При чем тут какие-то чиновники? Это отчим гад!
Отчим твой не голубок, что и говорить, да только без помощи чиновников такие делишки не делаются, вот в чем закавыка. Закон такой есть, чтоб сирот не обижать, и площадь им выделять. Ладно, живи пока у меня, а там видно будет. Деньги твои я тебе дам. Три тысячи зеленых хватит на твой аппетит?
Она кивнула. Если и в самом деле даст столько, то можно снять жилье, устроиться на работу хоть какую-нибудь, руки у нее есть, заработает себе на хлеб.
А после детдома где жила? последовал весьма неприятный для нее вопрос.
В разных местах перебивалась, ответила она уклончиво, а сама подумала: как же, держи карман шире, так я тебе и расскажу всю свою подноготную!
Он смотрел на нее с ленивой улыбкой, опять устроившись на диване с ногами.
Так договорились мы с тобой? Или все-таки топиться пойдешь?
Сначала деньги давай!
Он взял со стола, видно давно заготовленный, конверт и подал ей.
Она недоверчиво заглянула в него, правда, доллары, и немало!
Это еще не все! окончательно осмелев, звонким голосом предотвратила она его намеренье опять улечься.
Ты часом не спятила от счастья при виде денег? уже без тени улыбки осведомился Влад.
У меня есть условия, упрямилась Катька.
Ты мне ставишь условия?! Забавно!
Она закусила губу.
Если я у тебя буду жить, как ты предлагаешь, у меня обязательно должно быть свободное время, хотя бы три часа в день, мне нужно.
На что же тебе это время, на панели подрабатывать?
Ты кроме постельных дел и в голове ничего не держишь. Время мне нужно, чтобы рисовать, ясно тебе?
Я правильно тебя услышал? Или мои уши обманывают меня? и он постучал себя по уху.
Да, рисовать, писать. Я художница!
Он скривил губы, изображая усмешку, каковой у него не было, он был слишком удивлен для этого.
И давно ты это придумала?
Ничего я не придумывала! загорячилась Катька, я закончила Суриковское училище, и меня там хвалили, между прочим!
Где же твои картины, художница ты моя?
Он коснулся самого больного ее места.
Все мои работы пропали, у меня же нет жилья, где бы я их могла хранить, и мастерской нет, она мне не по карману.
Все, все пропали?
Нет, две должны быть точно целы, я их продала.
Вот как, даже покупали тебя? Правда, я сам был свидетелем, как покупали совершенную ерунду, но это звучит все же убедительнее.
Детский дом ее ошеломил, это было что-то до такой степени незнакомое, что ввело ее в состояние полного отупения и онемения. Она не отвечала ни на какие вопросы, ни на что не реагировала, сидела неподвижно на том месте, куда ее сажали, даже расширенные зрачки ее не мигали. Пока взрослые решали, что с ней такой можно сделать, и не отправить ли ее в детдом для умственно отсталых, дети успели дать ей кличку «матрешка».
Нашлась какая-то добрая, или просто умная душа, посоветовала оставить ребенка в покое, де сам когда-нибудь придет в норму. Теперь, спустя годы, ей кажется, что в норму она так никогда и не пришла, нельзя же, в самом деле, считать нормой постоянное, изматывающее чувство страха и неуверенности в завтрашнем дне? Это постоянный стресс какой-то, а не норма.
Но с ума она все-таки не сошла, даже не отупела окончательно, что для обстановки детдома почти подвиг. Хотя нравы там царили, как и в каждом детском коллективе, которому недостает заботы и тепла, жесткие, а подчас и откровенно жестокие. Но все-таки дом этот был продвинутым, там широко внедрялись разные кружки и занятия в них весьма поощрялось. Когда Катюша немного освоилась, вышла из ступора, стала говорить, отвечать на вопросы и даже посещать школьные занятия, ей настоятельно предложили выбрать кружок себе по вкусу.
