Насчет личности составителя Свода 1480х гг., летописца большого таланта и безусловного патриота Руси, при том весьма критичного к деяниям великого князя Ивана III, существуют лишь предположения. Из них самое интересное, что Свод составлял дьяк митрополита Московского и всея Руси Родион Кожух[63], оставивший во владычных документах 14611482 гг. не менее яркий след, чем Василий Мамырев в великокняжеских[64]. Его именем подписаны два вошедших в Свод сказания о событиях 1460 г.: «о трусе (землетрясении. А. Б.), бывшем в земли нашей» и «чюдеси великого чюдотворца Варлаама о умершем отроце»[65]. Увы, предположение это умозрительное: составитель Свода пишет о себе от первого лица, но не называет своего имени и не дает намека на свое звание.
Предваряя текст «Хожения за три моря», вставленный в Свод в описании событий 6983 г. от Сотворения мира, т. е. от Рождества Христова 1474/1475 г., летописец рассказал, что в этом году он получил («обретох») рукопись тверского купца Афанасия, который четыре года был в Индии[66]. Свое имя и отчество Афанасий сын Никитин назвал в молитве, которой начинается древнейший Троицкий список его «Хожения»[67]. Летописец эту молитву пропустил, ограничившись тем, что назвал имя Афанасия в своем предисловии; он сразу начал текст с фразы «Се написах грешное свое хожение за три моря». Зато летописец стал выяснять происхождение сочинения тверского купца, как на его месте сделали бы и мы.
Дат отправления Афанасия в путь и возвращения на Русь, как мы знаем, в «Хожении за три моря» не было: летописец ее и не нашел. Но там было сказано, что тверской купец начал путешествие с Василием Папиным, посланным великим князем Иваном III с кречетами в подарок ширванскому шаху. «Я же, говорит летописец, выяснял («опытах»)», когда была поездка Папина. Ему сказали, что тот вернулся в Москву за год до похода дмитровского князя Юрия Васильевича, брата Ивана III, на Казань; в этом походе Василия Папина застрелили. Ничего больше о Папине узнать не удалось, да и современные ученые не нашли о нем и его миссии никаких других известий.
Летописец знал, конечно, что казанский поход князя Юрия был в 1468/69 г.[68] Его логика понятна. Если Василий Папин вернулся в 1467/68м, то Афанасий Никитин пошел в ним в 1466/67 г., а завершил 4летнее путешествие в 1469/70 г. Обрати летописец внимание на слова Афанасия Никитина, что среди иноземцев он праздновал Пасху 6 раз, а не четыре, его возвращение пришлось бы на 1474/75 г., когда летописец и получил рукопись «Хожения за три моря». Это было бы близко к истине.
Однако летописец благоразумно не стал делать расчетов времени путешествия Афанасия Никитина, из-за которых ученые позже сломали много копий[69], и поместил его сочинение в Свод под несомненной датой 1474/1475 г., когда сам получил «Хожение за три моря» в автографе Афанасия Никитина из рук дьяка Василия Мамырева. Летописец так и написал: «Се же написано не обретох, в кое лето пошел или в кое лето пришел из Ындея, умер, а сказывают, что деи Смоленьска не дошед, умер. А писание то своею рукою написал, иже его рукы те тетрати привезли гости к Мамыреву Василью, к дияку великого князя на Москву».
Собственноручно написанные тетради тверского купца, умершего в великом княжестве Литовском на пути из генуэзско-крымской Кафы[70] (к которой относятся его последние записи) не доходя Смоленска, пришедшие оттуда в Москву купцы отдали дьяку Василию Мамыреву. Было ли это завещано Афанасием Никитиным, или вернувшиеся из Кафы через Смоленск московские купцы сами обратились к дьяку, служившему, как и другие дьяки, при казне, тайна велика есть. Летописец не говорит, что тетради Никитина вручил ему сам Мамырев. Но подчеркивает, что дьяк получил не список, а оригинал сочинения.
