Думаю, нам и десяти лет не хватит, чтобы посмотреть их все.
Ну и отлично. Целых десять лет вместе точно. Как тебе, а? хмыкнул он как-то слишком самодовольно. На что это он намекает?
Ты не вытерпишь меня и двух лет, я прикрыла глаза, опустив голову на сидение дивана. По звуку он повторил мое движение, и теперь наши плечи едва ли не соприкасались, слишком близко.
Я готов тебя терпеть хоть всю жизнь.
Я повернулась в его сторону и приоткрыла один глаз:
Тебе просто градус в голову ударил.
Может, и ударил. Но ты такая красивая, словно сошла с картин Микеланджело.
Не сказала бы, что на его картинах такие уж красивые женщины, задумчиво произнесла я, но он цокнул языком:
Ладно, тогда его скульптуры. В «Оплакивании Христа» женщина просто страх, как прекрасна, он замолк и нахмурился, постой, ты разве помнишь, какие у Микеланджело картины?
Нет, просто дразню тебя, я прыснула со смеху, наблюдая за быстро меняющимся выражением его лица.
Нет-нет-нет. Что-то шло не так. Крушение корабля. Катастрофа. Ядерный взрыв. Что угодно, лишь бы не это. Самое страшное ЧП не сравнимо с тем, к чему ведет такой взгляд. Он хочет меня поцеловать, а я в тупике. Это нечестно, заставлять меня делать этот выбор. Допущу ли я неловкую ситуацию? Отвернусь, чтобы его губы столкнулись с моей горячей от нервов щекой. Оттолкну, переведя все в дурацкую шутку. После подобного обратного пути уже не будет. Как и после этого гребанного поцелуя.
Я не хотела с ним целоваться, не хотела нести эту ношу и осознавать, что все можно и нужно было остановить. Но я не двигалась, просто смотрела на то, как все рушится, пока его липкие губы не коснулись моих.
На несколько секунд он застыл, словно ждал пощечины, но я, кажется, даже не дышала. Молилась, чтобы все это прекратилось. Не прекратилось, он продолжил с большим напором, но грани не переходил. Обычный подростковый поцелуй, словно мы в классе восьмом забились в грязный школьный сортир и решили попробовать, просто так, «ради интереса». Я с ужасом осознала, что не имею ни малейшего представления, как правильно целоваться. Лишь бы это был не мой первый поцелуй, такой неловкий и жалкий.
С кем, вообще, мог быть мой первый поцелуй? С каким-нибудь соседским мальчишкой, который подарил шоколадку и назвал «классной»? Или с самым крутым парнем школы? Может, страшеклассником. Он в одиннадцатом, я в девятом, и все девчонки с завистью смотрят на меня, потому что он так пафосно подплывает к моему шкафчику и, ухмыляясь, целует на глазах у всей параллели.
Пожалуй, не так никчемно выглядел бы поцелуй с Ковалевым. Он красавчик, крутой и стильный. Плохой парень, который точно умеет целоваться так, что ноги подкашиваются. Он не ждал бы позволения. Такие, как он, просто целуют, когда хотят, не спрашивая, со всем напором и наглостью. Пожалуй, его я бы выбрала для первого поцелуя, и ни разу бы не пожалела.
А Рома? Это не было ужасно, нет. Просто я ничего к нему не чувствовала, и вся эта нежность только бесила. Это все не мое, мне нужен пожар, так, чтобы обжигало и доставляло боль. Как чертов фильм, который я так любила.
Его рука потянулась ко мне, и я вдруг очнулась, тут же отпрянув. Я успела схватиться за его руку и покачать головой:
Не нужно, ладно?
Он правда нравился мне, но утопать в этом вязком чувстве совершенно не хотелось. И поэтому внутри меня что-то рвалось. Поэтому я его не оттолкнула сразу. И поэтому я все больше злилась на саму себя. Лишь бы он не завел разговор о случившемся, я точно провалюсь под землю.
К счастью, он промолчал и отвернулся к окну, за которым разбушевался ливень.
Останешься у нас? Я видела гостевую спальню. Очень миленькая, буркнула я, опустив взгляд на свои руки, они почему-то дрожали.
Я на машине. Быстро доеду, делов-то.
Ты выпил. И там ливень. Мне аварий вдоволь хватило.
Ты слишком драматизируешь.
