Сказки города Н. Часть первая – По кромке зла - Соколова Елена

Сказки города Н.

Часть первая  По кромке зла

Елена Соколова

Редактор Евгения Глазкова

Корректор Евгения Глазкова

Дизайнер обложки kandinsky 2.2 Нейросеть

© Елена Соколова, 2024

© kandinsky 2.2 Нейросеть, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0062-8180-6 (т. 1)

ISBN 978-5-0062-8181-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПО КРОМКЕ ЗЛА

Все персонажи и события в этой книге 

чистейший авторский вымысел.

Все совпадения  не более чем совпадения,

они произвольны и носят совершенно случайный характер.

Данное утверждение актуально для обеих частей романа.

С уважением.

Е.С.

1. ДЕВОЧКА ЛИДА И МИР ВОКРУГ

Она терпеть не могла праздники. Особенно  Новый Год. Сколько Лида себя помнила, его всегда отмечали по обязанности. Все было дежурным: елка, мандарины, салаты, открытки от родственников и особенно  открытки родственникам. Когда в быт вошел интернет, вся семья вздохнула с облегчением и перестала заполнять яркие поздравительные картонки убористым почерком, втискивая в крошечное пространство максимум вежливых вопросов и новостей. Забытые адресаты незамедлительно откликнулись тем же. Связь оборвалась.

Подарки друг другу тоже дарили по необходимости, а не из желания порадовать  потому радости они и не вызывали. Став старше, она научилась баловать себя сама, без помощи окружающих, на которых, впрочем, в ее понимании, не стоило полагаться даже и в менее ответственных случаях.

За твердый характер, несгибаемое упрямство и редкостное здравомыслие ее уважали, но не любили. Боялись, надо полагать. Детская трепетная душа была запрятана так глубоко и надежно, что даже сама Лида давно забыла о ее существовании.

Ей нравилось помогать другим. И как в детстве она приходила на выручку к тем, кто забывал вещи, уроки и нужные слова, так теперь старалась поддержать больных, уставших, тех, кто хотел, но не мог, или мог, но боялся. Нерешительных, отчаявшихся, брошенных. И только влюбленным она никогда не помогала. И советов не давала. И не выслушивала. И вообще  всю эту публику близко не подпускала.

Сердце у нее было  кремень. И влюбленные обходили ее стороной, не задаваясь, даже чисто теоретически, вопросом, а знает ли она вообще, что такое любовь? И так было понятно, что нет, не знает. И даже без «вообще». Просто  не знает и все. На самом деле, она, конечно же, знала. Но здравомыслие подсказывало, что если не сложилось, значит  не судьба, и тогда лучшее, что можно сделать, это молчать о неудачах и как можно реже ковыряться в ранах  и в своих, и в чужих.

Почему не складывалось  было неясно. Она была крупной и красивой. Яркой. Одевалась броско, много шила и вязала, сама придумывала фасоны и расцветки, пока бродила по окрестностям небольшого сонного городка на берегу залива, в котором прожила всю жизнь и откуда все время порывалась уехать  безрезультатно, впрочем.

Город считался миллионником, но не производил серьезного впечатления. Он был растянут вдоль по берегу залива длинной узкой дугой и только в одном месте глубоко вдавался в сушу. Там, если смотреть на карту, в районе «поясницы полумесяца», отрастал такой большой нарыв-пузырь и утыкался в болотистые леса, прорезанные множеством хаотично раскиданных речушек и шоссейных дорог. Там не так сильно дули ветра, местность шла чуть вверх; там было посуше, чем на побережье, но и поглуше  не так оживленно и пафосно. Ни панорам тебе, ни пляжей. Задний двор усадьбы, если можно так выразиться, черная лестница, непарадный вход. Там жили, те, кому некогда было тусить по местным клубам, плевать в облака, лежа на пирсе в теплую погоду, и прищуриваясь на закат по-мещански бескультурно тыкать пальцами в сторону пристаней, обозначая отрывистыми матюгами место дислокации недавно купленного катера или яхты.

