Однажды в мае - Кащеев Глеб Леонидович

Глеб Кащеев

Однажды в мае

Со стороны реки на лес медленно наползал туман. Плохо дело. Фриц из засады нас издалека может услышать, а мы его, значит, пока в упор не наткнемся, не заметим. Одна надежда, что немцев тут, скорее всего, уже нет. Регулярные части отступили давно, разве что недобитки еще прячутся. В паре сотен километров к северу уже советские части стоят, на другой стороне реки союзники, а мы сейчас на ничьей территории. Наши сюда еще не дошли, а гитлеровцы уже убежали. Да и Гитлера то уже нет, как по радио передавали. Берлин взяли. Война вроде как кончилась уже, однако схлопотать пулю от несогласного с капитуляцией фрица можно запросто. Война кончилась. Не укладывается в голове даже как-то. Скоро домой. Пусть, говорят, и дома то самого не осталось, семья то спаслась, все целы, что уже счастье. Четыре долгих года на этой чертовой войне. Прошел, можно сказать, от Москвы до Эльбы. Война уже вошла в привычку. Сколько еще теперь к мирной жизни привыкать?

Докуриваю, слушая звонкие соловьиные трели. Весна в этом году ранняя. Май только начался, а тепло уже по-летнему. Хотя хрен его знает, какая тут, на неметчине, погода в это время должна быть.

Все. Пора. Поднимаю бойцов. Надо двигать дальше. Дотемна майор еще большой квадрат проверить хочет. Сам особист, видя что перекур наконец закончен, оторвался от своих карт и махнул рукой: «Нам чуть восточнее теперь забрать надо». Пожимаю плечами. Надо, так надо, не вопрос. Еще бы знать, что мы тут ищем. Так нет же. Секретность какая-то. Ну и хрен с ним. Наша задача его сопроводить, квадрат прочесать и живыми вернуться. Об остальном пусть его голова болит. У меня в ушах уже слышится перестук колес того эшелона, что меня домой повезет. Это его война только начинается предателей, да недобитков ловить. Моя уже закончилась.

Идем еще около часа, вслушиваемся, всматриваемся. Чувствую себя глупо, как Иванушка-дурачок в сказке, где велят: «Поди туда не знаю куда, принеси то, не знаю что». Неожиданно, где-то далеко впереди различаю еле слышную речь. Останавливаю отряд и делаю знак залечь.

Звуки утром далеко разлетаются. Неизвестных впереди пока еще не видно, даже не поймешь на каком языке переговариваются. Лежим, ждем. Через пару минут речь становится отчетливее, и я понимаю, что дело плохо. Плохо вдвойне. Во-первых, идут точно в нашу сторону, а значит встречи не избежать, а во-вторых, говорят не по нашенски. Вот и думай, что делать. С одной стороны директива: огонь открывать, только убедившись, что это не союзники, для чего положено дать две красные ракеты и дождаться в ответ двух зеленых. За неимением ракет сигналить красным флажком. Янки в ответ должны помахать звездно-полосатым. Так-то оно так. В теории, да по правилам. Только на войне тот, кто по правилам живет, домой не возвращается. Немцы же тоже не идиоты, сигнализацию эту быстро разгадали. Отряд из гордеевского полка вон вошел спокойно в деревню, где американским флагом махали, а их там фрицы из пулеметов почти всех и положили. Ракетами в чужом лесу пулять так и вовсе последнее дело. Вдруг впереди все-таки враг? Тогда вместо одного немецкого патруля сюда все сбегутся. Так я этому майору особисту и сказал. Что, мол, ждать надо.

Наконец, идущие навстречу показались. Трое солдат. Каски круглые, американские. Теперь я уже явно отличил, что и говорят на английском. Я его в школе еще учил в немецкую группу у нас только отличников брали. Хулиганов, типа меня, отправили никому не нужный английский учить. Ан вот как вышло, неожиданно пригодился. Еще неделю назад, когда с американцами, значит, встречу отмечали. Я единственный из всех наших, кто два слова связать смог, да и понимал кое-что из их речи. Мы тогда с одним их капитаном даже типа сдружились. Он по-русски немного, я по-английски чуть. Я капитан, он тоже у них даже звание это так же называется. В общем, разговорились после третьей-то. Стив Робертс, из Канзаса. Часами поменялись на память. И вот на тебе. Свела судьба с этим Стивом в лесу тут.

Я, как его разглядел, так и поднялся спокойно, вышел из кустов, несмотря на яростное шипение майора. Красный флажок, который у каждого с собой последние две недели обязательно был, в левой держу, правую ладонь раскрытой показываю, чтобы не шмальнули с перепугу. Трое американцев замерли сначала, но тут и Стив этот меня тоже признал. Заулыбался и остальным показывает, что все, дескать, в порядке. Свои.

Мои двое рядовых тоже из кустов вылезли, стоят, мнутся. С одной стороны, облегчение вроде. Не немцы, боя не будет. С другой, еще неизвестно, что легче то. С американцами общаться на глазах у особиста тоже не радость. Дня три назад Маша санитарка всего-то минуту с какой-то журналисткой с того берега поговорила, так ее потом весь день допросами промурыжили. Хорошо еще отпустили в итоге.

На майора так и вовсе смотреть страшно. Аж зеленый весь. Тоже понятно, ситуация у него не из лучших. Задание-то секретное. Нам и то не доверяет, что уж о союзниках говорить. А послать их подальше, после того как поговорили и выяснили, что они ту же местность проверить должны, тоже нельзя. Заподозрят. Да и лучше пригляд за ними иметь. Вдруг раньше найдут «то-не-знаю-что», которое майор наш в этих лесах ищет. Хотя, конечно, ни хрена не найдут. И мы не найдем. Третий день уже квадрат за квадратом прочесываем.

В общем, после недолгих переговоров решили вместе идти. Семеро это уже сила, на которую недобитки фашистские не полезут. Мне лично так спокойнее. Да и с американцем поболтать снова охота, несмотря на косые взгляды особиста.

Мы со Стивом чуть впереди пошли, бойцы и мои, и его сзади. Майор в центре. Он птица важная, его беречь надо.

Пользуясь случаем, спрашиваю янки откуда русский знает. Он на нем картаво, конечно, но говорит. Через слово английский свой вставляет, но все равно понятно. Мы с ним так и беседовали. Я на английском, с русскими словами там, где английских не знаю, а он наоборот.

Выясняется, что у него бабушка из Одессы. Еще задолго до революции за американца замуж вышла. Мать Стива по-русски свободно говорит, но сына специально не учила. Только когда он к бабушке попадал, то она его родному языку кое-как наставляла. Так, через пень-колоду что-то и выучил.