Матрица обвинения - Душкин Роман Викторович

Роман Душкин

Матрица обвинения

* * *

Прямо сейчас я сижу в своём маленьком убежище, стены которого окружены запылёнными книгами и листами бумаги, залитыми цифрами и странными и зачастую непонятными символами. С каждым днём мои расчёты становятся всё более сложными и замысловатыми. В школе они нас учат, что числа это просто инструменты для счёта и измерений, что математика нечто строгое и линейное. Но что, если математика что-то большее?

Я всегда знал, что существует нечто более обширное, нежели преподают нам в школе. Все эти безжизненные задачи на сложение и вычитание, мёртвые числа на страницах учебника они не могли описать и доли той завораживающей красоты, которую я иногда улавливал, когда смотрел на звёздное небо или вглядывался в водоворот волшебных форм в пруду у дома. В этом была какая-то скрытая правда, чувство невыразимо глубокого и странного.

Мысли об этом захватывают меня, и я не могу смириться с тем, что знания нам дают каплями, когда я жажду целого океана. Сегодня я весь день строил ряды цифр, складывал их столбиками, словно кирпичи. Я чувствовал, как в моём воображении они превращаются в структуры, заключённые в изящные прямоугольные формы. Прямоугольники чисел они мне кажутся ключом к некоему большому тайному знанию, которое наш мир преднамеренно забыл или сокрыл.

Прячась от посторонних глаз в своём убежище, я проводил часы, пытаясь увидеть смысл сквозь завесу невежества. Временами, сидя на уроках математики в школе, я рисовал в уме свои прямоугольники, придумывая новые способы их сложения и умножения не так, как нас учили, а так, как подсказывал мне мой внутренний голос невидимый путь интуиции и чистого озарения. Соединяя и переставляя эти числа, я открывал для себя мир, где каждое из них сплетается с другими в бесконечный узор истинного знания.

Но почему они в школе молчат об этом? Почему учение там так сухо и так ограничено? Иногда мне казалось, что мир вокруг меня боится самой мысли о том, чтобы заглянуть за пределы устоявшихся правил и формул. Существуют ли другие, кто видит то же самое? Те, кто не боится идти за вызовом неведомого, кто исследует числа с той же жаждой истинного понимания их сути и природы? И в тишине этой комнаты, я строю свою новую тайную геометрию чисел, ища ответы на вопросы, которые так будоражат меня.

В тот вечер время казалось растянувшимся бесконечно, цифры на странице медленно соединялись в универсальную гармонию. Была такая тишина, что можно было услышать, как по венам протекает кровь, как чуть шелестит каждый лист при слабом дуновении ветра, проникающего через щели окна. На секунду я остановился, позволив себе глубокий вздох удовлетворения. Но он оборвался, как только дверь моего убежища резко распахнулась.

В комнату хлынул холодный воздух и вооружённые люди, завёрнутые в чёрную униформу, чужие и угрожающие. Моё сердце заколотилось в ужасе, когда они наводнили маленькое помещение, их шаги громко отдавались в тишине, их лица скрыты были масками безразличия. Я отскочил от стола, протягивая руки к разбросанным листам с расчётами, как будто мои беспорядочные заметки могли защитить меня от непонятной угрозы.

«Не шевелиться!»  проорал один из них. Я был ослеплён ярким светом фонарика, ударившего прямо в глаза. Моё сердце бешено колотилось, но разум отказывался верить, что всё это реально.

«Что происходит? Я»  начал я, но мой вопрос оборвался под напором их резких, бесцеремонных движений.

«Вы! Вы арестованы по подозрению в нелегальном распространении математического экстремизма»,  объявил самый здоровенный из них. Его голос звучал из-под чёрной балаклавы и был лишён всякой интонации.

«Математический что?»  я запутался в своих словах.  «Вы, должно быть, ошибаетесь. Я только я только занимался математикой». Мои руки дрожали, пальцы цеплялись за воздух, моё понимание происходящего оказалось так же разорванным и разбросанным по полу, как страницы моих тетрадей.

