Она могла защититься, или предполагала, что могла, но такая защита принесла бы этим бравым отщепенцам лютую смерть. Может быть, они ее и заслужили, не ей судить. Она и без того убила недавно, убила нечаянно, не желая этого, не помня себя и не сознавая своих жутких способностей, но все-таки убила и с клеймом убийцы ей теперь жить все оставшееся время. Поэтому она медлила, не пускала в ход тайное свое могущество, пытаясь устрашить их суковатой дубинкой, которой владела не слишком хорошо.
Да и то сказать, когда и где совсем еще юная девица богатого и благородного рода, сроду не выезжавшая из дома без сопровождения слуги, могла приобрести подобное умение? Не имея навыка к дракам, она не заметила, что в то время, как один из подлых людишек отвлекает ее, другой подкрадывается сзади. Но вдруг раздался окрик, взвился длинный кнут и ожег спину разбойника перед нею. Второй не стал ждать своей порции и бежал, позорно бросив товарища на произвол судьбы. Тот, впрочем тоже сумел улизнуть, как только присутствующие чуть отвлеклись от его всклокоченной, оборванной и вонючей особы.
Семейство, по какой-то причине ищущее лучшей доли подальше от больших городов, проезжало в тот момент по дороге и спасло от жуткой участи, то ли ее, то ли оборванцев, ибо Нани склонялась уже к неизбежности кровопролития. Точнее, вмешался в творящееся безобразие Энгус, он правил лошадьми дорожной кареты и первым все увидел. Кем он приходился хозяевам экипажа, Нани тогда так и не поняла, но кем-то все же был, не наемный работник, свой, из семьи. С этими проезжими людьми Нани благополучно пропутешествовала тогда несколько дней.
Она, к удивлению своему, неплохо освоилась среди новых знакомых, подумывала даже совсем с ними остаться, настолько ей было комфортно и надежно в этом почтенном семействе. Все-таки, что уж от себя-то таить, очень тоскливо и страшно быть все время одной в огромном мире, среди неизвестных пространств и бесконечных дорог. Конечно, она не сама к ним решила набиться, получила соответствующее приглашение и уже совсем было склонилась его принять, но тут грянул гром.
Энгус, который явно засматривался на нее, невзирая на ее «интересное положение», сделал ей вдруг предложение руки и сердца, по всем правилам сделал. Зато она не церемонилась с ним, ее отказ был настолько резким, что заставил беднягу опешить от откровенной грубости, столь удивительной для юного и образованного создания, каким оно, это создание, ему в то время представлялось.
Пришлось спешно распрощаться с шокированным и всерьез разобиженным ее хамским поведением семейством и, что еще хуже, с было позабытым и таким упоительным чувством полнейшей защищенности. Пути-дороги их разошлись, где поселилось это семейство неизвестно, а она оказалась на краю мира, одна, без друзей, и без всякой защиты.
На тот скудный мешочек золотых монет, что удалось при отъезде взять из родного гнезда, купила небольшой, но крепкий домик на самой окраине поселка и стала жить. Жилье здесь дешевое, наличности хватило и на дом и на обстановку, даже чуть осталось, на самый черный день. На хлеб зарабатывала знахарством, в принципе на двоих им этого было достаточно, но зато могли прийти к ней среди ночи, или рано утром, и она не отказывала никому.
Вот только при таких частых и иногда длительных отлучках ее ребенок нередко оставался дома один. Уж не поэтому ли девочка выросла такая своевольная? Перед Пендракием Нани дочь защищала, да и перед кем угодно станет защищать, но в глубине души сознавала, что благовоспитанной барышней Ильку уж никак не назовешь, сорванец, да и только, похуже иного мальчишки будет.
Омлет был готов и кофе тоже, когда потягиваясь и зевая, в кухню вплыла полусонная Илька. Но, потянув носиком, сразу оживилась.
Мням, кофе! Ур-р! А что у нас сегодня праздник какой-нибудь?