Летописца можно понять так, что этот оригинал у него в руках и оказался, причем вскоре после того, как его получил Мамырев. Что составитель Свода 1480х гг. обрел текст «Хожения за три моря» в год кончины Афанасия Никитина, вытекает из хронологической раскладки путешествия тверского купца. Обретение замечательного сочинения само стало событием, достойным занесения в летопись. После этого предисловия в Своде следует сам текст «Хожения» в Летописной редакции (по Лурье изводе), первичность которой по отношению к Троицкой редакции не доказана, но утверждается в издании 1986 г. как факт.
Вернул ли летописец оригинал Мамыреву, или тот оставил себе список «Хожения», или сказал летописцу об оригинале, дав ему копию, хороший вопрос для исследования. Главное, что менее чем через десятилетие после кончины дьяка в обители его упокоения, Троице-Сергиевом монастыре, появился древнейший список «Хожения за три моря»: Троицкий, хранившийся в обители.
В 1640х гг. пытливые троицкие иноки, трудясь над величественной исторической компиляцией, поместили свою редакцию «Хожения» по Троицкому списку под 6969 (1461) г.: «В та же лета некто именем Офонасей Микитин сын тверитин ходил с послы от великого князя Московскаго Ивана, и от великого князя Михаила Борисовича Тверскаго, и от владыка Тверскаго Генадия за море. И той тверитин Афонасей писал путь хожения своего сице»[71].
С этим вынужденным, в связи с незнанием о предисловии в Летописном изводе, вычислением согласился величайший русский археограф XVII в., троицкий же инок, бывший келарь, Арсений Суханов, редактируя компиляцию 1640х гг. в своем втором Хронографе[72]. И снова старинные наши историки не ошиблись, сказав в записи под 1461 г. «в та же лета», т. е. «в те же годы», вместо обычного «в то же лето» или «того же лета»: Афанасий Никитин действительно отправился в путь в 1460х.
Рассказ летописца о том, как он получил сочинение Никитина, есть только в летописных списках «Хожения за три моря», которые дошли до нас в Львовской и Софийской II летописях (в последней в двух списках).
Львовская летопись 1530х гг., доведенная до 1533 г. и подробно рассказывающая нам о дьяке, была издана дважды. Первый раз, сокращенно, Н.А. Львовым по утраченной затем рукописи Спасо-Евфимьева монастыря, а второй раз под редакцией С.А. Адрианова по рукописи императорской Публичной библиотеки, середины XVI в., принадлежавшей в начале XIX в. русскому ученому Карлу Антоновичу Эттеру (1775 до 1831)[73].
В Эттеровом списке Львовской летописи мы читаем, по мнению филологов, лучший на сегодняшний день, хотя и неполный (с пропуском не только молитвы, но и описания пути Никитина от Дербента до Ормуза) текст «Хожения за три моря»: с предисловием летописца Ивана III, рассказывающим о появлении сочинения Афанасия Никитина в его летописном своде благодаря любезности дьяка Василия Мамырева, получившего его от купцов.
Аналогичные пропуски имеет Архивный список составленной в начале XVI в. Софийской II летописи (до 1518 г.), начала 1530х гг.[74] Он также неплохо передает текст «Хожения за три моря» с предисловием, по общему летописному источнику с Львовской летописью. Опубликовавший Софийскую II летопись Б.М. Клосс уверен, что этот список, под названием «Софийский временник», является оригиналом памятника[75]. Кроме летописи, в кодексе больше ничего нет.
Почти одно предисловие к «Хожению за три моря» мы читаем в Воскресенском списке Софийской II (до 1534 г.), середины XVI в., выполненном одним писцом[76]. Он сделан не непосредственно с Архивного списка: тот начинается с 1397 г., а Воскресенский до конца XIV в. передает Софийскую I летопись. Здесь текст сочинения Афанасия почти целиком механически вырван, осталось самое начало и несколько последних слов.
Эти летописи прекрасно изданы в Полном собрании русских летописей, а содержащие их кодексы полностью описаны в предисловиях к изданиям.