Утром он проснулся от того, что шею защекотали чужие волосы. Женщина лежала рядом, прижавшись горячим плечом, жалобно постанывала и всхлипывала во сне. Колян осторожно отстранился, чтобы не потревожить её, но женщина вздрогнула, резко села и стала оглядываться по сторонам. Её растерянный взгляд остановился на могиле, и Колян испугался, что сейчас она забьётся в истерике. Но женщина строго взглянула на него сухими глазами, тяжело поднялась и стала искать что-то под стеной оказалось, собирала остатки еды. Потом привычно, будто давно жили вместе, они молча позавтракали консервами с сухарными крошками, и Колян сказал: «Ну, мне пора». Женщина кивнула и отвернулась к стене. Она сидела, прислонившись спиной к обгоревшим кирпичам, с безвольно повисшими руками как сломанная кукла. «Может, со мной пойдёшь?» спросил он запоздало, но женщина молча покачала головой. Колян понял, что она никуда не уйдёт, останется в мёртвом городе, на пустой улице, с погибшими близкими. Он махнул рукой на прощание женщине, имени которой так и не узнал, и направился к своему далёкому дому.
Шёл три дня. Что-то ел, где-то спал. Днём прятался среди развалин, крался по улицам короткими перебежками. Ночью брёл по пустым разбитым тротуарам сколько хватало сил. Потом, после короткого отдыха, вновь поднимался на дрожащие, слабые ноги. То плакал, то в такт шагам пел, когда его никто не слышал. Так Колян и вернулся домой
Вот и сейчас ноги мелко дрожали, поясница ныла, но Николай Петрович упрямо двигался к заветной цели. Он дополз до вершины горы и разогнулся, крепко держась за согнутый металлический штырь, увенчанный заржавевшей табличкой. На ней на русском и английском языках туристов грозно предупреждали о страшных последствиях прыжков с горы. «Английская» сторона оставалась чистой, а на «русской» кто-то эмоционально выразил несогласие. Надпись была украшена таким профессиональным рисунком, что Николай Петрович даже невольно возгордился талантливыми соотечественниками.
Подойдя к краю обрыва, он осторожно посмотрел вниз. Высоко. Нет, очень высоко. Отошёл. Вернулся к краю. Ещё раз посмотрел вниз. Камни скользкие. Скалы острые. И вообще
С этой ёмкой и глубокой мыслью Николай Петрович зажмурился и неловко прыгнул.
Полёт прошёл нормально. Только очень быстро. Николай Петрович за короткий промежуток пребывания в воздухе ничего не почувствовал. Даже испугаться не успел. Больно врезался в воду и очень удивился этой боли. Вода, всегда такая мягкая и податливая, встретила его резким ударом.
Отдышавшись, Николай Петрович с трудом доплыл до берега. Долго сидел на песке, одной рукой держался за голову (её будто клещами сдавили), другой осторожно растирал онемевшую ногу. Внутренний голос ехидно спрашивал: «Ну, и где тот адреналин?» И ответа на этот вопрос не находилось.
Потом Николай Петрович поднял голову и убедился, что мир остался прежним. На склоне горы в тонкой зелёной рамке травы отчётливо вырисовывался зад.
Да и сам Николай Петрович не изменился. Только сильно болел живот и всё, что ниже. Было даже не столько больно, сколько обидно будто отобрали что-то важное и нужное. В затуманенной голове, перебивая друг друга, теснились невесёлые мысли: «Всё правильно: кому поцелуй над бездной, кому задница в кустах. Кому чё, кому ничё Рождённый ползать летать не может? Ну и хрен с ним!»
Николай Петрович решительно встал на ноги, охнул, крякнул, подтянул резинку на трусах и, припадая на ушибленную ногу, медленно поковылял обратно к бару.
