Опять не то!
Так, а после войны что-нибудь необычное случалось? Когда уехали? Нет, пожалуй Сначала трудновато было на новом месте. Потом всё устроилось: работа, жильё. На жизнь хватает. И на отдых за границей тоже.
А чувства полёта как не было, так и нет
В общем, ничего «адреналинового» Николаю Петровичу не вспоминалось. Поэтому он окончательно убедился, что прожил жизнь серую, никому не интересную.
Может быть, теперь всё изменится, после «полёта»? Мир будет другим? Или сам Николай Петрович станет «не таким»? Будет видеть и чувствовать по-другому в новой жизни, полной ярких личностей, умеющих летать, а не ползать?
Вдруг нога подвернулась, и Николай Петрович неловко свалился на острые камни. Попытался встать не получилось, и он, усмехнувшись над собой: ну, как раз в тему! опустился на четвереньки и медленно пополз вверх по крутому склону горы.
Как тогда, в войну. Когда только из ямы выкарабкался
Чудом выбравшись из ямы, Колян пополз по двору мимо ветхого сарайчика, около которого его недавно «расстреливали». Посидел, отдышался, но встать не смог. Пополз дальше: мимо небольших строений, разбитой машины, трупов мужчин в полевой форме. Были ли среди них «меченый» и конвоиры, Колян не посмотрел. Даже не вспомнил. Потом попадались ещё мёртвые. А вот живых вокруг не оказалось. Он этому не испугался и не обрадовался. Автоматные очереди раздавались уже не рядом, а где-то вдалеке. Колян неторопливо прокладывал маршрут вдоль узкой улицы с разрушенными догорающими домами. Улица эта, будто неровное поле, вспаханное огромным плугом, была вся изрыта, зияла глубокими ямами и колеями. Вот по такой колее Колян и двигался. Несколько метров полз потом отдыхал.
Так и добрался до обрубка старого дерева. Крона у него была срезана снарядом. Остался только толстый расколотый пень, в который и вцепился Колян обеими руками. Встать не получалось, поэтому он лёжа обнял пень и замер в этой неудобной позе.
Вдруг что-то твёрдое упёрлось в спину.
Встать!
Колян, вздрогнув от неожиданности, шатаясь, встал и удивился: получилось!
Откуда?
Из Грозного.
Здесь чего делаешь?
Домой иду.
Куда домой?
В Грозный.
Ах, в Грозный?! А ну пошёл!
Бледный сутулый лейтенант погнал Коляна к большому серому казённому зданию, больно толкая в спину автоматом.
На пороге немолодой военный вяло препирался с полным мужчиной в помятом костюме, который требовал немедленного освобождения задержанной Иры Скрынниковой.
Она моя дочь. И не виновата ни в чём. Я доцент нефтяного института.
Без документов она
Но я же говорю: она моя дочь! Я доцент
Тут Колян споткнулся на ступеньке и чуть не свалился военному под ноги.
Да погоди ты, доцент! Это ещё кто такой? Откуда?
Из города вроде.
И зачем ты его сюда припёр?
Домой, говорит, иду. Без документов, заросший, покоцанный.
Тут все такие. Шляешься где-то, а тебя уже Глухов два раза спрашивал.
А этого куда?
Да хоть в кладовке запри.
Злобно матерясь, лейтенант загнал Коляна в тесную кладовку и запер.
В кладовке было темно, пусто и пахло пылью. Колян прислушивался к топоту, крикам и шуму в коридоре и шарил рукой по полу. Нащупал обломанный жёсткий веник, накрыл его завалявшимся в углу обрывком старой газеты, подложил под голову, лёг и незаметно уснул.
Снилась ему бомбёжка. Вокруг ухало, грохотало, гремело, а Колян, как это часто бывает во сне, хотел убежать, но не мог двинуться с места. Проснулся он от сильного удара в бок. Лейтенант застыл в дверном проёме и тыкал в Коляна автоматом.
Ну ты охренел, в натуре! Ночлежку нашёл!
Он грубо схватил Коляна за шиворот и вытолкал в коридор. Закатный солнечный луч больно ударил по глазам и багровым сполохом осветил лейтенанта: дорожки слёз на грязном лице и мелкие пятна крови на гимнастёрке.
