Прямое воздействие на духовную жизнь казачества и развитие его культуры оказала атмосфера вольности и свободомыслия, господствовавшая на Дону. Ее формированию способствовали вольные казачьи порядки, позднее (конец XVIII в.) по сравнению со всей Россией (середина XVII в.), утверждение на Дону крепостного права.
Культура донского казачества, как воинского сообщества, формировалась в обстановке и под влиянием военизированного уклада его жизни и была проникнута воинским духом, прославлением военного искусства и доблести казаков, их верности законам военного братства.
Исторически одним из первых, образно говоря, «почвенных» элементов культуры донского казачества являлась его своеобразная бытовая культура. Появление на Дону в XVIXVII вв. казаков и формирование их общин закономерно сопровождалось тем, что они начали обустраивать место своего обитания. Войско создавало вокруг себя, как пишет А. С. Козаченко, свою «пространственную культуру» [13]. За первыми казаками закрепилось название «камышников». В 1638 г., в ответ на требование крымского хана освободить захваченный Азов, казаки отвечали: «Дотоле у нас казаки место изыскивали в камышах подо всякою камышною жило по казаку, а ныне де нам Бог дал город с каменными палатами да с чердаками» В 1656 г. российские посланники сообщали, что донские казаки «живут что звери, ни градов, ни домов не имеют, а живут по камышам и по озерам». С течением времени казаки стали сидеть на определенном месте и устраивать так называемые городки, представлявшие особый тип укрепленных поселений. Для защиты от вражеских нападений вокруг городков устанавливались плетенные из лозы двойные стены, внутреннее пространство между которыми заполнялось мокрой глиной. К концу XVI в. казачьих городков на Дону насчитывалось более тридцати, в 1670-х гг. уже около сотни.
Постепенно у казаков сложился особый стиль поведения, особые обряды, традиции и т. п. Вопрос об истоках и природе бытовой культуры казачества, ее «характеристических» чертах ставили уже авторы XIX в. Первое достаточно развернутое их описание было дано в работе Е. П. Савельева «Древняя история казачества», написанной в начале XX в. Но для авторов XIXXX вв. начальная история казачества являлась уже легендарным временем, скрытым в глубине веков. Иное дело устное творчество народа, его былины и песни, рождавшиеся непосредственно в ходе событий и по их следам.
Устная народная поэзия Дона запечатлела многие события начальной истории казачества, сохранила имена таких ее героев, как Ермак Тимофеевич, Степан Разин и др. Донской фольклор это важный источник и одновременно бесценный памятник истории и культуры казачества. Наиболее известным собирателем и исследователем донского фольклора, посвятившим этому всю свою жизнь, являлся уроженец донской земли A. M. Листопадов (18731949). Итогом его многолетнего труда стало самое полное собрание казачьих песен походных, лирических, плясовых и др. (более 1200), отразивших разные стороны казачьей жизни и быта [14]. В XVII в. на Дону возникла и письменная литературная традиция. Она связана с таким выдающимся явлением русской средневековой литературы, как воинские повести о событиях на Дону 16371642 гг.: «Историческая» о взятии казаками Азова в 1637 г.; «Поэтическая» об Азовском осадном сидении 1641 г.; «Сказочная», объединившая оба этих события, а также «Особая» и «Документальная». Однако появление Азовского цикла не означало появления новой региональной ветви национальной литературы и устойчивого центра литературной деятельности. Больше литературных явлений такого уровня у казачества не наблюдалось.
Казачество постепенно трансформировалось из субэтноса в военно-служебное сословие, сохранившее свои субэтнические культурные и иные характеристики. Это мнение расходится с точками зрения тех исследователей, которые считают, что феодальные сословия сформировались в России только в XVIII веке. В частности, ряд авторов считает, что статус сословной корпорации не давался властью сверху, а вырабатывался самой корпорацией, существовал в виде неписаного регламента или традиционного обычая и только затем санкционировался в той или иной форме государством. В отношении казачества надо иметь в виду особый характер казачьего сословия, являвшегося исключением в российском социуме. Но, безусловно, казачья исключительность не имела абсолютного характера и сословность в России также не была изобретением казачества.
Вопрос о материальной обеспеченности донского казачества нельзя сводить к констатации факта наличия как «домовитого», так и «голутвенного» казачества. Как показал известный исследователь истории казачества Н. А. Мининков, основная часть донского казачества относилась не к этим группами, а занимала промежуточное положение, и более того, отличалась относительной самостоятельностью [15]. В обеспечении благосостояния казаков особую роль играла военно-разбойная добыча, т. е. «зипунные мотивы», которые прослеживались в каждом казачьем боевом предприятии. Но имелись также иные промыслы, так называемый фактор хозяйствования. Наконец, был принципиально важен фактор материальной поддержки со стороны московского правительства. Это объясняется тем, что на Дону практически отсутствовало земледелие, за занятие которым отступникам полагалось от самих казаков жестокое наказание. Это объясняется, на наш взгляд, тем обстоятельством, что казаки всеми силами стремились не допустить социальной дифференциации по типу московского государства. Этот аспект нуждается в особом осмыслении, так как именно отсутствие устойчивого земледелия на основе частной собственности тормозило процесс социальной дифференциации среди казачества и как следствие отсутствие специального бюрократического аппарата казачьей республики, налогообложения и писаного войскового права. Первоначальная масса казачества была минимально обеспечена природными ресурсами и на базе этого сложилось стабильное устойчивое сообщество, которое развивалось без особых катаклизмов вплоть до середины XVII века. Только позднее стали обостряться социальные различия и противоречия, послужившие предпосылками повстанческих движений.
Донские казаки стремилось не терять тесной связи с православной Россией и центральным правительством, но одновременно не сливаться с остальными землями, вошедшими в состав Московского государства. Причем донские казаки не стремились, как правило, к экспедициям для расширения территории России. Хотя знаменитый Ермак был донским казаком, его дружина состояла из вольных людей, «казаковавших» на берегах Волги и Яика. После победы над ханом Кучумом дружина «воровских казаков» Ермака была взята на государеву службу. В дальнейшем вольные, «воровские» казаки включались в военные подразделения и в этом качестве выполняли свои службы. Более того, исследователи считают, что отводить вольным казакам «Дона, Волги, Яика и Терека решающую роль в продвижении России к Тихому океану неправомерно» [16]. Подчеркивается, что именно служилое, а не вольное, казачество при поддержке государства осваивало Сибирь.
Войско Донское длительное время стояло особняком и на начальном этапе развития сохраняло древнерусские, вечевые военно-демократические начала атаманско-кругового строя, которым подчинялась вся разноплеменная вольница, вошедшая в состав войска. Основу казачьей квазигосударственной демократии составляли институт атаманства, казачьи войсковые круги, институт войскового права и суда и другие государственно-правовые структуры и традиции казачьего общежития. Казачество вполне могло превратиться в условиях непрерывных военных действий и преодоления постоянных угроз в настоящее сообщество грабителей с деспотической властью по типу известных флибустьерских общностей, но это не произошло. Казачество считало себя не пиратами и разбойниками, а «рыцарским» сообществом и вполне осознанно представляло свою атаманско-круговую демократию как альтернативу российским крепостническим порядкам, что рельефно проявилось во время казачье-крестьянской войны под предводительством Степана Разина. Разбойничий клич казачьей голытьбы «Сарынь на кичку!» постоянно потрясал Дон и Волгу. («Сарынь» толпа, сволочь; «кичка» часть на носу судна. В целом получался призыв типа к бою, на абордаж и т. п.).