Амельфа. Ляйда криво усмехнулась. Ты знала, что она будет здесь?
Уршула отрицательно мотнула головой. Она не решалась шептаться прямо под дверями госпожи, но Ляйда продолжила:
Какого беса она тут делает?
Раздался третий голос, мужской, весёлый.
Уршула тяжело вздохнула. Поправила ворот рубахи.
Кажется, мы не вовремя. Ляйда ядовито улыбнулась, и Уршула нетерпеливо махнула рукой:
Перестань. Ты готова?
И, дождавшись ответа, постучала.
Двери распахнулись сами. Потянуло нежным запахом пергамент, цветы, съестное, древесно-фруктовые духи. Полыхнуло золотом свечей.
Девочки. Госпожа встретила их улыбкой. Ну наконец-то. Как успехи?
Уршула шагнула внутрь, Ляйда скользнула следом глумливой ловкой тенью. Обе поклонились наставнице и господарю, а Амельфа удостоилась простого кивка.
Промелькнула мысль: надо же, до чего домашняя картина. Все сидели за столом, уставленном угощениями и напитками. Госпожа Кажимера статная и расслабленная, в медно-коричневом; тяжёлые косы отброшены за спину, глаза довольно сощурены. Амельфа вежливоспокойная, в сизом сарафане с серебристым шитьём. Рукава рубахи были пышными, цвета топлёного молока и лежали как крылья. Напротив молодой господарь Нельга, задорный и красивый, будто выпрыгнувший из старых легенд. Ладный, широкоплечий. На щеке глубокая ямочка. Тёмные волосы чуть взъерошены, ворот расслаблен. Кафтан под глаза цвета зелёного бутылочного стекла, в котором купцы привозили драгоценное вино из Савайара.
Ну добрый вечер, сказал он им и засмеялся. Госпожа моя тётушка, мне снова кажется, что твои ученицы меня боятся.
Уршула усмехнулась про себя. Его? О нет. Они боялись только госпожу Кажимеру: люди в Стоегосте двигались, как фигурки в подвластном ей механизме, и не приведи боги спутать ей карты. Госпожа хотела, чтобы Нельга не чувствовал себя уязвлённым, а значит, нужно было показывать, что он вызывает трепет даже у лучших чародеек Звенящего двора.
Не вини их за это. Госпожа Кажимера отставила чашу. Мои девочки воспитанны и умны. Жест в сторону умывальника, сосуда-ракушки из савайарского стекла. Давайте за стол.
И они послушались. Плеснули водой из ракушки та стекла в вазу. Капли казались тягучими, словно зачарованными хотя почему «словно»? Уршула предполагала, что госпожа могла заклясть воду в комнате, где принимала гостей, чтобы брызги с чужих рук не летели на стены или мягкий хал-азарский ковёр. Госпожа любила чистоту и порядок. Полотенце над сосудом-ракушкой пахло свежестью и лавандовым мылом чувствуя этот запах, Уршула каждый раз представляла туманные лиловые поля, раскинувшиеся под утренним иофатским солнцем.
Ляйда порхнула на место рядом с Амельфой. Госпожа похлопала по стулу слева от себя.
Урыся, золото моё. Идём.
Она махнула рукавом, и закуски с блюд перелетели на две тарелки одна для Ляйды, вторая для Уршулы.
Сейчас особенно легко было поверить, что в жилах госпожи Кажимеры текла кровь иофатских королей. Прямой нос, острые скулы, сдержанная улыбка, царственная осанка Уршуле казалось, что это всё не берётся из ниоткуда. Сил госпожи Кажимеры хватило бы, чтобы захватить власть в Стоегосте, но она предпочла дёргать за ниточки с ловкостью кукловода, усмирять бояр, называться «тётушкой» Нельга был родичем её покойного мужа, юного стоегостского господаря, убитого заговорщиками много лет назад. Госпожа Кажимера решила стоять за плечом Нельги, а не сидеть на престоле сути это не меняло, в этих землях всё равно властвовала она, но народ не поднимал восстаний против узурпаторши и не разжигал костры для колдунов. Жизнь госпожи Кажимеры была удовольствием, а не вечной борьбой за господарский венец.
