Я балдею от твоего слога, Марфуша! с издевкой произнес Беркович и быстро снял куртку.
Заткнись, ненавистный мне кусок мужского, волосатого, вонючего мяса! выкрикнула Ольга фразу из какого-то вычурного спектакля, где все ругаются целых три с половиной часа, а затем умирают по очереди за десять минут до встречи Нового Года.
На её лице появились первые театральные слёзы, искусственное дрожание рук и уныло-грустное выражение красивого лица Это было театральное начало, увертюра, скетч, разгон её гоночной машины на шампанском водороде. Опьяневшая сука Ольга готовилась к большому всплеску или выплеску своих тригонометрических эмоций, что не имело большого значения для мозгов Берковича, который хотел перестать ощущать ручку чемодана в коридоре, и очень желал сожрать обыкновенную сосиску с горчицей на мытой кухне с видом на чужие окна десятых этажей Где в каждой квартире разыгрывалась своя маленькая пьеса, совсем не нужная общему фону искусственного городского благополучия
Кал-сари-кя-ннит! произнесла она медленно и по слогам.
На иврит не похоже
Ты знаешь, что это значит по-скандинавски, малярное ты ничтожество? Это значит- выпивать дома в одиночестве и нижнем белье без цели куда-то выходить. Почему ты постоянно куда-то ездишь, поганая сволочь? Почему я сижу дома одна, возвращаясь из полудурочного театра, где работают одни только синие уроды, нежные лесбиянки и нет ни одного полноценного мужского охотника на лань? Почему, почему, почему? Почему я окончательно кончаю только с тобой, подлый Эдик, бывший танкист? Неужели ты, волосатый тростниково-камышовый кабан, не знаешь и не догадываешься, что все мои мысли в постели с тобой это мимикрия для будущего симбиоза и законного размножения двух наших «личинок», тупой ты дурабас?
Ольга между ругательными словами часто облизывала губы, как наркоманка, сверкала глазами, как эмоциональные герои Достоевского и часто трогала свою правую грудь, которая была немного больше, чем левая. Она была пьяна и само заводилась, как автоматическая игрушка от безделья и вычурных мыслей, рожденных в процессе совсем недолгого одиночества.
Ты знаешь, почему твой дедушка предпочитал старые секретеры, кресла и всю остальную мебель из красного дерева?
Переход на другую тему был резкий и неожиданный. Эдик железно молчал, но насторожился и думал только о сохранности «контрабасного» груза в чемодане.
Потому что на красном дереве не было видно клопов, твою мать, понял, придурок?
Эдик моментально вспомнил большой портрет могучего деда танкиста в отечественных медалях и орденах на фоне изуродованного скелетного Рейхстага, где он написал зеленой краской большие отборные маты в адрес немецких солдат и даже женских граждан Берлина Но Беркович не смог вспомнить ни одного кресла или серванта из красного дерева и дедовских жалоб на клопов. Загадка женский логики
Эдуард, ты свинья, потому что постоянно притворяешься человеком, а свиньи чище людей, они никогда не притворяются людьми, медленно и слегка исковеркано произнесла Ольга с алкогольным акцентом.
Так ты определись я хорошая свинья, которая притворяется человеком, или плохой человек, играющий в хорошую свинью? спросил Эдик, снимая правый туфель.