Ирина Горбань
Вовкина любовь
1
О том, что Леночку изнасиловали, не говорил только Вовчик. Да ему и простительно. Парень всегда пребывал в радостном настроении. Идёт по улице такой увалень с серьёзным видом, ты от страха перед неизвестностью шарахаешься в сторону, а он подходит и начинает обнимать. Вроде на улице все наслышаны о безвредном характере Вовчика, но кто знает, что ему взбрендит в голову в неподходящий момент. Ходил он всегда в чистых и выглаженных вещах. Умственное развитие пятилетнего ребёнка ясно читалось на его лице. С любопытством поглядывали соседки в его сторону, видя, с каким важным видом тот идёт в магазин с авоськой. Пара пустых молочных бутылок мерно позвякивает, цепляясь за его коленку. В магазине покупателя знали. Брали из рук записку, деньги, отоваривали, гладили по голове и отправляли домой. Он улыбался, говорил, что любит всех, какие они красивые, и уходил. Дом был в тридцати метрах, но для Вовчика это был серьёзный и важный путь. Считать он умел только до пяти. И на пальцах мог показать свой возраст пять лет. Филатиха, мать Вовчика, работала почтальоном. Она бы и рада за собой таскать сына, только тот был настоящим увальнем. Не желал ходить по чужим улицам.
Сначала женщина просила соседку присмотреть за пацаном, а когда поняла, что тот совершенно безвредный, начала оставлять одного. Печь не затапливала, зная, что всё равно некому будет подкидывать уголь. Ну и ладно. Главное, он не мешает соседям. Приготовленную на полдня еду Вовчик съедал в один присест и уходил на улицу в поисках добрых улыбок.
Как-то он не появился. Сначала думали, капризничает, ещё придёт. Когда отсутствие заметили и соседи, Валька рассказала, что случился очередной приступ эпилепсии и сына забрали в больницу. Предупредили, что курс лечения будет долгим. Сроков в этот раз никто не называл. Да она бы никому и не сказала. Какая разница, когда сын вернётся домой. Пусто без него, но и без лечения оставлять нельзя.
От безделья соседи снова стали муссировать тему изнасилования.
2
От стресса Леночка отходила долго. В больнице пару недель отлежала, потом несколько дней дома, а там и каникулы. Семилетний ребёнок не понимал, почему чужие дяди в милицейской одежде задают глупые, некрасивые вопросы. Девочка вопросительно заглядывала маме в глаза и плакала, видя, как та не может сдержать слёз. На все вопросы отвечала, что не помнит того, кто сделал больно, что он подошёл со спины, аккуратно взял её за плечи и повернул в сторону посадки. Все дети села ежедневно ходили в школу и обратно мимо густой чащи. Никому из взрослых и в голову не приходило, что это может быть опасно. О Чикатило тогда не знали и не слышали. Провожать детей в школу было не принято. Бабушки кормили внучат завтраком, отпускали за ворота двора и спокойно занимались своими делами. Знать бы, где упадёшь, разве не запаслись бы соломкой?
На следующий день в посадку нагнали технику. Выкорчёвывали всё, что проросло за много лет в междурядьях. Прохожие поглядывали на небывалую возню в посадке и удивлялись, не министр ли едет в их село. Осталось асфальт проложить, и памятник неизвестному солдату выкрасить, и ждать гостей. К вечеру посадка просматривалась как нарисованная. С какой стороны ни обойди всё как на ладони. Но кому это надо, если жизнь девчонки разорвали и раскромсали на много лет вперёд?
3
Нинка со свекровью не то что не ладили, обе старательно делали вид, что в их семье тишь да гладь да божья благодать. Полусвекровь это как полукровка.
Ефросинья взяла в мужья Петра с двумя пацанами Сашкой и Колькой. Колька был рыжим, словно увядший апельсин. Блёклые брови и ресницы, практически белые ни кровинки губы в вечных заедах. Но какие у него были кудри! Всем девчонкам на зависть. Санёк был худым, жилистым, драчливым. Как-то угораздило их пацанами пойти на танковый полигон поглазеть на технику. Что там произошло, он толком не помнит. Да и зачем себя подставлять, если батя шкуру снимет за то, что остался без руки. Только в больнице он узнал, что рука никогда не вырастет, что придётся учиться держать ложку в левой руке. Калека он и есть калека. Культя постоянно воспалялась. Дворовые мальчишки тут же обозвали его Култын. Кличка так прилипла к мальчишке, что со временем он перестал отзываться на собственное имя. Только паспорт надёжно хранил имя на всякий случай. Женился Култын на Марии в конце пятидесятых. В цепкие руки попал: девка продыху не давала, пытаясь направить мужа на путь истинный. В шахту кем-то пристроила, чтобы знали, что не калека её муж, а самый настоящий хозяин. Дочь ему родила. Не принято было всего одного ребёнка заводить, но что-то пошло не так, и они решили, что и одной девчонки хватит.