Чего уши развесил? Думаешь Бахрам сразу стал таким благочестивым? В твои годы, наверное, не такими чашами пил. Все мудрецы пили. «Запрет вина закон, считающийся с тем, кем пьется, и когда, и много ли, и с кем. когда соблюдены все эти оговорки, пить признак мудрости, а не порок совсем,» закончил он по-персидски, Ты, Илгизар, переведи Итлару про что это. Хороший стих. Переведи и выпьем.
Так и сделали. Злат с наслаждением разломил пирожок:
Да-а. На базаре такой не купишь. Свои листочки с рассказами сторожа отдай Бахраму. Он из них такую сказочку сделает куда самой Шахерезаде. Сделаешь ведь?
Только там написано не чернилами, предупредил шакирд. Я чернильницу с собой не взял. Царапал писалом.
Ничего, благодушно успокоил его наиб, Я ему вслух прочитаю. Феруза уже сегодня точно не придёт. Заночую здесь, на сундуке. Не прогонишь ведь? Да и тебе, Итлар далеко ехать. А кто по тебе во дворце сильно соскучился? Оставайся с нами. Пирогов на весь вечер хватит. Да ещё в моей сумке кое-какая снедь осталась с базара. Это Илгизару хорошо, до дома полчаса ходьбы.
Сказал и подумал: «Какой у Илгизара дом? Живёт у водовозов.» Жаловаться, конечно грех имеет отдельную комнату. Кормят хорошо, опять же бельё отдают стирать за свой счёт. Холостому парню чего ещё нужно. Но ведь не дом.
Водовозы в Сарае держались братствами. Народ это был по большей части пришлый со степей, молодой. Кипчаки, которым не нашлось места при стадах и отарах. Сейчас много молодых людей подавалось в города. Искали если не счастья, то хотя бы кусок хлеба. Здесь работы было много. На пристанях, на базарах, по разным ремесленным и торговым заведениям. Да и в ближней округе всегда можно было найти заработок.
Хорошим занятием было ремесло водовоза. Сарай город большой, на реку с вёдрами не набегаешься. Далеко, да ещё и под гору. Вода, что в прудах, вырытых по ханскому приказу ближе к жилью, годится больше для хозяйственной надобности. Пить её не станешь. Вот и подвозили чистую воду с реки в условленное время.
Дело не хитрое и больших денег не требует. Лошадь, повозка, кувшины. Здесь главное надёжность. Чтобы строго день в день. Опять же каждое братство обзаводилось собственными мостками на реке. Чтобы воду брать подальше от берега, где её никто не мутит.
В большом городе выходцам из степи было сподручнее держаться вместе. Сообща покупали лошадей, повозки, всё остальное. Жили тоже вместе. Весь заработок поступал в общий котёл, которым ведал избранный староста.
Дело шло. Потихоньку рос достаток. Братство, которое приютило Илгизара, уже не только обзавелось добротным двором почти на выезде из города, но и обустроило там свою мечеть. Жили неплохо. Для праздничных дней уже завели особую одежду, для трапезы хорошую посуду. Жильё выстелили коврами. Недорогими, войлочными, а всё не голый пол. В мечеть зазвали учёного шакирда из медресе. По пятницам говорил проповеди. Опять же постоянно была нужда в письменных делах. Так что Илгизар у водовозов хлеб ел не зря.
Однако всё-таки не свой дом.
Туда и побрёл юноша по тёмной ночной дороге. Злат его немного проводил. Уже наступила пора ночной стражи, но Илгизара стражники на заставе знали. Он часто ходил здесь к Бахраму и возвращался затемно.
По краям дороги шумели молодой листвой старые карагачи. С реки тянуло сыростью и холодом. Со стороны заставы доносились голоса. Возвращаясь Злат свернул ненадолго с дороги и сразу запнулся о какую-то ветку, а ещё через пару шагов, едва не подвернул ногу в небольшой ямке. Скорее вернулся назад.
Уже входя в хижину посетовал:
Чего это нашего мертвеца угораздило идти полем? Ночью. Я сейчас на два шага с дороги свернул, чуть ноги себе не переломал.
После весеннего ночного холода, тёплое жильё казалось раем. Привычный к походной жизни сотник постелил плащ прямо на полу, поближе к очагу и ворошил кочергой дрова. Старый сказочник перебрался на лежанку, и сидел на тулупе, поджав ноги. Итлар подвинулся, давая Злату место у огня.