Заткнись, твоя витиеватость похожа на побеги сорняков, обжора! Читай полезные книги, а не шастай по заграницам, тем более, без меня, черный ты коматозный червь
Ольга была пьяна и стала красиво плакать с придыханием, как знаменитая актриса Елена Соловей. Ярко всхлипывая, она меняла позы рук, шмыгала носом, поправляла волосы, шевелила длиннющими пальцами с заостренным маникюром и внимательно следила за реакцией Эдика. Ну, женщина на взводе, что с неё можно взять кроме скандала? Эдик знал, что в такие моменты её откровений, царапающих потолок кухни, перечить, что-то доказывать или взывать к здравому смыслу ни в коем случае нельзя. Её откровения были чудесны, потому что в них она использовала массу отрывков из различных пьес, американских фильмов, прочитанных книг и грязных сплетен. Всегда получалась интересная каша понятий, значений, пафоса, новшеств, несуразиц и словесных деликатесов c вычурными позами древних одалисок Она работала или даже служила в театре, который для понимания Эдика Берковича был первой дверью в черную дыру шизофрении, где актеры проживали массу совершенно чужих жизней. Он никак не мог себе представить совершенно непредсказуемый механизм её перевоплощения, когда за какие-то доли секундных стрелок она перебегала невидимый мостик от нормальной женщины в сторону полной оголтелой суки с мозгами, наполненными теплым навозом или холодным майонезом
Страшные дела творятся в нашей семье, небритая ты сволочь! Я вкалываю в театре, как дорогая Кахетинская лошадь, как женщина-шахтёр, как дальнобойщик на (ла-страда) , я света светлого не вижу от этих постоянных глупых текстов, репетиций, несовершенного света и постоянно курящих какую-то мерзость дебилов режиссеров. Они требуют от меня неслыханных страстей даже на репетиции, когда я хожу по сцене в короткой юбке длинной до моего копчика, а где их взять, эти страсти, если у партнера по любовным сценам старый кариес и воняет изо рта, как из трубного мусоропровода на кладбище? А у меня, между прочим, качественно-истеричного секса не было уже целых двадцать три дня, о, Боже, это целая вечность У меня давление взлетает до Эвереста, адреналин в летаргическом сне, спина не знает массажных негритянских рук, я не слышу от тебя вычурных слов твоих диких восхищений в мою сторону, и, в конце концов, у меня всегда не очень холодное шампанское! О, Боже, это настоящий Ад, а не жизнь И я ещё должна красиво выглядеть перед Богом, перед зрителями и перед собой. Это я -то, Ольга Бессмертная, ведущая актриса нашего театра, твою мать! Сам Антон Павлович Чехов сказал, что всё красивое это серьезно. Красота это сочетание, в которое уже нечего добавить даже самому Богу
А еще, Антон Павлович говорил: «Посмотришь на иное поэтическое создание: кисея, эфир, полубогиня, миллион восторгов, а заглянешь в душу обыкновенный крокодил!»
Рот закрой, умопомрачительная ошибка Ойкумены! Мне в пору пить молочай вместо молока и, отравившись, умереть в молодом возрасте красивой, расцветающей, талантливой женщиной на черных простынях нашего с тобой ложа. Почему, ну почему я живу с тобой с широко раскрытыми ногами и совершенно обманутым мозгом? Несносный ты халдей, обыкновенный официант Хаммурапи. О, Боже, как я несчастна! О, Боже!
Беркович хотел напомнить ей о двух доказательствах Бога на земле Фомы Аквинского, но быстро передумал в виду накала домашней атмосферы. В момент упоминания о Боге, Ольга исполнила красивый жест забрасывая копну волос назад, закрывая лоб и левый глаз поднятой рукой. Точно такой же жест в её исполнении он видел в прошлом году на премьере какой-то заморской пьесы про любовь и страсть трёх разных мужиков к четвертому мужику, который любил свою собаку больше чем жену и всё время врал жене о дикой загруженности на работе, а сам ездил играть в бильярд на деньги и брал с собой молодую девушку библиотечного вида в очках и мини юбке с разрезом. Тогда Беркович с трудом дождался конца спектакля, неистово хлопал и, размахивая букетом цветов, орал во всё горло «Браво!», потому что бездарно-чумардосный спектакль о голубых извращенцах наконец-то закончился страшной трагедией всеобщего отравления аманитными грибами и какой-то красно-зеленой рыбой. Лишь только одна фраза, произнесенная его женой Ольгой в конце первого акта, заставила его задуматься: