Это всего лишь голод.
Это всего лишь голод.
Разум мой повторял эти слова, как молитву, пока я отмокала в горячем источнике так долго, что кожа моя сморщилась и все подушечки пальцев уже напоминали черносливины. Затхлый воздух пах солью и серой, вода мягко плескалась о каменные бортики в такт вибрирующему бульканью и бурлению в моем животе.
Это странное ощущение внутри вроде слабого, но постоянного перемещения воздуха не имеет никакого отношения ни к разложению моих кишок, ни к поселившимся в потрохах извивающимся червям. Это всего лишь голод.
В коридоре послышались знакомые торопливые шаги Орли, замершие у входа. Служанка вздохнула:
Ох, девка, ну че ты томишься в воде часами, че твоя свиная лопатка воскресным утром.
Я вытерла пар, осевший каплями на моем холодном лбу, и нахмурилась, глядя на черные полумесяцы, образовавшиеся у оснований ногтей:
Зато здесь я хотя бы не дрожу.
Здесь и рядом с Еношем.
Целыми днями я прижималась к нему, пока он спал. Спал и спал. И это хорошо, потому что я знала, что иначе он не потерпел бы моего присутствия возле себя.
Грудная клетка сжалась, сдавив внутренние органы.
Я все испортила.
Вылазь-ка. Орли взяла мои волосы, отжала их хорошенько, и струйки темной воды потекли на камни: это сходили остатки ореховой краски. Видала небось, че деется с кусками мяса, коли оставить их надолго в теплом месте?
Нет.
Старуха недовольно хмыкнула:
Они сереют и становятся склизкими от гнили.
Я сжала кулак, почувствовала, что ладонь скользкая, и желудок мой сжался от голода! Вздохнув, я выбралась из источника и завернулась в шкуру, которую держала Орли.
К-как т-ты в-выносишь эт-такий холод-д-д?
Со временем и ты перестанешь замечать холод и перестанешь тосковать по чему-то теплому.
Это «что-то» Енош.
Его всевластие превратилось в грубую, примитивную силу, которая притягивала меня к нему так неумолимо, что по телу беспрестанно пробегали волны желания, почти заменяющие столь необходимое тепло. Потому-то я и не хотела ничего, кроме как раствориться в нем.
Но все, что нас связывало, рухнуло, и эта катастрофа высасывала остатки крови из моего остановившегося сердца
Орли похлопала меня по плечу, вытирая, потом потянулась к разложенному на камнях широкому полотну:
Хватит уже погрязать в своих печалях. Че те нужно, так это солнце, девка. Аха, ниче так не лечит разум, как солнце и свежий воздух.
Я подняла руки, глядя, как служанка обматывает тряпкой мой живот, пряча под тканью раны.
Снаружи?
Орли кивнула:
Тут все провоняло смертью, а дышу не одна я.
Я не хочу уходить. И чуть не застонала. Целый месяц я пыталась сбежать отсюда, но теперь у меня внутри все переворачивалось от одной лишь мысли об этом. И не желаю, чтобы меня пырнули ножом в четвертый раз, едва мы выйдем наружу.
Думаю, от энтого ты уже не умрешь снова, девка. Орли фыркнула, радуясь собственной «трупной» шуточке, и протянула мне одно из моих платьев, дожидаясь, когда я шагну в круг черных перьев. И уж точно не за воротами, где все уже давным-давно мертвы. Несчастные души, пережившие гнев бога, не осмеливаются приближаться. Я хожу туда иногда. Родом я не оттудова, но те земли все равно мне как дом.
Земли за Солтренскими вратами.
Дрожь вновь пробежала по спине, а ладонь сама собой погладила круговым движением живот, подчиняясь жестокому, извращенному инстинкту, от которого я почему-то никак не могла избавиться. Как же странно моя судьба перекликается с судьбой Ньялы, настойчиво возвращая к ней мои мысли.
Я все еще ничего не понимаю. И поэтому все еще скорблю о потере того, чего и не существовало вовсе. Как я могла так ошибаться? Я, повитуха Меня тошнило после каждого завтрака.
Кабы я ела на завтрак рыбьи головы, меня б тоже тошнило.
Ну С этим я не могла спорить. А как же семена?
Ну, ты была ранена, девка, напугана, одна-одинешенька со своими тяготами. Вот твой желудок и закис от волнений.