Они как будто бы не замечали моего сбивчивого бормотания, их действия были чёткими и синхронизированными. Один из них схватил меня за руку, болезненно скрутив мои запястья в наручники, в то время как другой собирал мои листы, упаковывая каждый из них в отдельный пакет как доказательства моего «преступления». Я ещё раз попытался возмутиться, но моё негодование тонуло перед их неумолимой решимостью.

В итоге я лишь получил грубый толчок в спину, мои колени подкосились. Полицейские подхватили меня под руки, и мои ноги еле коснулись пола, когда меня волокли к выходу. Каждый шаг, каждое движение казались переходом из мира познаний в мир неопределённости и страха. Неожиданность и шок от случившегося были так велики, что реальность казалась мне сном, страшным и непостижимым.

Так, скованный кандалами, я покидал мой уголок, место моей тайной страсти к числам. Я шагал вслед за людьми в чёрной униформе, которые ни словом, ни взглядом не давали мне понять, что происходит. Почему в мире, где каждая улица и дом выстроены по строгим правилам геометрии, сама геометрия стала чем-то запретным? В моей голове ещё теплились отголоски цифр в прямоугольниках, этих странных структурах, что я складывал и умножал, находя в них нечто очаровательное. Теперь же они казались мне причиной моего падения, загадкой, на которую я так и не нашёл ответ.

* * *

Я сидел перед инспектором полиции, чьё бесстрастное лицо отражало жестокость и неумолимость государства, в котором я оказался всего лишь песчинкой, чья жизнь могла быть стёрта одним движением руки безымянного бюрократа. Стены помещения были голыми и угрюмыми, а воздух насыщен запахом страха и хлорки. Эхо моих собственных ударов сердца отражалось от каменных стен, словно подчёркивая моё одиночество в этом лабиринте бездушия.

Инспектор смотрел на меня мрачно, его взгляд был лишён жалости или какого-либо понимания. Ведь он всецело посвящён своему долгу выявить улики, найти доказательства и добыть признания без учёта человеческого фактора. Я хотел найти в себе смелость говорить, пытался вспомнить, как мои математические упражнения могли привести к тому месту, в котором я сейчас нахожусь.

Инспектор склонился вперёд, его глаза не светились ничем, кроме холодного равнодушия. «Ты понимаешь, почему ты здесь, не так ли?»  его голос был монотонным, но каждое слово ввинчивалось в моё сознание, как знак неизбежного.

Он достал из папки лист, на котором было что-то написано размашистым почерком, который показался мне очень знакомым. Это был донос. Я успел увидеть первые строки, которые гласили:

Я пишу вам об одном человеке. Я видела, как он перемножал матрицы

Осознание с щелчком добавило недостающий кусочек в пазл, который с тяжёлым, глухим ударом обрушился на меня. Я узнал почерк. Это была моя учительница математики. Но как же так? Ведь именно она устроила для нас в школе математический кружок, в котором мы собирались для обсуждения тем вне школьных уроков я и ещё один парень из нашего класса. И учительница показывала нам книги, но никогда не давала их нам в руки. Я помню, как она на первом занятии нарисовала три взаимно пересекающихся круга и сказала, что это диаграмма множеств. Это же было так волшебно постигать новое знание.

Её слова всегда вдохновляли меня на размышления. Она говорила о мире идеалов, о магическом смысле чисел и форм, что лежат в основе всего сущего. В её глазах я читал заинтересованность и стремление передать знания, которые так важны для понимания истинной природы вещей. Она шептала о том, что математика является ключом к разгадке тайн Вселенной. Нельзя было не поверить в то, что каждое число таит в себе часть большого секрета, что каждый расчёт способен открыть портал в другое измерение, где правят принципы и законы, о которых нам только предстоит узнать.