Сто восемьдесят тысяч рублей, чётким голосом произнёс Юра.
От злости у меня потемнело в глазах. Я чуть не плюнул прямо в его бородатую физиономию. Честное слово, еле сдержался.
Ты обалдел? Вали, гад, отсюда!
Что ж, не сошлись, бывает. Ругаться-то зачем? Юрок юркнул к выходу, но на пороге остановился, покашлял, потупил взор и тихо спросил:
Кстати, насчёт пола. Вы нанимали кого-то или сами его бетонировали?
Сам конечно! Кто же ещё? соврал я, так как считал, что этот бородатый пёс недостоин услышать от меня хоть каплю правды.
Понятно, понятно, голос перекупа стал ещё тише, словно кто-то с пульта убавил ему громкость. Пришлось навострить уши, чтоб разобрать его лепет. А эта яма, как вы сказали? Для хранения джи эс
Я грубо поправил:
Гэ эс эм! Горюче! Смазочных! Материалов! Бензина, дизтоплива, авиационного керосина, моторного масла, трансмиссионного масла Короче. Что ты хочешь спросить?
Да как бы ничего. Просто я про эту яму тогда ну
Не знал, закончил я за него фразу. Ну, конечно, немудрено! Твой «дедушка» был весьма скрытным товарищем! Я тоже семь месяцев ходил по гнилым доскам, не догадываясь, что спрятано у меня под ногами!
И что же?
Вот тут я, сам от себя не ожидая, распрямился, скрестил на груди руки, ухмыльнулся загадочно и самодовольно, отвёл в сторону взгляд (затуманив его при этом как следует), покивал кому-то невидимому. И выдохнул весело, нагло:
Ни-че-го!
Перекуп мне, естественно, не поверил. Меня это обрадовало! Он же, гад, меня за лоха держал всю дорогу. В прошлый раз облапошил и сейчас с наглой мордой явился. Так пусть теперь думает, что продешевил с гаражом. Пусть теперь мучается всю жизнь, как я. Пусть гадает: какой клад упустил! Золото? Баксы? Евро? Это была моя маленькая месть за финансовые потери, месть всем перекупщикам Российской Федерации, представителем которых был для меня юркий Юра.
Нетвёрдой походкой направился он к белой «Гранте». Встав, обернулся. Юрины кудри тряслись на ветру; губы дёргались, но, кроме несвязного мычания, не могли хоть что-то озвучить. Я же, довольный эффектом, наблюдал за ним, привалившись плечом к двери гаража. Наконец «Гранта» укатила, увозя прочь хмурого перекупа только тучка пыли вздыбилась из-под колёс. Пыль медленно оседала. И медленно с моего лица сползала улыбка.
***
Я вернулся в гараж, заперся хорошенько. Усевшись прямо на грязный табурет под небесно-голубыми полатями, уронил в ладони лицо и горько-горько рассмеялся. Классно я «сохранил» бабки, такой пролёт! Долбаный кризис, долбаная ипотека, долбаная яма для хранения ГСМ! Вдруг меня затрясло, и ладони стали влажными от слёз. Не подумайте, я не слюнтяй. Не помню, когда до этого случая плакал. Наверное, в далёком-далёком детстве. Но тут я ревел, ревел тихо и зло. И, слава Богу, меня никто не видел. Чуть успокоился, и руки, всё ещё судорожно подёргиваясь, сами потянулись к смартфону.
Социальная сеть, поиск, профиль Валеры, фотоальбом. Теперь уже 862 фотографии! Долбаный фотолюбитель! Что ж, глянем Валера, бывший бригадир ремонтников, ныне глава строительной фирмы. Вот он в Венеции плывёт по каналу в гондоле, а смуглый итальянец в ослепительно белой тунике с широкими рукавами поёт ему баркаролу, подыгрывая на мандолине. Вот Валера в Пизе, упёрся в знаменитую башню двумя руками держит её, родимую, чтоб не упала. Валера в Лос-Анджелесе, в Голливуде, на бульваре звёзд. Чья там звезда у него под ногами? О-го, Тарантино! Что ж, сюжет Валериной жизни, пожалуй, достоин руки современного киноклассика. А это что? Рио-де-Жанейро! Карнавал! Валера танцует с двумя жопастыми мулатками в перьях! Он в белых штанах, как специально. Тоже мне Остап Ибрагимович! Идём дальше. Стоп, не понял. Льды, снега, пингвины на заднем плане. А на переднем обросший щетиной, как заправский полярник, Валера в толстенном красном пуховике! Он что, на мои бабки и до Антарктиды уже добрался?! Долбаный турист! Блин, ещё немного, и я увижу Валерино сэлфи с околоземной орбиты! Но далее вместо космоса я увидал кое-что круче. Иерусалим! Валера у Храма Гроба Господня. Серьёзный, сосредоточенный, с аккуратной бородкой. Вот те раз, и этот замодничал бородку отращивает!
