Годфруа обнаружился на дворцовой кухне сконфуженный, испачканный воском, он сидел на лавке и растерянно разводил руками. При виде Гастона почтенный прелат оживился и попытался встать, но капитан жестом остановил его.
Владыка, умоляю, расскажите, что произошло в тронном зале! жарко зашептал он, озираясь по сторонам. Вас кто-то подговорил устроить этот переполох? Или вы нарочно отвлекали короля? Клянитесь, что не замышляли ничего дурного!
Что ты, сын мой! обиженно вскинулся епископ. Я и помыслить не мог о злом умысле. Все вышло случайно, по нелепой оплошности. Каюсь, грешен замешкался, засмотрелся на статую Девы Марии в нише, вот рукав и зацепился Ох, негоже слуге божьему быть столь неловким! Прости меня, Иисусе
И Годфруа принялся истово креститься и бормотать покаянные молитвы. Гастон смутился похоже, и впрямь никакого злого умысла в поступке епископа не было, одна лишь неуклюжесть. Стало быть, капитан напрасно заподозрил святого отца, обидел его недоверием. Срам какой!
Прошу меня простить, владыка! искренне повинился гасконец, пр иникая перед прелатом. Я погорячился, не разобрался. Видать, совсем ум за разум зашел от всех этих придворных интриг. Но я исправлюсь, обещаю! Немедля начну расследование и докопаюсь до истины. Ведь от этого зависит судьба моей Элиенор!
Годфруа тепло улыбнулся и благословил коленопреклоненного капитана:
Встань, сын мой. Я не держу обиды ты ведь радеешь за правое дело. Иди с миром и да пребудет с тобой Господь! А я тем временем поразмыслю, где еще поискать улики в пользу несчастной графини.
Приободренный напутствием епископа, Гастон вышел из дворца и оседлал своего верного Буцефала. Нужно было пользоваться внезапно обретенным доверием короля и немедля браться за порученное расследование. Глядишь, удастся в процессе разузнать что-нибудь полезное для спасения возлюбленной!
Но с чего начать? Кого расспросить о странном инциденте с упавшим подсвечником? Тут в голову капитана закралась одна рисковая мысль. А что, если навестить дом самого Ангеррана де Мариньи, невзначай поболтать с его слугами? Уж они-то наверняка знают, не затевал ли министр какой пакости против Элиенор и ее семьи. Но как пробраться в логово лиса, не вызвав подозрений?
Поразмыслив, Гастон решил прикинуться королевским гонцом, несущим Ангеррану важную депешу. Подделать монарший вензель на свитке пергамента труда не составит, а спесивые лакеи вряд ли рискнут допрашивать посланника его величества!
Очутившись у ворот роскошного особняка де Мариньи, капитан спрыгнул с коня и бросил поводья подбежавшему конюху. Тот изумленно уставился на богато одетого всадника надо думать, нечасто министра удостаивали визитами царедворцы.
Я с посланием от короля Филиппа, небрежно бросил Гастон, помахивая свитком. Немедля проводи меня к своему господину, негоже мешкать, коли речь о государственной надобности!
Слуга согнулся в почтительном поклоне и засеменил вперед, приговаривая:
Сей минут, монсеньор, сей минут! Только вот незадача господин Ангерран отбыл час назад в порт, встречать галеры с заморским товаром. Но ежели депеша срочная, я мигом снаряжу гонца!
«В порт? насторожился капитан. Это еще зачем? Уж не контрабанду ли везут де Мариньи на тех галерах?»
Вслух же он произнес, напуская на себя важный вид:
Что ж, делать нечего. Подожду твоего хозяина в кабинете, благо, дело терпит. Да смотри принеси-ка мне кувшин анжуйского, пока буду почивать в креслах!
Слуга расплылся в масленой улыбке, предвкушая щедрые чаевые, и побежал исполнять приказ. А Гастон, усмехнувшись в усы, направился прямиком в кабинет Ангеррана. Уж он-то найдет, чем там поживиться письмами, бумагами, счетами Глядишь, и удастся раздобыть компромат на бесчестного министра!
