Оба умны и талантливы, оба немного инфантильны. Вчера еще школьники, оба уже зачислены, один на первый курс политехнического университета, другой на биофак. Оба мечтают будущим летом поехать куда-нибудь по отдельности, своей компанией, и уж точно не гостить в Торпе, где все мило и привычно, но до чертиков надоело, а ведь они уже взрослые; и еще кое-что роднит их. Внутри каждого, если присмотреться, есть отблеск, подобный запаху горячей канифоли. И звон, как от капли спирта на языке. Оба потенциальные Слова, орудия Речи. Их можно бы оставить в покое, тогда они останутся людьми, проживут свою жизнь и никогда не узнают правду об Институте. Так рассуждала Сашка ровно год назад, стоя у этого забора и глядя на этих мальчишек. Тогда она сказала себе слишком рано, год у них еще есть
Теперь было, пожалуй, слишком поздно.
Речь не терпит упрощения. Если институт в Торпе не выдаст новое поколение сильных, подготовленных выпускников мир онемеет и перестанет существовать. И Сашка, создавшая этот добрый, умирающий мир, навеки повиснет в пустоте и одиночестве. И поделом же убийце реальности
Она зашагала дальше как раз в тот момент, когда с крыльца послышался веселый голос Антона Павловича:
Обедать! Борщ, котлеты, ви-ишня! Ну-ка, руки мыть!
Сашка отошла на пару кварталов, опустилась на скамейку, белую от тополиного пуха, и закурила. Вытащила блокнот из полотняной сумки. Нарисовала, не отрывая руки, автопортрет спираль раскрывающейся галактики и тень самолета, проходящего на фоне ядра. Крылатый силуэт, не имеющий ничего общего с авиастроением и вообще с материей; Сашка задумалась и почувствовала, что рядом на скамейке кто-то сидит.
Привет, сказала, не поворачивая головы.
Ты звала меня? спросил он тихо.
Сашка покосилась; летнее солнце отражалось в его непроницаемо-черных очках. А в остальном он был такой, как прежде. Разве что старше.
Я звала Сашка запнулась. Ты очень на меня обижаешься?
Нет. Он запрокинул голову, в стеклах очков отразились ветки тополей и летящий пух. Ты победила по-честному. Теперь не знаешь, что делать со своей победой.
Я действующий Пароль, сказала Сашка очень сухо. Я разберусь. Может быть, не сразу.
Ты разберешься. Он снял очки и посмотрел на нее прямо. Глаза были совершенно человеческие, усталые и такие родные, что Сашка вздрогнула.
Где он? тихо спросил сидящий рядом.
Он счастлив в семье, у него
Ты поняла, о чем я спросил.
Сашка, помедлив, протянула ему лист из блокнота. Он снова надел очки, отвел руку с рисунком от лица, как дальнозоркий. Разглядывал минуту, потом перевел взгляд на Сашку.
Это исходная проекция. Сашка прочистила охрипшее горло. Отправная точка, где я прозвучала. Мир построен на идее, что самолеты никогда не падают. Но
Но жить значит быть уязвимым, процитировал ее собеседник когда-то сказанные слова.
Теперь гармония рушится, сказала Сашка. Я это сделала. Я выбила имя Страха из несущей конструкции и не заменила ничем. Я рассчитывала, что Любовь как идея удержит общую структуру, но Оказалось, что в мире без страха недостаточно и любви.
Ее собеседник снова посмотрел на рисунок тень самолета, проходящего над ядром галактики:
Ты рассчитываешь до него добраться?
Там осталась часть меня, сказала Сашка. Осколок. Я должна его вернуть.
Прошла очень длинная минута.
Я помогу тебе, сказал сидящий рядом. Можешь на меня рассчитывать.
Спасибо, выдохнула она и закашлялась. Сигаретный дым, смешавшись с летящим пухом, попытался снова сложиться в галактику но Сашка махнула рукой, отогнала пух, затушила сигарету. Спасибо, Костя.
* * *
Пока Сашка варила кофе, он молча вымыл пепельницы и вынес мусорное ведро, хотя она не просила. Сашка невольно оглядела комнату его глазами; да, она давно не наводила здесь порядок. Впрочем, еще вчера был октябрь, а сегодня июнь; движение времени вспять портит вещи, нагромождает мусор, оставляет войлок пыли на столешницах и половицах. У Кости тоже были периоды в жизни, когда внутри и снаружи громоздился лежалый хлам
А потом она посмотрела его глазами еще раз, внимательнее. Костя, оказывается, помнил эту комнату однажды в январе когда стояла новогодняя елка, горел огонь в маленьком камине, когда Сашка и Костя были здесь счастливы одну ночь, несколько часов накануне экзамена, где за провал положена участь хуже смерти
Мне всегда казалось, что мир устроен по-дурацки, сказала Саша, с усилием отвлекаясь от ненужных мыслей. Пока я сама не взялась его обустраивать. Мне казалось, что будет этичный синтез водорода, беззлобное формирование галактик, славные вулканы, веселые амебы, искренний Мезозой и ласковое Средневековье и так далее. Великая Речь, думала я, зазвучит по-другому, но все так же совершенно. Я думала Она ненадолго замолчала, сдвинула брови. Понимаешь, все миллиарды лет это один слог, Костя. Один младенческий писк. Точка, продавленная карандашным грифелем. А настоящее время, история, развитие здесь, в Торпе. И настоящий смысл тоже здесь.
Костя молчал, ожидая, когда она продолжит.
Я увлекала их радостью творчества, сказала Сашка. Будила любопытство. Переводила учебный процесс в игру. Они любили друг друга, любили весь мир и они ломались.
Ты хочешь сказать, что знаешь, в чем ошиблась? деликатно уточнил Костя.
Я не ошиблась, я сделала что хотела. Но Пароль такая же часть Речи, как имя предмета, союз или предлог. Я источник сущего, но я шестеренка в общем механизме.
Сашка закурила. Выдохнула дым, и еле различимая спираль Вселенной поплыла по комнате.
Я могу изъявить материю в любом виде, сказала Сашка. Но Речь я не могу изъявить, я могу ее только построить заново. Садись пей кофе, а то ведь остынет
Оттуда сквозит, с легким беспокойством сказал Костя, разглядывая спираль из сигаретного дыма.
Брось, это просто картинка. Сашка махнула рукой, рассеивая призрак галактики. Садись.
Костя молча уселся за стол, но к чашке не прикоснулся. Сашка посмотрела сквозь стекло на вьющийся виноград. Костя ждал.
Великой Речи нужны новые Слова, начала Сашка глубоким, тусклым, немолодым голосом. Но человек, даже одаренный, не способен стать Словом ради добра, красоты, любви, стремления к познанию и шоколадного ассорти в подарок. Я любила своих студентов, я предлагала им пряники на любой вкус Теперь я хочу изъявить для них кнут.
И отказаться от своей главной цели? Мир без Фарита и того, что он несет с собой?
Не отказаться. Сашка взяла чашку с остывшим кофе, рука дрогнула. Фарита здесь больше не будет. Но я должна сохранить Речь, выстроить для нее новый баланс А значит, найти баланс внутри себя.
Она запнулась. Костя потянулся через стол, накрыл ладонями ее руки:
Ты хочешь спасти Речь или вернуть своего пилота?
Это одно и то же, сказала Сашка и осторожно высвободилась.
Глава 2
Валя стеснялся своего имени. Это было глупо, тем более что назвали его в честь отца, и отец всегда очень обижался, когда маленький Валя представлялся новым знакомым как Витя.
Так зовут девочек, говорил Валя в свое оправдание.
Я девочка, по-твоему?! возмущался отец.
Ты уже большой, с горечью напоминал Валя. Над тобой не будут смеяться.
Скажи мне, кто над тобой смеется, и я с ним разберусь!
Никто. И Валя отворачивался, чтобы спрятать лицо. Слезы у него в детстве набегали по любому поводу.
Валик, наедине говорила ему мама. Ты можешь всем говорить, что ты Валентин, это имя происходит из Древнего Рима, означает «сильный», «здоровый», «крепкий»
Он кивал, чтобы не обидеть ее. Все детство до школы он провел в бесконечных болезнях, носил очки у него было минус пять, по физкультуре имел тройку из жалости. К имени «Валик» в исполнении мамы он привык, даже полюбил, но потом узнал, что валик это такая штука из поролона, чтобы красить стены. Или жуткий персонаж мультика про музыкальную шкатулку. Но сказать это маме он не мог, конечно.