Он тоже спотыкался. Пока от кладбища шёл пару раз упал хорошо. Один раз вообще в яму. Она кустом закрыта, даже днём можно обознаться. А уж ночью Помолчав, прибавил, Крепко упал. Ремешок у сумки порвал.
Почему думаешь, что порвал именно, когда упал?
Руку ободрал. И сумка не совсем обычная. Дно у неё твёрдое, плетёное из ивы. В бока тоже дощечки вшиты. Тоненькие совсем. Даже не дощечки, а луб. Обшита холстом и верх холщовый. А завязывается ремешком. Странно.
Чем странно?
Сумка большая. Носить её неудобно. Если верх завязывать, тем более. Обычно сверху или по бокам две петли делают. А здесь одна. Потому и порвалась, когда упал. Петля была на руку намотана. Ссадина осталась.
Сумку куда дели?
В скудельницу отвезли. Там, наверное, и валяется.
Злат неторопливо разлил себе и сотнику остатки греческого вина. Выпили.
Сумка была пустая. Значит, что-то приносил туда, откуда шел, продолжил наиб. Получается такая картина. Человек принёс что-то в большой сумке. По всему видать, ночью. Потому что одет был так, чтобы в темноте видно не было. Даже лицо замотал. Потом шёл с кладбища к дороге. Где напоролся на змею и помер. Потом кому-то понадобилось выкрасть его тело. Зачем? Спокойно могли забрать. Никто бы из и не спросил ничего. Преступления никакого не было. Назваться можно как хочешь, никому дела нет проверять. Вместо этого устроили целое представление с призраками и летающими мертвецами. Зачем? Напоминает какой-то балаган на площади.
Никто не ответил. Немного погодя Злат потянулся за Илгизаровыми берестяными листочками:
Ну, а теперь давай сказки почитаем.
VII. Смерть каллиграфа
Утром Итлар встал затемно, до восхода солнца. Ему нужно было во дворец заступать на службу. Ночную стражу меняли как раз с призывом азанчи к первому намазу. Разбуженный Злат решил тоже ехать. Всё равно спать уже не будешь. Засобирался с ними и сказочник. Ему совсем было некуда спешить, да и рано, но не упускать же возможность доехать до главного базара лошадь, на которой вчера приехал Илгизар, осталась во дворе и теперь её брал в повод сотник. Чего было не прокатиться? Пешком путь неблизкий.
Сотник поскакал во весь опор, а Злат с Бахрамом решили заехать по пути к Илгизару.
Чёрная улица, на которой стоял двор водовозов, была совсем недалеко от заставы. Прямо вдоль большой дороги в Сарай. Только ниже к реке за давно пересохшим арыком, заросшим акацией. Место уединённое, если не сказать глухое. Часть улицы вообще в один ряд, а склон к реке зарос кустарниками и деревьями, превратившись в непроходимую чащу. Никто и не помнил почему её называли Чёрной. Может потому, что была она самой северной окраиной Сарая у монголов всё северное называлось чёрным. А ещё в прежние времена здесь селились по большей части уйгуры, придерживавшиеся, кто буддизма, кто загадочной чёрной веры. Некоторые даже юрты ставили во дворах по степному древнему обычаю.
Когда после смерти хана Тохты в Улусе Джучи была смута, многих из них побили. За царевича Узбека тогда встали мусульмане. Они и одолели. Сторонники чёрной веры проиграли. Двадцать лет прошло.
Сейчас город подошёл совсем вплотную к Чёрной улице. Прямо перед ней начинался многолюдный и зажиточный Булгарский квартал, к которому примыкала пристань, тоже именуемая иногда Чёрной. Хотя чаще и привычней было Булгарская.
Это были северные ворота в Сарай Богохранимый. Речные ворота великого пути из стран русов, буртас, мордвы, булгар. Сказочно богатых полуночных стран.
Сюда приходили с верховьев великой реки струги, караваны лодок и множество плотов. На Булгарской пристани под присмотром ханских тамгачи сборщиков пошлин, на берег выгружали драгоценные искристые меха, достойные самых знатных особ, охотничьих птиц мечту султанов и королей. Под надёжной охраной вели белокурых красавиц с глазами цвета бирюзы, подобных райским гуриям. Туда приходил строительный лес, дрова, выделанные булгарскими умельцами знаменитые кожи, славившиеся по всей Персии и Леванту вплоть до самого Египта. Самое главное хлеб. Лучшая в мире пшеница, выросшая на тучных степных нивах.