Оказавшись в святая святых де Мариньи, капитан первым делом кинулся к массивному дубовому столу, заваленному свитками. Так, что тут у нас? Донесения королевских ревизоров, требования об уплате недоимок, какие-то расписки Стоп, а это что за пергамент с гербовой печатью?
Гастон развернул загадочный документ и принялся жадно вчитываться. Латынь он знал с детства, спасибо ученым монахам, не жалевшим розог. И глазам своим не поверил! В руках у капитана был не что иное, как папская булла об отлучении тамплиеров от церкви!
Клянусь святым Дионисием, так вот почему прокурора д'Артуа убили! пробормотал потрясенный гасконец. Он пронюхал, что министр сговорился с Римом супротив храмовников, да еще и графа де Лаваля в это втянул. Верно, бедняга Робер грозился обо всем доложить королю, вот Ангерран и избавился от него руками Элиенор. Ну и ну, вот это заговор!
От возбуждения у капитана даже руки затряслись. Он понимал находка может стоить ему головы, если о ней прознает де Мариньи. Такие могущественные господа не прощают тех, кто суёт нос в их грязные делишки! Но отступать было поздно.
Свернув папскую буллу в трубочку и спрятав за пазуху, Гастон кинулся обшаривать другие бумаги в поисках новых откровений. Но тут за дверью послышался звон оружия и грубые голоса похоже, стража министра вернулась со своим грозным господином!
«Тысяча чертей, он не должен меня здесь застать!» похолодел капитан, лихорадочно озираясь. Попасться Ангеррану на горячем верная смерть. Или того хуже пытки в застенках, лишь бы узнать, много ли гасконец разнюхал.
Шаги и голоса приближались, заставляя сердце Гастона бешено колотиться. Он заметался по кабинету, ища, где спрятаться. За гобеленом? Под столом? Нет, все не то! И вдруг взгляд капитана упал на массивный резной шкаф у стены. Недолго думая, гасконец в два прыжка очутился возле него, рванул на себя дверцу и юркнул внутрь, стараясь дышать через раз.
И в этот миг дверь кабинета распахнулась. На пороге стоял разгневанный Ангерран де Мариньи собственной персоной. Черные глаза министра метали молнии, на скулах ходили желваки.
Какого дьявола! рявкнул он, шагая к столу и хватая разбросанные бумаги. Кто посмел рыться в моих документах? Да я вздерну мерзавца на ближайшем суку!
Верные псы Ангеррана бросились оправдываться, божась, что никого не впускали. Но хозяин не унимался:
Бестолочи! Как смели вы оставить мой кабинет без присмотра? Немедленно обыскать весь дом, каждую щель! Живо!
Гвардейцы вытянулись во фрунт и кинулись вон, гремя алебардами. А министр, шипя ругательства сквозь зубы, принялся сгребать пергаменты в кожаную суму. Внезапно взгляд его упал на злополучную папскую буллу. Вернее на то место, где она лежала минуту назад.
Им-мать! Пресвятые мощи! побледнел Ангерран, хватаясь за сердце. Буллы нет! Кто-то выкрал компрометирующий меня документ!
И тут глаза царедворца остекленели от дикой догадки:
Граф де Фуа! Только он мог решиться на подобную дерзость. Недаром крутился подле меня во дворце, паршивец, подвернулся под руку королю! Ну, погоди, щенок, я до тебя доберусь. Ты у меня в ногах валяться будешь, молить о пощаде! А твоя драгоценная Элиенор О, для нее я придумаю особую кару!
С этими словами взбешенный де Мариньи выскочил вон, хлопнув дверью так, что задребезжали витражи. А Гастон, бледный и взмокший от страха, осторожно выглянул из шкафа. Пронесло! Но расслабляться рано министр теперь на взводе, землю рыть будет, но выйдет на след похитителя буллы.
«Я должен срочно передать документ епископу Годфруа и капитулу Нотр-Дама, лихорадочно размышлял капитан, прокрадываясь к выходу. Пусть спрячут в надежном месте. А там будем действовать по обстоятельствам. Главное выиграть время для спасения Элиенор!»