потом снова явился скрипач. На сей раз он играл «Parlez moi damour»и был в шляпе. Женщина с сифилитическим носом пыталась всучить им фиалки.
Морозов глянул на часы.
Уже восемь, объявил он. Дальше ждать смысла нет, Равич. Мы уже третий час тут торчим. Он не придет. Во Франции в эту пору всякий нормальный человек ужинает.
Иди себе, Борис. Тебе вообще со мной сидеть не обязательно.
При чем тут это? Я буду сидеть с тобой, сколько захочешь. Но мне неохота видеть, как ты сводишь себя с ума. Говорю тебе: бессмысленно караулить здесь до скончания века. Шансы повстречаться с ним сейчас повсюду одинаковые. Больше того: в любом ресторане, в любом ночном клубе, в любом борделе они выше, чем здесь.
Я знаю, Борис.
Огромная волосатая ручища Морозова легла ему на плечо.
Равич, сказал он, послушай меня. Если тебе суждено его встретить, ты его встретишь. Если нет можешь хоть сто лет его ждать, и все без толку. Да ты и сам прекрасно все понимаешь. Смотри в оба везде и всюду. И будь начеку. А в остальном живи как жил и считай, что ты обмишурился. Может, кстати, оно и вправду так. Это единственное, что тебе остается. Иначе ты себя доконаешь. Я сам через такое прошел. Годков этак двадцать назад. В любом прохожем мне кто-то из убийц моего батюшки мерещился. Галлюцинации. Он допил свою рюмку. Чертовы галлюцинации. А теперь пошли. Пора где-нибудь поужинать.