Аннушка! Анюта! Аня-а-а-а!
Ромашковое небо ринулось навстречу, кругом завертелось, белое и голубое поменялись местами, потом ещё раз и ещё.
Анна Николаевна! Чьи-то руки тормошили, не давали плавать в ромашковом небе, возвращали в унылое осеннее утро.
Аннушка открыла глаза. В комнате было тихо и темно. Утро, хоть и наступило, но не торопилось явить миру свой серый лик. Тихонько тикали часы, где-то скрипела половица, за печкой посапывал Шуршуня. Слышно было, как он причмокивает. Наверное опять заснул с леденцовым петушком. Эти петушки приклеивались к патлатой бороде, потом приходилось отдирать их и мыть кудельную бороду запечного тёплым молоком.
Анна прислушалась. Что-то было не так. Сонную истому раннего утра нарушала чья-то кипучая энергия. Она сбивала ровное тиканье старинных ходиков и заставляла Шуршуню ворочаться во сне.
Со стороны окна засветились два огонька голубой и оранжевый. Анна на мгновение замерла, потом облегченно вздохнула и щёлкнула кнопкой ночника.
На подоконнике сидел кот. Рыжая шуба переливалась под светом лампы. Казалось, по ней пробегают золотые искры. Кот не отрываясь смотрел на Анну разноцветными глазами. Кончик пушистого хвоста нервно бил по лапам.
Спиридоша, ты чего?
Маааааууууу! хриплый вой окончательно разогнал сон.
За печкой тревожно затих Шуршуня. Анна откинула одеяло, босые ноги ощутили холодные доски пола. Мгновенно стало зябко.
Маааауууууу!
Спиридон, что случилось? Анна погладила тёплую шерсть кота.
Котяра вывернулся из-под руки и метнулся к выходу.
Маааауууууу! раздалось уже у самой двери.
Аннушка, на ходу набрасывая пуховый платок, кинулась следом. Кот, встав на задние лапы, остервенело скрёб дверь.
Да погоди ты, сейчас! Анна отодвинула щеколду и распахнула дверь.
Ледяной порыв ветра ворвался в дом, принеся с собой ворох разноцветных листьев. Кот шарахнулся от шуршащего клубка, выгнул спину, зашипел, потом рванулся из дому, одним гигантским прыжком перемахнув лиственный ком и три ступеньки крыльца.
Спиридон! но кот уже растворился в темноте.
Анна пожала плечами, плотнее запахнула платок и захлопнула дверь.
Што шлущилошь, Аннушка? за спиной проскрипел голосок запечного. Ты пошто лашшумелашя, шпать не даешь?
Прости, Шуршуня, Спиридон что-то взбесился. Разбудил и убежал на улицу. Листьев испугался.
Лиштьев? Каких ишо лиштьев?
Да обыкновенных. Ветер принёс. Вот же, весь пол засы Анна глянула на чисто вымытые доски пола. Странно, куда они все подевались?
Ой, Аннушка, нешплошта енто. Шпилидонушка за плошто так паниковать не штанет. И лиштья енти ишо. Ой, нешплошта причитая, запечный нащупал запутавшийся в бороде леденец. Ты, енто, Анна Николаевна, молошка не дашь тёпленького?
Получив от Анны кружку тёплого молока, Шуршуня уковылял на своё место. Какое-то время из-за печки слышалось его бормотанье, потом наступила тишина. Дом опять окутала дрёма.
Анна забралась под тёплое одеяло, но сон не шёл. Странное поведение Спиридона растревожило её. Что случилось с домовым, который на досуге притворялся большим рыжим котом, непонятно. Кто её звал? Спиридон? Зачем? И куда он потом рванул? В задумчивости Анна сорвала ромашку и стала отрывать лепесток за лепестком. Может он заболел? Или что-то почуял? Но что? У ромашки закончились белые лепестки. Аннушка машинально протянула руку за ещё одной.
Не рви ромашек, Анна. Голос за спиной заставил её вздрогнуть.
Аннушка порывисто обернулась. Спиридон в человеческом обличье стоял почти рядом. Разноцветные глаза не моргая смотрели на Анну. В этот раз на нём была белая холщовая рубаха, подпоясанная бечёвкой, полосатые штаны заправлены в высокие хромовые сапоги. Рыжеватые волосы аккуратно острижены кружком, а лоб стягивал тонкий кожаный ремешок. Спиридон сбрил франтоватую бородку и теперь щеголял гладкими щеками и подбородком. Анна вспомнила, как на щеках появлялись две улыбчивые ямочки.
Спиридон, ты? Что случилось, куда ты убежал?
