Петя резко развернулся, ускорив шаг, и буквально перепрыгнул последние ступеньки. Почти с порога мальчик нырнул под одеяло и замер, тщетно пытаясь умерить заходившееся галопом сердце. Обступившая тишина комнатушки оглушала его, сбившиеся от холодного пота волосы тонкими змейками липли ко лбу, лезли мальчику в рот. Замерший под тяжелым, душным одеялом Петя даже и не думал их поправить, ибо весь обратился в слух.
Он выждал пару бесконечно долгих минут, прислушиваясь к плотно обступившей его тишине. Ничто не нарушало покоя комнаты, никто не скребся, никто не поднимался, никто не полз по лестнице наверх. Только бледная луна одиноко освещала комнату, выхватывая рассеянным лучом комод и пыльные модельки самолетов, разбросанных по полу. Мальчик облегченно выдохнул, ужом выползая из-под одеяла и удобнее устраиваясь на подушке, как тут краем глаза заметил то, что заставило его замереть в безмолвном вопле ужаса.
Там, в темноте, напротив кровати Пети, у самых его ног, стояла бесформенная, жуткая, подрагивающая в лунном свете фигура. Напротив Пети стояла тень, вытянув в его сторону длинную, подрагивающую руку.
* * *
Никто так и не понял, куда пропал веселый, восьмилетний мальчишка его искали годами, но никакой зацепки даже не было обнаружено. Петя просто исчез из своей постели, растворился из неё, как утренний туман. В деревне ещё долгие десятилетия судачили о загадочном исчезновении маленького мальчика из своего собственного дома, и каждый раз, когда в сумрачной тишине затихали разговоры о маленьком Пете, можно было услышать один-единственный звук тихий скрежет в старом пыльном окне.
СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТИЙ
Путник сидел, протянув дрожащие руки к камину. Рядом с ним в кружке стыл чай. Покрытые изморозью окна дребезжали под гнетом метели не хуже соскакивающих от холода зубов. Напротив путника сидел маленький, дряхлый старик.
Старик долго и пристально смотрел на спасенного, как вдруг встал, прошёлся по маленькой хижине, поглядывая на амулеты, развешенные по стенам. А после замер у окна. В камине громко треснуло полено.
Ну и метель сегодня, прокряхтел он. Как ты вообще не сгинул в лесу?
Путник вздрогнул, рассеянно уставившись на пламя, и, чуть помешкав, сказал:
В лесу что-то выло. Не по-волчьи так выло. Я бросил вещи и рванул, куда глаза глядят. Даже топор свой бросил Понял, что не поможет.
Пламя осветило худую фигуру старика, выудило из полумрака угловатое, морщинистое лицо. За его спиной на стене висели гроздьями амулеты из бересты и веток. Путник уцепился за них взглядом, как за спасательный круг.
А потом увидел огни избы.. вой все ближе был уже Я всё боялся, что не успею..
Ну не бойся, старик повернулся, ласково поймав взгляд путника. Всё скоро кончится.
И прежде чем путник успел спросить, изба ухнула, задребезжала: что-то с силой ударилось об крышу, скатилось тяжело по ней. Застонали деревья, взвыл пронзительно ветер. Путник попятился в угол, упав от ужаса на дощатый пол. Что-то поскреблось в дверь. Один раз, другой, а затем ударило со всей силы. Со стола упала кружка. Остатки чая из неё разлились по полу, мутно поблескивая.
Но как же как же.., взгляд путника скакнул по развешенным амулетам.
А, это, старик почти с улыбкой провел рукой по одному из них. Это как маяк для них, понизив голос, он кивнул на дверь, за которой выли уже сотни голосов, скреблись, царапали. Старик подошел к трясущейся двери.
Чтобы знали, куда идти кормиться. Когда такие, как ты, из леса сбегают., добавил старик, распахнув её настежь.
Старик отвернулся, когда нечто вытащило вопящего от ужаса путника из избы и с отвратительным хрустом перемололо прямо на крыльце. Стихли крики, стихло чавканье, а за ними стих и лес. Старик глянул в окно на чистое звёздное небо, захлопнул плотнее дверь, скользнувшей со смачным звуком по мокрой вязкой крови.
Семьдесят третий.
И зачеркнул ещё одну линию на стене.
