Доев, Дюбуа открывает глаза и заговорщически наигранно озираясь по сторонам склоняется к нему. Кэл замечает проблески обаяния и опасной харизмы, все еще таящихся в нем. Хотя при раздутом, обрюзгшем теле с грязными ногтями и едким запашком это кажется гротескным.
Что вы желаете узнать сегодня?
В своих письмах вы намекали, что готовы поделиться еще не озвученными подробностями своего своей истории.
Они оба понимают, зачем здесь Кэл, почему он приходит сюда вновь и вновь ради людей, у которых пока еще нет ответов, но которым необходимо их получить.
Чудовище имитирует колебание, притворяется удивленным.
Вы хотите узнать о моих преступлениях?
Наклонив набок голову, Дюбуа заходится смехом, который режет слух, действует Кэлу на нервы. Он понимает, что Дюбуа доставляет удовольствие играть с ним: у закрытого в психушке монстра не осталось иных развлечений. Что ж, Кэл предвидел, чем чреват заключенный им договор, сделка с дьяволом. Но становится интересно окупится ли это?
И он начинает задавать вопросы. Дюбуа отвечает на них механически, но Кэл видит, что внимание преступника рассеивается. Дюбуа не огрызается, не возражает, не кривит рот в ядовитых ухмылках. Ему явно скучно. Его пальцы тянутся, насколько позволяет цепь, к локтям и предплечьям, расчесывают сухую кожу, и отшелушенные чешуйки слетают на пол. Кэл старается показать, что ему невероятно интересны заезженные ответы, а сам ищет брешь, зацепку в шаблонной версии. С другими у него все всегда получалось. Он даже наслаждался азартом погони. Но в этом человеке есть нечто такое, что делает все попытки его раскусить тщетными.
Расскажите мне подробнее о вашей матери, говорит Кэл.
Эта тема запретная, но он в отчаянии. Дюбуа снова пожимает плечами, но то, как он ими поводит, убеждает Кэла: вот она, зацепка! Вот способ выведать у Дюбуа то, о чем он умалчивает.
Вы были маленьким, когда она умерла. Возможно, вы ее не помните?
Мне было двенадцать. И она не заслужила того, чтобы о ней вспоминали.
Очень жаль.
Дюбуа начинает ерзать на стуле; пальцы монстра продолжают ковырять кожу. Дискомфорт и отвращение на его лице воодушевляют Кэла: это лишнее подтверждение того, что он на верном пути.
Мой отец интересный человек, говорит Дюбуа, начиная грызть ноготь.
Его голос опасно тихий словно предостерегает журналиста от дальнейших вопросов. Но Кэл не останавливается.
Правда? А что отец думал о вашей матери? спрашивает он.
И почти сразу сожалеет о брошенном вызове.
Дюбуа с искаженным лицом резко вскидывает голову.
Отец считал ее конченой потаскухой, не выговаривает, а шипит он.
В его словах сквозит безудержная, абсолютная жестокость. Кэл знает, что делал Дюбуа, на что он способен. И тем не менее эта моментально взыгравшая ненависть, эти вздувшиеся на шее вены шокируют его. Но он берет себя в руки, подавляя внутреннее смятение.
А Дюбуа продолжает выплевывать свой яд:
Она перетрахалась с половиной деревни.
Но разве это правда?
Патрисия Дюбуа. Модель отвращения и похотливого сладострастия своего сына. В действительности у нее был любовник, но лишь один. Патрисия закрутила роман с местным фермером: по-видимому, искала утешения и надеялась забыть в его объятиях о муженьке, известном на всю округу своим крутым нравом.
Я помню ту ночь. Зрачки Дюбуа расширяются, и Кэл едва удерживается, чтобы не содрогнуться при виде змеиного выражения его лица. Отец поднял нас с постели и заставил смотреть. Взял ремень и стал ее бить. Хотел, чтобы мать пожалела о содеянном. Она кричала. Знаете я до сих пор слышу ее крики они не смолкают вот здесь. Дюбуа стучит по голове скованной рукой. А потом отец сказал ей, что она может уйти. Но без вещей, за которые он платил. Он забрал всю ее одежду. Раздел до нитки. Вытолкал на улицу в снег и заставил бежать. Голой.
