Заслуживает, конечно. плоско сказал волшебник. Увы, он потерял нить.
Я устал быть злым большим начальником. Дмитрий Дмитриевич поставил на стол пять пальцев Я устал ругаться на чужих людей. А ты рука его в указующем жесте, Ты в точности я в молодости.
Мороз положил фотографию на стол. Полярная арктическая миссия 1989 года: мужчина-великан в огромном тулупе, с пышной, заледенелой бородой и знаменем в длинной руке.
Да сказал Евгений, интонацией, что вот ещё немного и станет вопросительной.
Я хочу, чтобы ты в этой интеграции проявил себя очень ярко.
Я прилагаю все усилия.
Нет, ты не понял.
Повисла тишина. Мороз воровато огляделся. Челюсть у молодого волшебника дернулась, зубы его тихо клацнули, но услышал это только он, потому что в эту секунду Мороз начал говорить.
Не важно, когда и как вы раскроете это дело. сказал он. Даже не важно, что произойдет, пока вы его расследуете. Но сейчас Андрей относится к тебе, как к мальчишке. Ты должен это исправить. Сделаешь так, что эти черти будут как дрессированные маршировать получишь все мое царство. И их, палец его уперся в стол под-царство. И Суд Правды. В придачу.
Евгений улыбнулся нежно, поправил очки.
Дмитрий Дмитриевич, это очень серьезное дело.
О, да! Снимаешь с языка. Андрей приходящий маг. Только доказанных итераций три, а, зная его характер, настоящее число где-то в районе шести. Ему в общей сложности больше двухсот лет. Он таких, как мы с тобой, ел на завтрак во времена войны эфира с вакуумом, и я прошу тебя об этом не забывать ни на секунду. Дело серьезное: ты можешь погореть на любой глупости, так что думай, много раз думай, перед тем, как что-нибудь делать.
Техномаг вспомнил про чашку с чаем. Черт возьми, как же у начальника вкусно.
Хорошо, Дмитрий Дмитриевич.
Или тебе это не нужно? вдруг спросил Мороз.
Обижаете, Дмитрий Дмитриевич.
Просто ты должен понимать, что никто не обязывает тебя воевать. Непротивление злу тоже хорошая концепция. Истина не отрицает ее.
Евгений отставил чашку. В поднявшихся волосах промелькнуло золото.
Я не из тех, кто будет терпеть глумление над Светом и нашей Истиной, Дмитрий Дмитриевич. тихо сказал он. Хоть и уважаю непротивление злу.
Мороз откинулся в кресло, кивая головой.
Это хорошо. А теперь мы вернемся к Лидии.
К моей Лидии?
Да, твоей Лидии.
Евгений холодно посмеялся.
А она тут при чем? мужчина взял чашку снова. Полигений четвертой величины. Простите за честность, но вы ее взяли в интеграцию, чтобы она окончательно на три в ряд не подсела. Я благодарен.
По лицу начальника было сразу ясно, что Евгений сказал что-то совсем не то, и тот увел взгляд в завихрения шпона на стеновых панелях. Мороз начал говорить медленно, смакуя ледяное разочарование.
А при том: тучи над подчиненным сгустились она твоя жена. Лучшая твоя половина. Твоя ценность. А ценности надо хорошо оберегать. Мой дорогой Евгений, истина в древнем: дорогое надо прятать. В том числе от Майского.
Волшебнику кольнуло сердце и отдало в висок. Мороз продолжал.
Так что даже если ты все идеально сделаешь: и тварь найдешь, и строптивых укротишь, а она, женщина, хоть как-то нас подведет, хоть что-то им продаст или проболтает. он развел руками. Все.
Все?
Будешь всю жизнь у меня сидеть, конечно, на хорошем довольствии, но это будут совершенно другие условия. А едва ли ты с твоими талантами работаешь за зарплату. Я бы не простил тебе, если бы ты не стремился вверх, мой хороший. Я понятно все объяснил?
Более чем, Дмитрий Дмитриевич.
Волшебник поднялся, протянул руку. Евгений тут же поднялся и как только он ее пожал, Мороз спросил.
Ты же понимаешь, что можешь отказаться от ответственности за нее?
У Евгения возникло четкое ощущение, что глаза у него пробили стекло очков выскочили прямо в бороду начальнику.
Что вы такое говорите?
Мороз покачал головой. Разомкнул рукопожатие.