Но
Хватит, девка. Цыц. Старуха накрыла шкурой мои волосы, вытирая их. Забудь. Все энти тщетные разговоры, напрасное горе Че энто меняет?
Грудь моя сжалась.
Ничего.
В глубине души я знала, что должна испытывать облегчение от этого открытия. Я никогда не стала бы матерью, однако материнские инстинкты говорили, что я должна находить утешение в том, что мой ребенок в безопасности.
Пускай и воображаемый.
В животе под моей ладонью опять что-то завибрировало, и я поспешно отдернула руку.
Может, мне следует подождать, когда проснется Енош, чтобы он убрал гниль. Между бровей Орли залегла складка, и это сильно пошатнуло мою уверенность: Он ведь уберет ее, верно?
Девка, ты видела когда-нить мужика, который просыпался бы не угрюмым да раздраженным? Убирать гниль для хозяина
Немалый труд. Я с трудом проглотила воздух, слабо отдающий вонью моего собственного разложения. Да, я помню. Просто представить не могу, что он может быть таким жестоким.
Служанка издала невеселый смешок. Жестом она велела мне надеть туфли и вывела в коридор.
Не могешь? Тогда ты вместе со стуком сердца потеряла еще и рассудок.
Может и так.
Лично я винила во всем свадьбу.
После того как я дала ему клятву, Енош чуть приподнял маску оскорбленного бога, позволив мне увидеть под ней любящего мужчину. Он избаловал меня сладчайшими словами и нежнейшими прикосновениями. Енош окончательно сломил мою выкованную ненавистью броню, оставив мое холодное умолкшее сердце беспомощным и беззащитным.
Теперь его маска вернулась на прежнее место и, кажется, сделалась железной, какая судьба будет ожидать меня, когда Енош проснется?
Пальцы снова потянулись к животу, раздвигая перья, подбираясь к бередящему раны хлопку.
Я хочу, чтобы это исчезло. Мне все еще больно, невыносимо больно. Думаешь, он действительно сохранит раны навеки?
Ах, девка, все будет хорошо. Слова женщины капельку облегчили давящий страх, но лишь до тех пор, пока она, остановившись, не вытянула руку, закатав повыше рукава своего клетчатого платья. Ну, покуда ты готова к худшему.
Кислая желчь обожгла мне горло при виде глубоких порезов, красными браслетами окольцевавших запястья Орли.
Ты никогда раньше не показывала мне
Потому как ты не спрашивала, как я умерла, сказала она, аккуратно прикрыв раны, и снова двинулась к мосту. Ах, как злился хозяин, когда у него отняли маленькую леди с округлившимся пузом. О, я предупреждала его, но кто ж слушает старую Орли? Присматривать за ней было все равно че пасти стаю блохастых кошек.
И что сделал Енош?
Пожав плечами, служанка пересекла тронный зал.
Тащил меня за своей лошадью, пока Эйлам не пришел за моим дыханием.
Мышцы мои напряглись при звуке этого имени, а ноги сами собой остановились перед первой дырой в том мосту, что вел к Солтренским вратам.
Если выйду наружу и Енош проснется, он подумает, что я пытаюсь сбежать.
Пышные формы Орли затряслись от смеха.
Неважно, в какую сторону ты подашься, девка, в конце ты всегда окажешься в его лапах. Если б хозяин хоть чуток боялся, че ты смоешься, он бы не дрых сутками напролет.
Ссутулившись, я кивнула и потащилась за ней, огибая дыры в ветхом мосту. Смерть стала моим ошейником. Бледный двор моей клеткой. А моей цепью?.. Давление в груди, невидимая сила, вынуждающая меня вернуться.
Давление нарастало по мере того, как я продвигалась вдоль извилистых каменных стен, за которыми щебетали птицы. Эфенские врата располагались на спуске, а этот туннель выводил прямиком на бескрайнее ярко-зеленое поле, где колыхались на пронизывающем ветру высокие травы.
Я заморгала, отвернувшись к вратам, привыкая к резанувшему глаза яркому свету. Ветер мигом растрепал мои волосы, швырнул в лицо не вполне отмывшиеся от краски, но уже все-таки светлые пряди и разбился о скалу, разлетевшись десятком сквозняков.