Насколько я знаю, сегодня у короля важная встреча с послами Священной Римской империи, как бы невзначай обратился капитан к стоящему рядом придворному. Но, похоже, куда больше всех занимает визит епископа и история с этой узницей Шатле, как там ее Элеонорой, кажется?
Вельможа, оказавшийся не кем иным, как бароном де Крюсси, скептически хмыкнул и смерил юношу высокомерным взглядом:
Ты, видать, недавно при дворе, мальчик? Иначе знал бы, что блажь епископа лишь повод для министра де Мариньи утвердить свое влияние на короля. Все знают, что Ангерран давно точит зуб на графов де Лавалей. Сначала разорил их поборами, потом упрятал единственную наследницу в темницу. Уж не знаю, чем они ему насолили, но, видать, крепко!
Гастон стиснул зубы, едва сдерживая гнев. Ах, подлец Ангерран, погубитель его возлюбленной! Но сейчас капитану нужно было держать ухо востро, а не кидаться на обидчика с обнаженным клинком.
Воистину, отчего столь могущественный муж, как господин де Мариньи, обратил свой гнев на хрупкую деву? притворно изумился гасконец. Неужто она так опасна, что ее непременно нужно сжить со свету?
Барон рассмеялся и доверительно подмигнул:
Э, дружок, ты совсем зелен, как я погляжу! Дело вовсе не в самой девице, а в ее покойном папаше и его долгах. Поговаривают, старый де Лаваль в свое время здорово насолил Ангеррану, перехватив какой-то жирный контракт на поставки зерна. Вот министр и затаил обиду, ждал случая поквитаться. Ну а когда прокурора д'Артуа прикончили тут уж сам бог велел подставить графскую дочурку!
Гастон никогда еще не был так близок к разгадке зловещих интриг. Значит, Элиенор с самого начала была лишь пешкой в чужой игре! Но расспросить обо всем подробнее капитан не успел двери в тронный зал распахнулись, и разряженная толпа придворных, гомоня и переговариваясь, двинулась внутрь, чтобы засвидетельствовать свое почтение королю.
Филипп Красивый, высокий статный мужчина с острым взглядом и тонкими чертами лица, восседал на возвышении в окружении верных соратников. По правую руку от него стоял, конечно же, коварный Ангерран де Мариньи, поигрывая массивной золотой цепью на груди. Гастон скрипнул зубами, увидев ненавистного царедворца. Однако виду не подал, смиренно склонившись в поклоне вместе с прочими вассалами.
Приветствую вас, дети мои! величаво произнес король, обводя взглядом притихших придворных. Надеюсь, вы готовы верно служить своему сюзерену и блюсти интересы Франции. Ибо грядут великие перемены! Но сначала мы должны решить одно неотложное дело.
Филипп повернулся к застывшему слева епископу Годфруа и кивнул, позволяя говорить. Почтенный прелат выступил вперед, простирая над собравшимися руки в благословляющем жесте.
Ваше величество, позвольте обратиться к вам с просьбой, идущей из глубины моего сердца, прочувствованно начал он, и голос его звучал звучно под сводами парадного зала. Одна из ваших подданных, юная графиня Элиенор де Лаваль, томится в заточении по обвинению в убийстве. Однако у меня есть все основания полагать, что она стала жертвой чудовищного заговора и оговора! Молю вас, государь, дайте несчастной право на справедливый суд, дабы истина восторжествовала!
По рядам царедворцев пробежал удивленный ропот надо же, какие страсти! Гастон, затаив дыхание, во все глаза смотрел то на епископа, то на нахмурившегося короля. Заступничество владыки Годфруа многого стоило, но убедит ли оно венценосца? Или верный пес Ангерран нашепчет ему на ухо очередную гадость?
Министр де Мариньи, словно прочитав мысли капитана, шагнул к трону и склонился перед монархом в почтительном, но исполненном затаенного превосходства поклоне.