А ты корчишь из себя не пойми кого. Кончай, пойдем, я поднялась на ноги, видимо, слишком резко, что закружилась голова.
На втором этаже, у самой лестницы была неприметная дубовая дверь. От других она отличалась только тем, что казалась намного новее. Простая комнатка, с кроватью-полуторкой, нежно-пудровым тюлем, резным шкафом, столом и торшером на высокой позолоченной ножке. Ничего особенного, но так уютно.
Мы устроились на мягкой постели и еще долго разговаривали на отвлеченные темы. Поцелуя словно и не было, но он поглядывал на мои губы, как будто надеялся увидеть на них след своего смелого шага. И каждый раз одергивал себя, снова поднимая взгляд к потолку.
Слушай, я читала нашу переписку.
Он едва заметно вздрогнул и кивнул:
Хорошо.
Не хорошо. Там были странные сообщения, как будто переписку подчистили, пришлось перевести дыхание, потому что я совсем не представляла, как спросить, в общем, там было что-то о ссорах сестры с братом. А я не понимаю, кто это.
Не помню. Наверное, Петя с Катей? Они вечно как кошка с собакой.
Наверное. Действительно, нашла, из-за чего себе голову морочить. Прости.
Мой нервный смех показался слишком наигранным. Почему-то я вдруг разучилась быть с Ромой естественной. Дурацкий поцелуй. Что, вообще, принято делать после такого? Считает ли он, что мы теперь встречаемся? Нужно продолжать прикидываться, что ничего не было? Или держаться за руки? Стоит ли мне взять его за руку?
Я потянулась к его ладони, лежащей так близко ко мне, но вздрогнула от внезапного сигнала телефона и машинально вытащила его из кармана штанов. Лишь одно сообщение от контакта «Ковалев»:
«Не спишь?»
Он писал что-то еще, но его сообщения так и остались непрочитанными. Не знаюон бы увидел Рому, потому что тот не отпустил бы меня просто уйти на разговор с этим придурком. Начались бы шутки, упреки. И, стыдно признаться, но мне было бы так противно от осознания, что Ковалев знает о нас. А говорить по телефону вообще ужасная идея. Я не хочу говорить с ним по телефону. Если очень надо, пусть найдет меня между занятиями.
Хочешь чая? спросила я, снова спрятав телефон.
Я лучше спать, завтра рано уезжать.
А я хочу, я соскочила с кровати и потянулась, сладких снов.
Побег из этой проклятой комнаты был словно спасательный круг, и я благодарила вселенную, ставя чайник, что он отказался идти со мной. Едва я успела убрать следы нашей камерной тусовки, как с прихожей послышался шум и голоса. Вернулись мама с Виктором.
Какой ужасный ливень, шепотом ругалась мама, отчего её голос срывался на смешной писк, как будто назло!
Насть, ну перестань уже злиться. Есть же своя романтика в ливнях, в промокших красавицах.
Не вижу никакой романтики в промокших «Джимми Чу».
Я куплю тебе еще десять «Джимми Чу», хочешь? он зашел спиной на кухню, поэтому не заметил меня, и развел руками, тихо рассмеявшись.
Доброй ночи, хмыкнула я, отчего Виктор вздрогнул и тут же повернулся.
Ой, напугала. Здравствуй. Не спится?
У нас в гостях её друг. Кино смотрели, мама зашла следом и поцеловала меня в макушку. Её мокрые волосы прилипли к такому же мокрому лицу, макияж весь растекся, но она почему-то стала выглядеть еще лучше с этими разводами. Дорожки туши в сочетании с бледной кожей придавали её образу какую-то готичность. Тонкое шелковое платье от влаги обрамило стройную фигуру, и я с ужасом заметила, что она без белья, Где Рома?
Он уже спит. А мне чая захотелось.
Рома, значит? недовольно фыркнул Виктор, облокотившись о столешницу, с каких пор ему можно переступать порог этого дома?
Брось свои обиды, тебе не восемь. Мальчик наговорил глупостей, а ты все дуешься, мама пихнула его бедром и открыла холодильник.
Каких глупостей? Вы начнете говорить нормально? Ваши загадки уже насточертели! не выдержала я.
Они переглянулись, и мама дернула плечами, мол, «решай сам». Мужчина тяжело вздохнул и уселся напротив меня: