Я закрываю глаза, снова и снова пытаюсь вспомнить суд и засыпаю.
* * *
Паруса затмили небо, морской прибой качал корабли, буря грохотала, тучи клубились над головой. Я знал: еще мгновение и враги ринутся в воздух, их серые крылья и душащая сила будут повсюду. Я столько раз стоял здесь, столько раз смотрел на паруса, надеялся и верил, что смогу защитить наш берег.
Но сегодня я знал и это знание гремело, оглушало все они умерли, все уничтожены, я сжег их дотла. Ни один из них не ступит на мою землю, ни одна звезда не погаснет от их выстрелов. Я победил, передо мной лишь память. Моя судьба свершилась: я исполнил все, что хотел.
* * *
Сон исчезает внезапно, выбрасывает меня в теплый осенний день. Триумф все еще переполняет сердце, оно грохочет, как буря.
Я сажусь, смотрю на Бету она поспешно вытирает глаза, берет меня за руку. Бета плакала, пока я спал, мне больно видеть ее слезы.
Я не могу сдержаться и отдаю ей шквал, пришедший ко мне из сна. В нем вся моя уверенность, вся сила, все мои звезды, каждое сражение, каждый удар, каждый боевой клич.
Слушая этот шторм, Бета сияет, и я понимаю, какой она была в битве.
Мы последние дети войны, говорю я. Война наш единственный путь. Все меняется, но мы не сможем жить по-другому.
Мой путь остался прежним. В глазах Беты отражаются солнце, победа и сила. И я иду с тобой.
6
Мы пришли сюда на закате.
Позади остались холмы, ковыль и вереск, и перед нами лежала равнина, поросшая высокой травой. Ветер здесь шептал сладко, говорил о весне: трава была совсем юной, хоть и доставала мне до пояса. Стоило коснуться стеблей и ладони пятнал свежий сок, в вечернем свете он казался золотистым, как вино. Я не удержалась, слизнула капли. Вкус был странным, незнакомым и диким.
Я не заметила, как мы вышли на дорогу. Трава уже поглотила ее, за несколько дней разрушила путь, по которому враги ездили веками. Лишь кое-где остались нетронутые участки, верстовые столбы и дорожные камни.
И домик врагов. Он притаился возле исчезнувшего тракта, бесцветный и словно ненастоящий. Наверное, и до войны в нем жили лишь изредка внутри он оказался таким же тусклым, как и снаружи. Простой стол без скатерти, оловянные тарелки, как в казарме, ни безделушек, ни занавесок, ни коврика у двери. Но во дворе был колодец, а на полке над очагом корзина с орехами.
Солнце уже зашло, и мы решили остаться в этом доме.
Я нашла на полке светильник не газовый фонарь, а старинную деревенскую лампу. Из нее пахло прогорклым маслом, сквозь закопченное стекло виднелся огрызок фитиля. Мельтиар протянул руку, темнота на миг завихрилась на его пальцах, и лампа зажглась. Огонек дрожал и чадил, но не гас. Отблески отражались в мутном стекле.
Мне почудилось снаружи кто-то есть. По бескрайним лугам бродят опасные тени, подкрадываются, заглядывают в окна, ждут, пока мы уснем.
Как мне могла прийти в голову такая глупость? Я не должна бояться, да и некого. Мы уничтожили и прогнали всех врагов.
Может быть, я хотела, чтобы в мире еще оставалась опасность, чтобы мне было с кем сражаться, доказывать на деле, что мой путь остался прежним.
Но ведь он и правда остался прежним! Я воин, предвестник Мельтиара, и это никогда не изменится, никогда, никогда.
Я прикоснулась к бликам на стекле и сказала первое, что пришло в голову:
Похоже на зеркала пророков.
Ты у них часто бывала? спросил Мельтиар. Он стоял рядом, смотрел в окно вместе со мной.
Я покачала головой. Младшим звездам не так-то просто взобраться на этаж прорицателей. Нужно просить помощи у крылатых воинов: чтобы они подняли нас, взмыли вверх по шахте колодца и приземлились на скальном выступе у входа в пещеры.
Почти и не бывала, ответила я. Только незадолго до войны. Пророки сказали мне смотреть в зеркало, но ничего важного не показали. Там все текло, менялось, а потом появилась лодка. Представляешь? Как у врагов, только черная и с тремя мачтами. Мы потом сражались на побережье, но лодок там уже почти не осталось. И что может значить такое пророчество?