Сначала она робко заглянула в театральный, несколько раз она была когда-то с мамой, учительницей музыки и большой театралкой, в театре на детских спектаклях, и ей не то, чтобы очень понравилось, но заинтересовало. Вот и сейчас ей смутно подумалось, что может быть, именно в театральном кружке ей будет хорошо и спокойно.
Только спокойствия в тот момент она и искала, тихого места, где можно отсидеться от массы жестких требований и указаний, которые так тяжко навалились на ее неокрепшую психику. Да только место она выбрала неправильно, послушав, как кричат и чуть ли не завывают юные актеры на крохотной сцене, какие строгие приказы им отдает какой-то страшный дядька из зала, она убежала оттуда со всех ног.
Следующим кружком, в который она отважилась пойти через день после неудачного опыта, была изостудия. Она даже не вошла, а только заглянула в приоткрытую дверь, и увидела, как в залитой светом комнате тихо сидят по одному за столами и что-то делают дети. Невысокая женщина, задумчиво улыбаясь, ходит в проходах, ни на кого не кричит, никого ничего не заставляет делать, только смотрит, наклоняясь, и продолжает улыбаться.
Катя тогда навек влюбилась в искусство рисования, ей показалось, что это именно та гавань, где возможно не только отсидеться от жутких условий жизни, но и отплыть со временем в прекрасную страну, страну удивительного, ни на что больше не похожего волшебства, превращающего обыденную, серую жизнь в пиршество света и красок!
Теперь она зачастую ходила с руками в цветных карандашных, а потом и красочных пятнах. Неудивительно, что прежнюю, случайную кличку сменила другая, вполне заслуженная ею, кличка на все времена «Катька Мазила», а если учесть, что фамилия ее была Мазина, то появление именно этой клички было просто неизбежно.
Надежная эта гавань оказалась совсем не такой простой, как казалась поначалу. Не давалось ей рисование, хоть плачь! Уж как преподавательница Алла Михайловна ни билась с нею, ни одной даже самой простенькой картинки не получалось, все у Катюши было кривобоким. Не могла она провести ни одной ровной линии, и ориентация в пространстве тоже, мягко говоря, хромала. Алла Михайловна, придя к выводу, о полной неспособности девочки к рисованию, посоветовала ей для ее же блага, найти себе другое занятие, где она смогла бы выявить свои способности.
Катюша пришла в ужас, ее хотели лишить того единственного, чем она дорожила в своей крохотной жизни, она заплакала. Преподавательница, имея мягкое сердце, махнула рукой, пусть сидит, ни от кого не убудет, если девочка и дальше будет малевать свои неказистые картинки. Так Катюша просидела в полном небрежении около трех лет.
Может быть, она сама бы махнула на себя рукой, поверив в свою полную неспособность к любимому искусству, но сменилась руководительница кружка, Алла Михайловна ушла на пенсию, пришла другая, молодая и строгая.
Кружковцы стали недовольно шушукаться, к строгостям они не привыкли, баба Алла, как они ее про себя звали, поощряла и хвалила их на каждом занятии, а эта, Варвара Николаевна, смотрит и губы поджимает, ни словечка ласкового не скажет, одно слово: Баба Яга! Даже признанных фаворитов не похвалила ни разу, а Костику сказала, что способности у него есть, но если он хочет двигаться вперед, надо больше стараться.
Видимо, уходящий руководитель кружка довел свое мнение о каждом до сведения вновь пришедшего. Варвара Николаевна в первую очередь изучала работу тех учеников, которые считались лучшими, изучала придирчиво, не торопясь, поэтому до Катюши очередь дошла нескоро, она и ученицей-то не считалась, так, сидит какая-то неудачница.
Когда преподавательница взяла в руки ее работы, то сжавшаяся девочка, молилась про себя об одном, чтобы ее не выгнали из кружка без права когда-либо туда вернуться.
Что это? недоуменно рассматривая ее работы, произнесла Баба Яга.
Кругом зашумели, задвигались, стали охотно пояснять, что Катька Мазила рисовать не умеет, просто Алла Михайловна жалела ее и не выгоняла.