Рука сама дёрнулась, и палец случайно ткнул в кнопку «музыка». Из Валериного профиля через динамики смартфона полилась дивная фортепианная инструменталка. Ну, конечно, я узнал эту музыку. Как же зовут исполнительницу? Да вот же, подписано Кейко Мацуи! Это её музыку слушает он теперь вместо песен Лепса и Круга. Я листал фотки дальше. Бородатый Валера в детском доме дарит подарки сиротам. Ну, конечно, с таких-то бабок и я бы дарил! Ещё более бородатый Валера обнимает одиноких ветеранов Девятого мая в доме престарелых. И совсем свежая, июньская фотка совсем бородатый Валера несёт икону в Великорецкое, а за ним до горизонта тысячи паломников крестного хода.
Отложив смартфон, я сидел. Слушал японскую пианистку, уставившись в одну точку. Щёки высохли. Мне казалось, слёзы очистили организм. Я успокоился. Время незаметно текло под инструментальными переливами. Наконец, очнувшись, я осознал вдруг, что уже долго пялюсь на маленькую иконку Николая Угодника ту, что повесил ещё прежний владелец над местом выезда из гаража. Я словно не замечал замызганный образок все эти годы, а тут вдруг заметил. И мне подумалось: а может, правильно, что клад достался Валере?
Стрелки наручных ходиков показывали четверть пятого, и можно было ещё нехило потаксовать, но при одной мысли о продолжении смены меня чуть не вывернуло наизнанку. Крутить дальше баранку сил не осталось. Я не про физическую силу сейчас. Морально ощущал я себя выжатым после использования чайным пакетиком.
Я сидел так ещё битый час. День грозился пройти слишком уж бестолково. И я придумал занятие себе в оправдание. Сто лет собирался очистить полати от хлама. Вот, наконец, и очищу. Поднявшись на табурет, заглянул я в квадратную амбразуру. Там было битком: ведь к барахлу, оставшемуся от прежнего владельца, иногда добавлял и своё ненужное помаленьку. Ну, а теперь весь этот хлам перемещался вниз на бетонный пол гаража, где подлежал сортировке. Я твёрдо решил избавиться от всего лишнего.
И чего там только не было! Банки, склянки, проволока, инструмент (назначение многих приспособлений для меня оставалось загадкой). Обнаружилась целая коллекция обуви из серии «мечта бомжа 90-х»: пропахшие нафталином замшелые валенки с резиновыми галошами, драные кирзачи, боты «прощай, молодость!» и полукеды 46-го размера.
Потом пошла новогодняя тема: я вытащил метровую тёмно-зелёную ёлочку, остро пахнущую пластмассой; самодельную подставку для неё с пыльным моторчиком; большую коробку с игрушками и гирляндами. Вонючая ёлочка никуда не годилась, а вот новогодние украшения очень пришлись по душе. Это были старые советские игрушки, сейчас такие не делают. Клёвые игрушки; их я решил оставить.
Ещё одна обнаруженная экспозиция собрание раритетной автохимии: «Тосол», тормозуха, моторное масло «М-8Г», выпущенное ещё при Ельцине, и куча разноцветных тюбиков-флакончиков с присадками-примочками, пробовать чудодейственную силу коих я на своём «Логане» не стал бы даже под страхом пожизненного лишения водительских прав.
Попадались и совсем странные вещи, о назначении которых я даже знать не желал: красный клубок шерстяных ниток с двумя воткнутыми в него накрест спицами; детский набор «Юный фокусник»; подшивки газет «Комсомольское племя» за 19721986 и «Кировский край» за 19871990 годы. В картонной коробке от японского кассетного музыкального центра обнаружились свечи. Толстые, восковые, штук двести. Я понюхал пахнут приятно, не парафин. Выкинуть жалко. Только где мне их жечь? И вновь коробочки да ящички: болты, свёрла, гайки, шпильки, гвозди, саморезы, дюбеля.