После смерти родителей, в большой просторной Лидиной квартире, где всегда были только необходимые вещи, поселились «ненужные предметы»  думки и подсвечники, плетеные коврики и салфеточки, фигурки сказочных героев, подушечки для иголок, картинки в рамочках, коробочки без назначения и вазочки без цветов.

Все это жило и множилось вопреки здравомыслию, но зато в полном согласии с ее фирменным упрямством и твердостью характера. Впрочем, Лида была уверена, что ее здравомыслие настолько велико, что при необходимости оно вполне сможет подвести теоретическую базу под любое её безумство.

Соседки и приятельницы, побывавшие в ее доме, уверяли друг друга, что это все копится на продажу. Самые отъявленные сплетницы передавали из уст в уста, будто Лида планирует все завещать местному музею, причем с условием, чтобы музей открыл свой филиал прямо в ее квартире. Тем самым, уверяли они друг друга, Лида рассчитывает навсегда войти в историю города и быть похороненной за его счет на самом лучшем участке местного кладбища  в той его части, что была закрыта последние лет пятьдесят и пряталась от солнечный лучей и трескучих морозов под кронами огромных елей и лип. Конечно, для такого нужны связи  но связи у нее есть, уверяли они друг друга, недаром она обшивает всю районную администрацию.

Быстрые, тихие шепотки достигали ушей Лиды, и она звонко смеялась.

 Делать им нечего, старым калошам, придумывают Бог знает что

Связи ее с администрацией ограничивались тем, что некоторые из ее подушечек, вязаных капоров, рукавичек, а особенно муфточек, с удовольствием брали «с рук» чиновные1 модницы. «Руки» принадлежали ее бывшей однокласснице Тамаре, работавшей в этой же администрации кем-то вроде завхоза. Однако бывшая товарка по классу никогда не раскрывала клиенткам имя мастерицы, чтобы не остаться без приварка, поэтому сотрудницы были уверены, что это ее работы, и что они делают доброе дело, помогая коллеге выживать на скромную зарплату. Поэтому они всегда дарили ей небольшие презенты и заверяли в готовности помочь с решением насущных вопросов  если понадобится. Тома оставляла презенты себе, а Лиде передавала приветы и  изредка  обещания посодействовать. Но Лида пока ни в чем таком не нуждалась, так что проверить все это на прочность случая не было.

Какие-то вещицы она делала по своим задумкам, какие-то на заказ; одни были простенькие, но бывали и сложные, дорогие  ей было одинаково интересно и то, и другое. Сама она очень любила капоры и муфты; она делала их из кусочков натурального меха, комбинировала с кожей и войлоком, украшала вышивкой или сделанными из атласных лоскутков аппликациями. Товарка обычно приносила ей детальное описание заказа, подробные размеры и пожелания. Как правило, этого хватало. Она, если честно, и сама не очень рвалась общаться с заказчиками. Ей нравилась эта дистанция, и ей совсем не хотелось ставить себя «в позу официанта»; ей думалось, что в каком-то смысле, пока она не сталкивается лицом к лицу с теми, кто покупает ее работы, она от них не зависит. Разумеется, это была иллюзия, но очень лестная для самолюбия. И в ее понимании такая анонимность вполне уравновешивалась более чем демократичной ценой. О том, что для покупателей называемые ею цифры взлетали, в полтора, а то и в два раза  она не знала. И, как мы сказали выше, узнать об этом пока не случалось.

Одиночество не тяготило нашу героиню, но когда становилось уж очень тоскливо, она начинала разговаривать вслух. С думками и подсвечниками, с фигурками и картинами в рамочках. Они внимательно выслушивали ее, соглашались, а если и спорили, то мало и недолго. Все-таки хозяйкой в доме была именно она и именно от нее зависело, сколько раз в неделю с тебя будут смахивать пыль и где будет твое место, твое личное пространство  на столе, на диване, на гвоздике, заботливо вбитом в стенку, или где-нибудь на жесткой скамейке в районе плинтуса, а то и вовсе в наглухо запертом шкафу, где нечем дышать и где свет, отражаясь в стеклянных дверцах, приносит только беспокойство и усталость.