Я оставлю вас, сказал Лале. Вам нужно поговорить, а я не хочу мешать. Ольжане показалось, что между строк тут было: «Ваши друзья не доверяют мне, и я не хочу их раздражать». Посплю в кибитке.
Ни в коем случае. Ольжана замотала головой. Во-первых, никто вас не гонит. Во-вторых, Юрген уже запечатал дверь. В-третьих, если начнём трещать сейчас, нас обязательно услышат, поэтому Она потёрла виски. Встреча нежданная, но обсудим всё завтра. Если не случилось чего-то опасного. Или кому-то нужна помощь?
Встретилась глазами с Юргеном.
Нет, успокоил он. Не случилось.
Ольжана скользнула взглядом по Лале и Чарне, потолку и сумкам, которые Юрген сбросил с себя после превращения. Снова вернулась к Лале. Лицо у того было вежливо-непроницаемым, но Ольжане захотелось извиниться перед ним за внезапную суету.
Ладно. Она сплела пальцы. Тогда все живо спать.
Хорошо, мам, отозвался Юрген, но Ольжану не обманывала его мальчишеская улыбка. Юрген рассмотрел башильерский знак на шее у Лале, и теперь в его движениях сквозила насторожённость. Чур я сплю в том углу.
То, что Юрген будет спать в собачьем теле, дело решённое, но Чарне Ольжана захотела обустроить лежанку получше. Однако Чарна заявила, что тоже проведёт ночь в оборотничьей форме. Ей совсем не тяжело, мол. Не раз уже так делала.
Ольжана спорить не стала и напоследок потрепала Юргена по щеке.
Ну что за хороший мальчик нашёлся!
Юрген со смехом перехватил её руку, бросил быстрый взгляд.
Насупился.
У тебя не было этих шрамов, да?
Эй. Ольжана отдёрнула руку. Меня хорошо зашили, скоро вообще будет ничего не различить. Я понимаю, что ты хорошо видишь в темноте, а с этой луной для тебя и тьма не тьма, но не хвастайся так открыто.
Юрген шутку не оценил.
Зашили?
Ш-ш. Ольжана прижала палец к губам. Потом. Главное, что этой ночью нам ничего не грозит. (Наверное). По нашим подсчётам.
Она потёрла ладонью о ладонь.
Утра вечера мудренее, Юрген. Ольжана чуть толкнула его плечом. Давай отдыхать.
Юрген всё ещё смотрел на её руки. Хорошо, что даже он сейчас вряд ли бы увидел обломанные ногти и расковырянную кожу вокруг них. Юрген обернулся к Лале и кивнул ему:
Она вас тоже так строит, да? Усмехнулся.
Поймав взгляд Ольжаны, сам прижал палец к губам:
Всё-всё, молчу.
2. Чернокнижник
Лазар проснулся от требовательного стука.
Голова гудела: он заснул прямо над колдовскими книгами и записями Айше Хасамин разбирался, как остановить мор. Но колдовские книги совсем не то, что нужно видеть башильерам: Лазар сгрёб листы и захлопнул увесистый том, этой ночью заменявший ему подушку.
Стук в дверь продолжался.
Лазар мысленно выругался: твою же мать. Кому понадобилось биться к нему в такую рань? Что это обыск? Его разоблачили и решили взять с поличным чёрными книгами и схемами заклятий? Пальцы были в чернилах. Если пораскинут мозгами, поймут, что всё это кривоватое, будто одноруким выведено, начертил он.
Под половицами тайник. Торопясь, Лазар запихнул туда свои расчёты, всунул книги те лезть не хотели, но разбирать половицы ещё больше времени не было. Кое-как очистил стол, оставив только записи Айше и судебные протоколы.
Лазар! Открывай.
Чей голос? Спросонья не понять.
Лазар заложил тайник, задвинул его сундуком. Отряхнул подрясник от пыли. Будь у него обе руки, справился бы быстрее, но сейчас он не впускал нежданных гостей подозрительно долго, да и чернильницу чуть не перевернул.
Он окинул комнату последним взглядом. Отдышался, потёр саднящую щёку наверное, остался след; не стоило засыпать на столе.
И отпер дверь.
Лазар! Снаружи стоял Саак, молодой послушник. Он нетерпеливо вклинился в проход. Ты чего, джана? До сих пор спишь?.. Там собираются жечь твою ведьму! Идём скорее.
У Лазара аж от сердца отлегло: не обыск.
Он рассеянно поскрёб шею.