Ваше величество, дерзну напомнить, что дело графини де Лаваль уже закрыто, елейным голосом проговорил он. Улики неопровержимы, свидетели надежны. К чему ворошить то, что успело уже покрыться праведным судебным прахом? Или у епископа есть веские доказательства невиновности арестантки?
Годфруа смутился, но тут же вскинул голову и твердо ответил:
Я пока не располагаю прямыми уликами, господин министр. Но моя интуиция и опыт подсказывают в этом деле не все чисто! Прошу лишь об одном дать мне время собрать доказательства и представить их суду. Ваше величество, молю, не дайте свершиться непоправимому! Вдруг Элиенор де Лаваль и впрямь безвинная жертва?
Филипп Красивый в задумчивости постукивал пальцами по подлокотнику трона. Было видно, что слова прелата произвели на короля впечатление все-таки Годфруа слыл мудрецом и праведником. Но и влияние Ангеррана при дворе было велико. Чью же сторону примет венценосец?
Что ж, любезный епископ, вы подняли важный вопрос, наконец изрек монарх, и Гастон весь обратился в слух. Я ценю ваше рвение в поисках истины. Более того я и сам не до конца уверен в виновности графини. Посему повелеваю: дать преосвященному Годфруа две недели на расследование. Но если он не найдет убедительных улик в пользу де Лаваль приговор останется в силе. Таково мое решение!
У Гастона едва не вырвался радостный возглас есть! Король дал шанс на спасение Элиенор! Теперь главное не упустить его, распутать клубок интриг до того, как песок в часах пересыплется. А уж в том, что министр де Мариньи попытается помешать торжеству справедливости, капитан не сомневался ни мгновения.
Тем временем Ангерран, мрачнее тучи, отошел от трона, уступая место послам Священной Римской империи. Аудиенция потекла своим чередом, но Гастон уже не слушал. В голове роились мысли, как подобраться к зловещему царедворцу, выведать его тайны. Первым делом надо попасться ему на глаза, затесаться в окружение. Но как?
Благодарю, ваше величество! Вы не пожалеете о своем мудром решении, с чувством произнес тем временем епископ Годфруа, кланяясь королю.
И надо же было такому случиться выпрямляясь, почтенный прелат нечаянно зацепился широким рукавом сутаны за подсвечник. Массивный канделябр покачнулся и с грохотом рухнул прямо под ноги заморским гостям!
Господи помилуй! в ужасе воскликнул Годфруа, бросаясь поднимать подсвечник. Но неловкий старец лишь усугубил переполох поскользнувшись на разлитом воске, он пошатнулся и, размахивая руками, полетел вперед, увлекая за собой парчовую скатерть с королевского стола.
Бокалы и блюда с грохотом покатились на пол, придворные дамы взвизгнули, бросаясь врассыпную. Гвардейцы схватились за алебарды, не понимая, что происходит. Сам король вскочил, опрокинув трон того и гляди, решит, что на него покушаются!
И тут Гастона осенило. Вот он, шанс проявить себя, заслужить благосклонность двора! Не размышляя ни секунды, капитан ринулся вперед, ловко проскользнул между остолбеневшими вельможами и опустился на колено перед монархом:
Ваше величество, прошу дозволения навести порядок и покарать виновных в сем возмутительном происшествии! Клянусь самим Иисусом, я не пожалею сил, дабы защитить вашу честь и достоинство!
Филипп Красивый изумленно воззрился на дерзкого юношу. Кто таков? Откуда взялся? Впрочем, сейчас было не до расспросов. Лицо короля исказил гнев:
Что же, дерзай, отважный как там тебя? Немедля расследуй этот возмутительный случай и доложи мне. Кара виновным будет суровой!
Гастон, не веря своей удаче, склонился в глубоком поклоне:
Слушаюсь, ваше величество! Не пройдет и часа, как злоумышленник предстанет перед вашим светлым ликом!
И капитан, звеня шпорами, бросился прочь из тронного зала, лихорадочно размышляя на ходу. Нужно первым делом разыскать епископа и вызнать, что это была за возня с подсвечником. Уж не заговорщики ли подослали святого отца, чтобы отвлечь внимание монарха?