ТЫ СТАНЕШЬ МОЕЙ ЧАСТЬЮ
Худощавая девушка сидит на стуле, легонько покачиваясь. Растянутая майка свисает с острого плеча, босые ноги поджаты, на лице отсвет зажатого в руке телефона. В грязной сковородке рядом что-то шкварчит, отбрасывая крошечные капельки жира на плиту.
Ну где же ты, девушка шарит глазами по экрану телефона, почти не моргая, и закидывает еще один кусочек жареного мяса в рот. Шумно сглатывает, едва жуя. Вязкий соус стекает по её губам. Не отрывая взгляда от экрана, она облизывается.
Где же
Сбивчивый шепот звенит в тишине. Ноготки со сколотым лаком с нервозной быстротой клацают по экрану. Взгляд скачет от страницы к странице в поисках знакомого лица. Мгновение и глаза девушки распахиваются так широко, что в серых радужках отражается крошечная фигура парня. С темными, зачесанными вбок волосами. Парень на фото один. На фоне стена какого-то незнакомого ей бара. Пока что незнакомого. Улыбка у парня такая, что аж слепит. В руке у него бокал с коктейлем.
Девушка пожирает глазами снимок, и чуть погодя, осторожно, будто боясь спугнуть, целует экран. Пухлые губы накрывают лицо юноши целиком.
Ты будешь моим. Будешь моей частью. она щелкает на снимок, сохраняя его в галерею. На экране выползает оповещение, что память почти заполнена. Она смахивает его, как назойливую муху, и смотрит еще раз на фото. Цепкий взгляд направлен на шею парня. На такую знакомую ей татуировку, торчащую из-за ворота кофты контурный силуэт скорпиона. Черное жало утыкается парню в кадык.
Девушка замирает. Не без усилия отворачивается от фото на экране, смотрит пристально на тарелку рядом с собой. Щурится, ищет что-то в ней, и пару мгновений спустя с ликованием выуживает тоненький кусочек мяса в соусе.
Ты будешь моим
Густой соус стекает по панцирю скорпиона. Потекшие под кожей чернила теперь выглядят черными, даже удивительно, что они не изменились от обжарки. Девушка ухмыляется и отправляет кусочек в рот, нарисованное жало скорпиона исчезает в её пухлых губах. На секунду девушка замирает с пальцами у рта, а затем медленно облизывает их, и чуть жмурится от удовольствия, точно кошка.
до последнего кусочка.
ДЕРЬМО
Да не, какой это медведь? Говорю тебе, это лосиное дерьмо.
Я в очередной раз с недоверием прищурилась, разглядывая огромную, черно-коричневую кучу посреди опавших листьев её можно было бы принять за муравейник, если бы не едкий, забивающий нос резкий запах. Запах, который вряд ли оставило травоядное животное.
Желание идти в чащу леса с подозрением на бродящего поблизости медведя уменьшалось во мне с каждой секундой. Таяло, как солнечные лучи в ветках окружающих нас деревьев. Очередная вылазка в лес за грибами уже не казалась такой привлекательной, а единственным осязаемым предметом в моей жизни стал охотничий нож, лежащий в кармане. Становилось холодно.
Слушай, мне не по себе. У лосей вроде другая форма кала, да и цвет..
Паша гоготнул, уходя в темноту по хрустящим, грязно-коричневым листьям, и сливаясь постепенно с вечереющим лесом.
Так ты покопайся в нем веткой или еще чем, Кристин. Будут кости значит медведь, трава там всякая лось, крикнул он через плечо, пробираясь дальше в чащобу.
Паш, это не смешно вообщ
Клац.
Резкий, непонятный щелчок оборвал мою фразу на полуслове, запечатал её в горле, мгновенно перекрывая кислород. Все вдруг застыло, замерло реальность вокруг меня превратилась в фотоснимок. Гулко ударившее в груди сердце перекрыло шум осеннего ветра, взвывшего в кронах деревьев. Прямо напротив Паши стоял медведь. Огромный, с торчащими клоками бурой шерсти по бокам и черными, маленькими бусинками блестящих глаз. Почти неразличимый на фоне темного леса, с единственным светлым пятном желтым рукавом Пашиной походной куртки, торчащим из сомкнутой пасти. Пашину руку видно не было, она исчезала где-то за зубами медведя, тонула в блестящей слюне зверя.