Который час?
Почти полдень! Саак покачал головой. Ты опять читал до рассвета?..
Почти: он до рассвета колдовал. Как бы ужасно ни звучало, ему нравился опустевший храм вокруг поубавилось любопытных глаз. Лазар мог запереться в своей комнате в уединённом крыле и видеть других братьев только в мертвецких или лечебницах.
Подожди тут, хрипнул Лазар. Я сейчас.
Наскоро оправился и умылся, подхватил поясную сумку и трость вдруг придётся долго стоять. Саак смиренно его дождался.
Он был славным, этот семнадцатилетний юноша. Его наставника унесла болезнь, и с тех пор он считал Лазара старшим товарищем может, потому что других господарцев в округе не было, а кубретец Саак ещё не слишком бегло говорил по-иофатски. Зато уже знал, что свяжет с орденом свою жизнь и, приняв монашество, назовётся братом Клодом в честь рыцаря-Перста, одолевшего могучее чудище.
Порой Саак казался Лазару совсем ребёнком, неразумным и одухотворённым. Если бы у Лазара было то, что у Саака, он никогда бы не позволил выжечь на своей груди башильерскую метку. Если бы он был таким же юношей со здоровым телом и смоляными кудрями, с ребяческим румянцем, проступавшим даже на загорелых щеках, он бы не остался в этом проклятом месте. Он бы не просыпался посреди ночи в душной комнате, холодный от пота, его бы не преследовал один и тот же кошмар, он снова у реки, в крови и грязи, и его позвоночник хрустит под лапами Йовара, как сухая ветвь, и он не думал бы, что это всё, для чего он был создан: покрыться струпьями и сгореть на чумном костре или остаток жизни волочь на себе свои клятвы, как вериги, и бояться разоблачения.
Если бы Лазар был как Саак, он бы уехал отсюда, и не в уединённый монастырь в кубретских горах, как мечтал поэтичный юноша, проникшийся верой в Длани, нет, у Лазара был бы весь мир, и вся мощь его колдовства, и все непознанные науки, и непройденные дороги. Халазарские обсерватории, подземные библиотеки, пёстрые базары и юркие галеры, зелёные берега Яшмовых островов и савайарские палаццо, иофатские холмы и фьорды Льёттланда
Тебе нужно убираться отсюда, Саак. Лазар захлопнул дверь. Куда хочешь, но подальше из Хургитана.
Тот глянул на него с удивлением.
Зачем? Ведьму казнят, и мор затихнет.
Мор-то, может, и затихнет, Лазар перехватил трость, а вот война нет. Иофатцы не удержат город. Он скоро падёт.
Пророчество Сааку не понравилось.
Может, и не падёт, протянул он в ответ. А даже если падёт, что сделаешь? Дороги перекрыты. Прямо герой кубретских сказаний, решивший: чему быть, тому не миновать.
Теперь он подстраивался под шаг Лазара и больше его не торопил.
Ночи темны, а ты хорошо ездишь верхом, напомнил Лазар. Ещё у тебя до сих пор нет башильерской метки. Это хорошо, если попадёшься хал-азарцам. Напросишься охранять любой пищевой обоз. Ты крепкий и ловкий, не откажут.
Саак нахмурился.
Обозы даже к городскому командору не пускают.
Пока что, уточнил Лазар. Мор ведь скоро затихнет. Не упусти время.
Они шли по пустынному каменному коридору, но Саак всё равно беспокойно огляделся проверил, не подслушивают ли.
А куда поедешь ты?
Никуда. Я останусь тут.
Не хотелось объяснять, почему ему не удастся затесаться в ряды командорских охранников и так очевидно.
Нет, Лазар. Саак схватил его за локоть, потянулся к уху и тревожно зашипел: Тебе нельзя тут оставаться! Ведьма говорила про тебя дурные вещи брату Гвидо. Будто ты вычислил её, потому что сам не гнушаешься колдовства. Мне рассказал об этом брат Дауф он-то, конечно, в такие глупости не верит, но Гвидо?.. Он совсем помешался из-за этой чумы.
Когда случается такое, главное держать лицо. Лазар изобразил снисходительную улыбку, хотя мысли зароились, как пчёлы в улье: не пропустить ли казнь? Но если скажется больным и не умрёт от мора, вызовет ещё больше сомнений.
Нет, он не был удивлён. Он знал, что Айше захочет утянуть его за собой: «На каком костре будешь гореть ты, меченый жрец? На соседнем со мной?»