Уршула в который раз восхитилась: какая же она великая женщина! Как она обустроила жизнь вокруг себя, как подчинила себе двор и самого Нельгу. Она не превратила господаря в сломанную безвольную игрушку, нет хотя могла бы, но снова выбрала более изящный путь. Нельга был здоров, полон сил, горел государственными делами, его любил народ, а госпожа Кажимера только ограняла его разум мудрым словом и невесомым колдовством. Причём мудрое слово использовалось куда чаще чарами госпожа лишь время от времени приглушала гнев Нельги или усиливала недоверие к неугодным ей боярам. Так она наставляла своих учениц: колдовство её двора сокрушительно и настоящее искусство в том, чтобы, если необходимо, сделать его незаметным.
Пожалуй, из всех них таким мастерством овладела только Амельфа.
Видимо, у вас сейчас начнётся тайный чародейский разговор. Нельга погладил щёку костяшкой пальца. Оставить вас?
Госпожа Кажимера отмахнулась.
Побудь с нами. Девочки просто звали гостей в Тержвице. К слову, девочки Там, указала на книжный шкаф, есть ещё список. Чтобы доставить эти приглашения, придётся покинуть город. Справитесь?
На такие вопросы не полагалось отвечать «нет».
Ляйда с Уршулой переглянулись.
Мы отправимся вдвоём? уточнила Ляйда. Далеко?
В Борожское господарство. Госпожа Кажимера поманила пальцем, и к ней по воздуху подплыл свиток пергамента, подсвеченный золотым. Навестите нескольких колдунов, но подробности позже. Сегодня отдых.
Свиток упал Уршуле на колени.
По тону было понятно: лишнее не спрашивать. Конечно, госпожа не собиралась прогонять господаря ради бесед с ученицами как и говорить при нём о делах.
Уршула покрутила в руках свиток. Запечатан. Некстати вспомнила: госпожа любила всевозможные списки, схемы, отчёты, много писала обыкновенным пером, заставляла своих юных учениц переписывать трактаты о колдовстве не только для запоминания, но и для того, чтобы выработать усидчивость и выдержку. Госпожа не терпела кривых строк, клякс и дурного почерка и тем, и другим, и третьим отличались бумаги маленькой Уршулы. Губы свела усмешка: как хорошо, что всё это в прошлом! Уршула переживала, что ей никогда не дастся чистописание, что это навык для маленьких южных панночек вроде Ляйды, обожаемых дочек знатных богачей. Не для сорванца вроде неё, дочери стоегостского моряка.
Амельфа, заметила госпожа, у Уршулы и Ляйды пустые чаши.
Амельфа застенчиво улыбнулась. Поднялась со своего места, потянулась к кувшину. Налила им вина.
Спасибо. Уршула приняла чашу и хотела было передать Ляйде, но Амельфа обошла стол и подала той сама. Ляйда же, не смея выказывать недовольство, только сладко поблагодарила.
Ляйда, солнце, сказала госпожа Кажимера, вино мазарьское. Подарок господарю от пана Матея.
Чувствую, госпожа, отозвалась Ляйда нежно, но мысль не продолжила. Она сидела, опустив глаза в тарелку.
Уршула сделала глоток, задумалась: на самом деле они три ближайших ученицы госпожи Кажимеры не враждовали. Просто были не похожи так, будто бы нарочно подбирали. Хотя кто знает? Вдруг действительно нарочно. Госпожа никогда не пыталась их подружить, и иногда Уршуле казалось, что она смотрела на них с ласковым расчётом. Может, это и хорошо, что они были разными: Уршула исполняла приказы госпожи, сторожила её покой с рвением цепного пса и не вмешивалась в придворные игры. А вот Ляйда желала богатства и власти, и её уязвляло, что, пока она разбивала сердца панычам и воеводским сынкам, одно-единственное, самое важное в Стоегосте сердце держала при себе Амельфа.
Поэтому сейчас Ляйда была покорна и тиха. Не заводила бесед, не улыбалась так чарующе и маняще, как умела, однажды она уже пыталась привлечь к себе внимание господаря, но госпожа Кажимера поставила её на место: всё, что касалось Нельги, было точно вымерено, и рядом с ним полагалось быть не Ляйде.