Вопрос не напрасный, кофе в этой, забытой всеми богами глуши стоил очень дорого, пальцев на одной руке вполне хватало, чтобы посчитать тех, кто покупал время от времени это излишество, и среди них Нани. Денег было жалко, не просто они доставались, но все равно покупала, наплевав на все многочисленные пересуды и сплетни. Однако пила его не часто, на каждый день ее скудных доходов уж никак не могло хватить.
Ох, наверно праздник. Я встретила Пендракия и поругалась с ним.
Какой же это праздник? Ты что? Это гадость, а не праздник, не поняла, еще не достаточно искушенная в психологии взрослых, Илька.
Он заявил в магистрат, что я неправильно тебя воспитываю, при этом известии Илька поперхнулась куском омлета и торопливо отхлебнув из кружки, счастливо прижмурилась. Кофейницей она выросла не меньшей, чем мать.
Значит, непременно меня вызовут и будут разбираться, поэтому, в преддверии сих неминуемых и тягостных событий я и решила побаловать себя хоть чем-нибудь приятным. Подвела итог своих размышлений госпожа Ош старшая.
Ох, и мудра ты у меня! прошамкала с набитым ртом хитрющая девчонка.
Некоторое время царила тишина, как вдруг ее нарушил громкий шорох. Нани с тревогой прислушалась, потом содрогнулась, поняв источник шума.
Ну, чего ты, мам? Все никак не привыкнешь? Он же совсем безобидный.
И никогда не привыкну!
Девочка торопливо выцедила последние кофейные капли, тяжело вздохнула, что должно было означать, что она охотно выпила бы еще чашечку, да не дают. И вприпрыжку поскакала к маленькой дверке, ведущей в подвал. Подвал в их доме был наособицу, не как у всех.
Практически у всех жителей поселка просто вырезан лаз в полу, посредством которого они спускаются в подпол, где хранятся припасы. А в этом, не таком уж и большом, доме зачем-то был устроен почти комфортабельный подвальный этаж, с каменным полом, оштукатуренными стенами, стеллажами до самого потолка, и что на них только можно было хранить в таком количестве? Загадка.
К такому подвалу полагались отдушины, в одну из которых однажды заползло нечто. Первой это нечто обнаружила, конечно, Илька, которая любила играть внизу, особенно, когда надолго устанавливалась непогода и гулять становилось некомфортно. Нани подвалом не пользовалась, ей просто нечего там было хранить, небольшие припасы, которые ей иногда удавалось сделать, вполне умещались на полках в кладовке.
Она могла бы еще долго не узнать про пришлеца, но не повезло как-то напороться на него, когда он покидал свое новое убежище через отдушину в стене, а она как раз собирала ягоды с куста возле этой самой злополучной стены. В обморок она не упала только потому, что на нее напал столбняк. Нечто, не обратив на нее ни малейшего внимание уползло по своим делам, а она, уняв сумасшедшее сердцебиение, на дрожащих еще ногах отправилась искать дочь, чтобы предостеречь ее от неожиданно явленной опасности.
Там, там, начала она, едва ворочая языком, ползло такое длинное и даже не знаю, как и описать это.
Правда, он симпатичный? ошарашила ее дочка более чем странным заявлением.
Что?! Ты уже это видела?
Конечно, он месяц назад приполз, мы уже подружились. Да ладно тебе, мам, продолжила она, обратив внимание на обалделое лицо родительницы, он совсем не опасный, я назвала его Дин-Дин. Ты знаешь, он отзывается, хотя я так и не могла найти у него ушей, может он всей кожей слышит?
Этот «симпатичный» Дин-Дин был примерно метров трех в длину, в руку крепкого мужчины толщиной, имел несколько пар маленьких ног и серо-болотный окрас гладкой шкуры. Представив, что дочь его трогала, искала у него «ушки», Нани почувствовала невольный позыв к рвоте.
Мне кажется, что это детеныш, продолжила с увлечением Илька, решив, что достаточно успокоила мать, наверно, он еще подрастет.