Мельтиар молча обнял меня. Наши отражения качнулись в стекле.
«Я думал, меня убьют на войне», так он сказал. Может быть, ему это предсказали?
А ты? тихо спросила я. Что ты видел в зеркалах?
Мне показалось, он не ответит таким долгим было молчание, таким тяжелым и темным.
Но он заговорил:
Я с детства вижу сон. Как будто стою на берегу, играю на флейте. На море буря, и сквозь нее идут корабли врагов. Их много, не сосчитать. И я хочу уничтожить их. Знаю, что должен.
Как наяву я увидела это: бурлящее, неукротимое море, рваные облака под шквальным ветром и армаду кораблей, все ближе, ближе, ближе. А на скалах одинокая фигура и отчаянно поет флейта.
Я спрашивал у пророков, продолжал Мельтиар, о чем этот сон? Они сказали: «Это воспоминания о прошлой жизни». Память о времени завоевания.
Неужели он и правда был там один? В том времени, в тех снах? Но все это в прошлом, мы победили, наш мир свободен. Но ведь после победы Мельтиара судили, и когда я нашла его, рядом с ним никого не было.
Я хотела сказать хоть что-нибудь, но не смогла. Лишь прижалась к его плечу, обняла крепче.
Это была наша третья ночь вместе. И в этот раз, как и прежде, пробуждение показалось мне частью сна.
Наше дыхание смешалось, я не могла различить, где начинается мой вдох, чьи удары сердца я слышу. Воздух вокруг нас был жарким, как летний полдень, лишь издалека доносилась прохлада, словно явь пыталась проникнуть в сон.
Просыпайся. Голос коснулся моих губ, оставил горячий след. Нам пора.
Я послушалась. И чтобы вернуть мыслям ясность, вынырнуть из снов, сказала себе: это на самом деле, мы далеко от города, в пути, Мельтиар со мной, я люблю его.
Эти слова вспыхнули так ярко, что я задохнулась и открыла глаза.
Мир на миг потемнел: Мельтиар заслонил его, наклонился, поцеловал меня снова, а потом поднялся, отошел. Я сделала глубокий вдох. Воздух теперь стал обычным холодным, ночным. Утро еще не наступило, почему же нам пора уходить?
Мельтиар застегивал рубашку, глядя в окно.
Волна преображения, сказал он, не оборачиваясь. Слышишь, как она движется?
Я невольно прислушалась, хотя знала, что не различу прикосновение магии. Только ночную прохладу, сладкий аромат, сплетение незнакомых ветров.
Для Мельтиара магия как дыхание. Наверное, ему легко забыть, что есть те, кто не способен к ней. Такие, как я.
Нам пора, повторил Мельтиар и протянул мне руку. Комната была крохотной, мне хватило шага, чтобы оказаться рядом. Наши ладони сомкнулись. Уйдем, пока никого нет.
Я умела запоминать направление, выбирать ориентиры, двигаться к цели. Этому учат каждого воина. Но сейчас мы шли, раздвигая высокие стебли, и я не могла понять, в какой стороне остались домик и следы дороги. Равнина колыхалась вокруг нас, отблески звезд серебрили листья. Воздух дрожал от песни сверчков, ей вторила одинокая птица выкликала кого-то.
Я взглянула на Мельтиара. Он шел рядом уверенно, не торопясь, словно путь ему был знаком. Но то и дело вскидывал голову, смотрел наверх.
Звезды. Самый верный ориентир, самые точные знаки.
Даже дома, в комнате учеников, я находила на карте лишь основные вехи небесного пути. И теперь, среди ветра и незнакомых запахов, едва сумела различить знакомые знаки среди сияющей россыпи. Небесная река текла надо мной, звезды мерцали и переливались тысячи тысяч, у каждой свое имя и голос. Я отыскала серп, звезду в его рукояти. Свет, который не дает ночным путникам сбиться с дороги. Звезда севера, Арца.
Запахи травы и предрассветной земли дурманили, но летнее острие уже опускалось к горизонту, указывало вниз. Оно словно напоминало: пришла осень, не забывай, не забывай. Лето позади, но еще видны три его самые яркие звезды, и одну из них зовут Амира.