Неделя проходила за неделей. Укрепив оборонительный вал, легионеры начали возводить дополнительно еще две сторожевые вышки. Наше постоянное патрулирование и ночные засады не приносили никаких результатов. Враг никак не проявлял себя, а доставленные в лагерь подозрительные местные жители после недолгого опроса отправлялись по домам. Все бы, наверное, так и продолжалось. Но однажды мы почти случайно остановили на дороге обросшего, сгорбленного старика. Он даже и не вызвал бы своим видом особых подозрений: просто в окрестностях больше никого не было, а вести работу было нужно, и мы решили на всякий случай его проверить. И вдруг, при осмотре его холщового мешка, мое внимание привлекла куриная лапа, которая вывалилась на землю вместе со всякой хозяйственной утварью. Причем лапа эта была с разноцветными коготками. Кто-то не поленился их раскрасить. Я знал, что нам еще никогда не попадались такие лапы, и, сделав вид, что все в порядке, я отпустил этого путника, приказав двум солдатам скрытно последовать за ним. Конечно, его надо было доставить в город и предъявить командованию, но, видимо, юношеский максимализм сыграл со мною тогда злую шутку. Знал бы я в тот момент, к какому результату приведет это мое спонтанное решение.
Один из посланных за стариком солдат вернулся через три часа, оставив своего напарника продолжать наблюдение за объектом. Они все-таки выследили жилище этого путника. Им оказалась неприметная лачуга в небольшом поселении, недалеко от леса, который упирался в невысокую каменную гряду, простиравшуюся на северо-запад. Я хорошо знал эти места, и не раз мы там устраивали засады. Меня подмывало тут же доложить обо всем Ульпиусу, ведь именно он был моим непосредственным командиром, но что я мог ему поведать? Мало ли, по какому поводу этот старец раскрасил когти куриной лапы. Может, он сумасшедший. Хотя на меня он произвел впечатление разумного человека. Нет, лучше понаблюдать за ним еще какое-то время, а потом уже делать выводы.
Составив график поочередного круглосуточного наблюдения за лачугой старика для своих легионеров, благо, что с высоты каменной гряды это было просто устроить, я твердо решил пока держать все в тайне. О чем строго-настрого предупредил свой отряд. Надо сказать, что у меня сложились неплохие отношения с подчиненными, и было заметно их уважительное отношение ко мне. Сначала они так же, как Ульпиус, с настороженностью относились к моей персоне, глядя на дорогие доспехи с гербом моего рода на щите и прекрасно понимая, что отец интересуется моей службой в армии. Но со временем их сомнения исчезли. Я никогда не прятался за спины своих подчиненных и вместе с ними вступал в бой. Мы на равных прикрывали друг другу спины в случае опасности. Передо мной всегда стоял пример Юлия Цезаря, который ел с солдатами из одного котла, уже будучи командующим легионами. Этот был легендарный император, но при этом он помнил многих простых легионеров, которые сражались вместе с ним. Объезжая на коне построение своих войск, он всегда останавливался перед таким ветераном и обращался к нему с приветственным словом, обязательно называя его по имени. Армия боготворила своего командующего.
Я нередко отправлялся в ночной дозор к дому старика с одним из своих солдат. Обычно все проходило тихо и без происшествий. Но вот однажды, поздно ночью, как нам показалось, к нему кто-то пришел. Во всяком случае, мы оба отчетливо услышали скрип двери. Наш наблюдательный пункт находился на достаточно далеком расстоянии для того, чтобы мы могли рассмотреть этого ночного гостя, хотя небо было звездное. Вглядываясь в темноту, мы напрягли свой слух, пытаясь уловить малейший шорох. Неожиданно мой солдат громко закричал. Я в испуге и негодовании уставился на него, не понимая, что происходит. Через несколько мгновений солдат опять пронзительно крикнул, но самым странным было то, что губы его совсем не шевелились. Ведь это, казалось бы, невозможно так громко кричать, не открывая рта Но крик опять повторился, только уже с большей силой.