От нездорового восторга в глазах Дюбуа сердце Кэла бьется сильнее. Он пытается представить себе отца, который будит маленьких детей, чтобы у них на глазах учинить жестокую экзекуцию над их матерью. Не нужно быть психологом, чтобы понять, откуда произрастают корни садизма Дюбуа. Он перенял это от отца. Дюбуа тоже заставлял свои жертвы бегать. Но никогда не позволял им убегать от себя.
Как ваша мать умерла? вполголоса интересуется Кэл.
Дюбуа выдерживает его взгляд.
Несчастный случай на ферме. Такая жалость! Но, знаете ли, с тракторами надо обращаться осторожно Видели бы вы ее лицо, когда она поняла фыркает монстр.
Поняла что?
Перед глазами Кэла возникает тракторный ангар, в голове роятся всякие мысли: «Нет Дюбуа там не было. Там никого не было Так, во всяком случае, считается».
Но, похоже, рассказ о смерти матери вывел этого человека из ступора. Дюбуа понижает голос до шепота такого тихого, что Кэлу приходится напрячь слух, чтобы расслышать.
Она была не первой, чтоб вы знали. Монстр заглядывает Кэлу в глаза, как будто напряженно ожидает его реакции.
Ваша мать? На миг Кэл теряется, не понимая, о чем тот говорит.
Не-е-ет, произносит Дюбуа так, словно это очевидно. Мэнди. Он облизывает губы, и все журналистские инстинкты Кэла замирают в ожидании: вот она, плата за часы туманных откровений и за те образы жертв, которые ему уже не вычеркнуть из памяти, которые будут преследовать его до конца жизни.
Дюбуа переводит взгляд на стекло, за которым стоит санитар неподвижный, сосредоточенный.
Они думают, что первой была Мэнди. Дюбуа выпрямляется и опять фыркает. Вы все так думаете.
Вы вместе учились в колледже. Она была неласкова с вами, запинается Кэл, намеренно искажая факты.
Все было наоборот. Дюбуа проявлял нездоровый интерес к Аманде Лайонс. Она отвергла его, и Дюбуа выжидал несколько месяцев, чтобы поквитаться с девушкой. Он вынашивал свою обиду, лелеял ее, мечтая о мести. Но Кэл вынужден подыгрывать убийце.
Она не первая, кто так обошелся со мной, сверкает глазами Дюбуа. Но в конце концов они все пожалели об этом. Я их заставил
Аманду Лайонс нашли привязанной к дереву со следами жестоких пыток на теле. В легких девушки оказалась речная вода, но реки поблизости не было. Дюбуа перетаскивал ее с места на место мучая, но не спеша убивать.
Кэл заставляет себя не думать об известных жертвах убийцы. Их души упокоит правосудие. Его задача помочь другим, тем, за чью смерть это чудовище еще не понесло наказания, и их близким, до сих пор пребывающим в неведении об участи своих любимых дочерей и жен.
Так кто же был первым?
Дюбуа пожимает плечами и снова откидывается назад, явно утрачивая интерес к разговору. Протянув руку к очередному батончику, он не спеша развертывает его и смакует.
Кэлу хочется закричать. Мысленно он уже обхватывает руками шею этого человека, сжимает все крепче и крепче, пытаясь выдавить из него правду. Реалистичность этой картины поражает журналиста. В Дюбуа есть что-то такое, что меняет собеседника. Он словно заражает своим вредоносным ядом.
Проходит несколько секунд, и глаза Дюбуа стекленеют в сладостной эйфории, а с губ внезапно слетает признание о другой жертве его маниакального расстройства:
Одна женщина ее муженек похаживал налево. Наклонившись вперед, Дюбуа хрипло хихикает. Они упекли его за решетку. Бедняга умер в тюрьме в прошлом году. В праве на апелляцию ему отказали. При этих словах Дюбуа заходится смехом, как будто это шутка.
До чего же трудно направлять мысли этого человека в нужное русло! Они скачут хаотично, без всяких правил. Уцепиться почти не за что.
Расскажите об этой женщине.
Дюбуа раздраженно мотает головой:
Пожалуй, в другой раз. Самодовольно улыбнувшись, он отворачивается к окну и напевает какой-то старый мотив.