Пошёл! Ну!
Куда? глупо спросил Колян, а лейтенант стукнул прикладом об стену и тонким голосом заорал:
На х пошёл! Понял? На х!
Колян скатился по ступенькам и двинулся в том направлении, куда его неумолимо пихали. Вокруг, как в недавнем сне, всё гремело и взрывалось. Люди бежали по улице и кричали, и Колян кричал и бежал вместе с ними. Потом до темноты прятался под мостом в компании контуженного дезертира. С ним и разделил случайные трофеи: кусочек заветренного сыра, крошки от печенья и чью-то недопитую бутылку воды.
Ночью Колян долго брёл по тёмной дороге вдоль полей и лесопосадок. Только под утро пришёл в какое-то село. Или в деревню. Или в город.
На рассвете он, хромая, плёлся по незнакомой улице мимо ещё дымящихся развалин. Было тихо и пусто. Лишь где-то впереди слышался невнятный шум. Колян двинулся на шум и вскоре оказался у разрушенного снарядом дома. Уцелела лишь закопчённая часть стены щербатый неравнобедренный треугольник. Под стеной шуршала и копошилась маленькая старушка в ветхом, дырявом платье, а порывы ветра шевелили её седые волосы и вздымали пепел над обломками кирпичей. В углу бывшей комнаты были аккуратно расстелены пододеяльник и наволочка, почти целые, чуть тронутые огнём, странно белые на фоне чёрного, выжженного пространства.
В них лежало что-то бесформенное, сложенное странными тёмными кучками. Колян подошёл поближе и понял, что перед ним не старушка, а седая и очень уставшая молодая женщина. Она откинула со лба опалённую прядь волос и строго сказала: «Мишу в пододеяльник, а Санечку в наволочку». Потом отвернулась и поползла вдоль стены, перетирая в руках комья серой земли и золу.
Колян утвердительно кивнул, опустился на колени и пополз в противоположную сторону. Он медленно разгребал кирпичные обломки, просеивал землю между пальцами так когда-то дома гречку перебирал перед тем, как Наташке варить кашу для сына. Нашёл маленькую обгоревшую кроссовку, полную какого-то чёрного порошка, и осторожно положил в наволочку, стараясь не смотреть на её содержимое. Но всё равно посмотрел. И, как ни странно, стало легче, потому что рваные куски и кусочки обугленной плоти были мало похожи на части человеческого тела.
Так Колян с женщиной всё утро ползали и собирали в чистую белую материю то, что раньше было Мишей и Санечкой.
Потом долго бродили среди развалин в поисках лопаты. Не нашли, стали копать яму подручными средствами: Колян кусками арматуры, через которые земля сразу же высыпалась обратно, а женщина гнутым металлическим рожком от обуви. Копали долго. Колян еле двигался, уже не чувствуя ног и спины. Он с трудом представлял, как будет выбираться из ямы, хотя могила получалась совсем неглубокой. А женщина, наоборот, будто обрела второе дыхание: набирала полные пригоршни земли из ямы и разбрасывала их в разные стороны. Несколько раз, легко разогнувшись, она поднималась на ноги и спешила к месту, где остались муж и сын, как будто опасалась, что они могли исчезнуть. Потом с сосредоточенным и спокойным лицом вновь принималась за работу.
Наконец яма была готова. Конечно, не типовая могила на два метра, но и сами похороны тоже обычными не были. Колян и женщина ползком перетащили из-за стены полупустые пододеяльник и наволочку, бережно опустили их в яму и без слов забросали комьями серой земляной массы. Колян стал отползать подальше, чтобы женщина могла побыть с могилой наедине, но она позвала его обратно. Оказалось, нужно было чем-то закрыть яму, чтобы не разрыли собаки. Колян пополз на соседний участок, где из расколотой оконной рамы выпирала железной сеткой чья-то старая кровать. Раздирая руки в кровь, он притащил на могилу кроватную сетку и лёг рядом в тёплую пыль.
Наверное, прошло несколько часов: было уже совсем темно, когда женщина его разбудила. С трудом проглотив горько-солёные консервы, Колян запил завтрак (или обед, или ужин) ещё тёплой водой, а остатками кое-как обтёр лицо и тело.