И тут я открыл глаза. Оглядевшись, понял, что по-прежнему нахожусь у входа в расщелину, ведущую в город Мертвых. Пронзительный крик не умолкал. Пытаясь определить источник звука, я посмотрел на вечернее небо и увидел, как две белые птицы пытаются отбить своего птенца у небольшого пестрого ястреба, но сразу стало понятно, что шансов у них не было. Этот печальный зов бедных родителей и ворвался вихрем в мои воспоминания. Ястреб, сделав крутую петлю, улетел, а птицы, видимо, смирившись с утратой, с жалобным криком полетели в сторону гнезда защищать своих оставшихся птенцов. И тут я вспомнил, что во время поисков Серого плаща мне тоже попался ястреб, клевавший пойманную змею. Там ястреб, здесь ястреб может, это Плутон таким образом посылает мне знак?!
Приближалась ночь. Любопытной ящерицы нигде не было видно, видимо, вечерняя прохлада прогнала ее под один из многочисленных здешних камней. Вот и мне придется в очередной раз спать под открытым небом, укрывшись своим плащом. Идти на ночь глядя в город Мертвых, где в темноте можно наткнуться на этих белых чудовищ, конечно, было верхом безрассудства. Тем более, по рассказам ведьмы это как раз их время суток.
Нет, надо дождаться рассвета здесь. Еще неизвестно, как меня встретят эти так называемые поселенцы. У меня зубы начинали стучать от страха, когда я представлял, что меня может там ждать. Права была старуха, когда увидела в моих глазах ужас перед грядущими испытаниями. Она во всем была права. Зачем мои солдаты сбросили этого эфиопа в бездонный колодец, наполненный страданиями безвинно загубленных душ До меня доходили слухи, что иноверцы и людей нередко приносили в жертву своим идолам. А мы, что, лучше поступили? Убитого в бою воина отправили, как говорит старуха, прямо в пекло, будто обычный мешок с землей. Не случись этого, может, и не надо было бы сейчас искать эту пещеру цхетов. Но что сделано, то сделано. Обратно уже ничего не вернуть Похоже, цепь предыдущих событий и привела меня сюда. Сейчас нет никаких сомнений в том, что все началось именно с Иссохшей Лапы. Видимо, так было угодно богам отправить меня в дальнюю дорогу испытаний. Но в чем же я провинился перед ними?!
Положив под голову поудобнее свой походный ранец, я постарался заснуть, одновременно пытаясь вспомнить, на чем оборвались мои воспоминания. Так Цезарь
Гай Юлий Цезарь! Это был самый почитаемый мной римский военачальник. На уроках истории я бесконечно мог слушать о его завоевательных походах. Особенно меня впечатлила битва при Вогезах:
«Римская империя захотела подчинить себе Галлию, заручившись поддержкой союзников. Племена эдуев согласились принять участие в этом завоевательном походе. Однако не все галльские племена собирались подчиниться Риму и вступили во временный союз с германцами, вождем которых был Ариовист. Последний наращивал свое войско и стал прямой угрозой как для эдуев, так и для римлян. В начале Цезарь решил обхитрить Ариовиста лестью и деньгами, предложив ему статус «друга и союзника Великого Рима», но вождь германцев не повелся на эту уловку, так как был безразличен к громким титулам и вел аскетичный образ жизни. И вскоре Ариовист открыто выступил против Римской империи. Решающим в этом противостоянии стало сражение близ гор Вагезы, недалеко от столицы секванов Безансона. Двадцать одну тысячу римлян поддержали четыре тысячи галльских конников, а также было набрано несколько тысяч воинов из других племен. Ариовист же сумел собрать колоссальную армию. По скромным оценкам, не меньше ста двадцати тысяч пеших и конных. В первую очередь вождь германцев отрезал римлянам и их союзникам пути доставки продовольствия и подкрепления. Но, тем не менее, наступать не спешил, помня о прекрасной выучке римских легионеров. Он решил также переиграть Цезаря, изматывая его войска ожиданием битвы, хотя Цезарь не раз предлагал ему начать сражение. Сам же римский главнокомандующий не мог с такой численностью своих войск броситься в атаку, так как слишком велика была разница в количестве солдат.