Какое-то время меня не будет. Не бойся. Я не покину дом. Просто на время отлучусь по важным делам. Шуршуня за тобой присмотрит. Да и прочая нечисть тоже. Но будь осторожна. Не пускай в дом незнакомцев и не рви ромашек.
Почему, Спиридоша? Почему не рвать ромашек? Это же сон.
Сон да не сон. Потом сама всё узнаешь. Пока рано тебе. Найди все листья, что залетели, и сожги их. Неча мусор в доме разводить. Спиридон сморщил нос и впервые за весь разговор улыбнулся. На щеках появились ямочки. И будильник купи, голуба душа. А то спать ты горазда. Эдак всё самое важное проспишь.
Спиридон легонько ткнул указательным пальцем Анну в лоб, и мир опять завертелся.
Изыди, нечистая мара! Геть отседова! Налетели ироды.
Сам ты ирод! Крошек пожалел?
На вас никаких крошек не напасешься.
Ну, дядько огородный, дай хоть горсть семок!
Сказал, нет, так и нет.
Анну разбудила перебранка во дворе. Голос огородного, похожий на шелест ветра в ветвях, переругивался с десятком писклявых пронзительных голосов. Хозяйственный огородный не спешил одарить неведомых просителей, которые изрядно досаждали ему.
Тапок возле кровати не наблюдалось. Придётся идти босиком по холодному полу. Кота нигде не было видно. Печь не топлена. Значит, Спиридон и правда ушёл. Кофе тоже теперь варить самой. Она вздохнула и спустила ноги на домотканный половик.
Ай! острая боль пронзила подушечку ступни.
Анна осмотрела ногу, пощупала рукой место укола, но никакой занозы видно не было. На половике лежали остатки сухого листа. Наверное из тех, что ночью занесло ветром. Аннушка вспомнила наказ домового убрать из дома все листья. Сегодня суббота, надо будет заняться уборкой.
Набросив на плечи тёплый платок и натянув на ноги носки Спиридона, женщина вышла на крыльцо. Так и есть огородный, похожий на пугало, размахивал сучковатыми руками, разгоняя стаю воробьев. Эти воришки поклевали почти весь урожай подсолнухов, и теперь Аннушкин садовник пылал праведным гневом.
Анна Николаевна, дорогая, воробьи совсем обнаглели! По июню всю черешну поклевали, по августу подсолнешник, а теперя им опять семок подавай! Эдак мы в зиму без запасов останемся.
Гони их, Пугалко, взашей! Дармоедов нам тут ещё не хватало. Анна с удивлением слушала вырвавшиеся у неё слова. Глупая перепалка садового пугала с воробьями раздражала.
Э-э-э-э хорошо, Анна Николаевна. П-п-прогоню. Пугалко был явно озадачен словами обычно доброй хозяйки.
Анна вернулась в дом, чувствуя, как в висках пульсирует кровь. Опять что-то кольнуло палец ноги. Какие противные у Спиридона носки! И почему так холодно?
Шуршуня! Печка почему не топлена? Вся хата выстудилась! Анна закуталась в платок и нажала кнопку чайника. Шнур заискрился, вспыхнул и задымился. Ах ты, чёрт!
Бедолага чайник полетел на пол, открывшаяся крышка отломалась, неслучившийся чай растёкся лужей по полу.
Аннушка, милошка, щашь вшё убелу, не пележивай! И пещку жатопим, и щаю наглеим. Шуршуня засуетился на кухне, а Анна вернулась в спальню и повалилась на кровать.
«Кажется я заболела» мелькнула мысль. В висках по-прежнему стучало, лоб горел, а тело сотрясал озноб. Уколотый палец начал пульсировать. Анна, как была, в платке и носках, закуталась в одеяло, став похожей на большой кокон, и провалилась в болезненное забытьё. Анне казалось, что её укрывает не одеяло, а сухие шуршащие листья. Они были кругом в комнате, на постели, падали и вновь поднимались в воздух, кружась в причудливом завораживающем танце. Прелый запах назойливо лез в нос, заставляя вдыхать его горечь, отравляя с каждым новым глотком.
«Листья! Спиридон говорил, надо убрать их». Анна выпуталась из одеяла и встала. Накатила слабость, комната пошла волнами. Превозмогая подкатившую тошноту, Аннушка опустилась на колени и стала собирать пожухлые листья, тут и там валявшиеся по дому. Как она их раньше не заметила? Листья были везде на полу, на кровати, на кухонном столе, на подоконнике, даже на часах-ходиках. Они были такие сухие, что отлетали от её дыхания, едва стоило протянуть к ним руку.