Свободен, Евгений. Ты молодец. Продолжай в том же духе.
Техномаг, учтиво попрощавшись, покинул кабинет, за дверью которого только и смог, что нервно посмеяться. Мороз, как ни в чем не бывало, погрузил серебряную ложку в землянику, поднял рубиново-сахарную массу и бросил в идущий паром чай.
Совсем не зря мучалась светлейшая душа Дмитрия Дмитриевича. Тот, от кого он всегда ждал беды, занимался планомерным сбором для нее самого что ни есть круга призыва. Мороз и Андрей давно не мальчишки, они стары и не затевали драк. План Андрея, коварный, был разбросан во времени и состоял из плеяды мелких ошибок, оговорок, взглядов не туда и, что немаловажно, несовершенных заклятий. Как, например, заклятие щелкающего поиска, которое использовал Евгений, чтобы следить за женой или коллегами, считая его оптимальным средством. Хотя, он так и называется: щелкающий. Его слышно, когда он доходит до лампочек и стучит изнутри по их стеклу.
Андрей по щелчку развернулся к другому зеркалу. С этой стороны зеркальный коридор был действительно пуст, в нем только его лицо с большим ртом и взглядом черных глаз, прищуренных, как у любого, кто долгие годы гуляет по полям порока. Глаза того, кто разучился удивленно их открывать, зато умеющий, зажмурив их, терпеть любое, даже самое невыносимое удовольствие. В затылок магу смерти пахнуло волной жара: это был давно известный ему огонь, его старая боль. Он тут же вернулся к верному зеркалу, под ногами у него вновь вспыхнула приземистая, уже спекшаяся в блин свеча, и свет ее вспыхивал в коридоре тьмы, постепенно, шаг за шагом. Осветив бесконечный туннель подобно уходящим вдаль маячкам на взлетно-посадочной полосе, огонек свечи замер, как замер и сам воздух в комнате. Андрей встал слева от свечи, и в его правую руку тут же легла чужая рука.
Маг смерти тут же отпрянул. Им нельзя прикасаться друг к другу под страхом смерти. Даже несмотря на то, что ее здесь нет. Что она мертва тысячу лет, а если умрет он, он к ней вернется в следующей жизни. Вечный ее жар заполнил комнату, и Андрей покорно зажмурил глаза. Тихий голос ее тут же зашептал на старом языке. Он понимал каждое слово. Сейчас она говорила, перекатываясь волной старофранцузского r по словам: О нет! Не смей, нет нет нет. Только в глубине твоих глаз я вижу тебя. Из всех миллиардов моих современников только ты можешь так тосковать.
И я тебя вижу. сказал он пустоте.
Я пришла сказать, что я, наконец, в безопасности. Я так хорошо спряталась: мной бы гордился сам Меркурий.
Неужели ты на морском дне? В черном дыму подводных вулканов? спросил Андрей.
Нет. О, мне придется выходить за пять дней до, чтобы прийти к тебе во сне.
Ты стала самым мелким зерном и покоишься под фундаментом новой церкви?
Нет. Чтобы увидеть меня, нужно закрыть сном все веки на всей Земле.
Ты научилась обращаться в пыль и легла на крышку гроба своего мрачного преследователя?
Тонкий смех пошел эхом по коридору.
Увы нет. В неспокойные времена, как ты знаешь, любовь моя, пуст гроб моего бессмертного мучителя, а сам он гуляет под светом Тиамат, гордый своей целью. Но будь пылью я, я бы улеглась на крышке вон того шкафа чтобы лежать и смотреть на тебя.
Смотреть снова, как неуклюже я старею? улыбнулся Андрей, зубы его были темные от сигарет, отставали от десен.
О нет. Стареешь не ты: стареют волосы на твоей голове, кожа твоих губ, твоя печень Ты украл это, оно не твое, мне это не нужно. Мне достаточно просто смотреть тебя. На твои оттенки в чужой коже, мрак в глубинах зрачка, на походку твою
И тебе не надоест?
Надоесть может лишь твое отсутствие, мой маг. А знать, что ты здесь, что ты так близко, для меня ценнее всего на свете
В коридоре, не темном, а реальном, послышался шум, Андрей вздрогнул всем телом.
Как мне не хочется прерывать твоих речей, но у меня тут по стенам и воздуху гуляет Паж Монет, и если до нее дойдет, что мы с тобой говорим, мне светит закончить эту жизнь прямо там, где я сейчас стою.