Вам хорошо было видно? произнесла она, глядя прямо в расширившиеся зрачки пожлой дамы в синем банном халате и старомодных бигудях. Четыре деления. Это все. После десяти вечера все. В противном случае, я приглашаю сюда Сергея Афанасьевича, пишу заявление, составляем протокол, вы получаете штраф. И так каждый раз. Я вас разорю, милая. Вы, кажется, не очень богаты? Ну, так и не будете. Ясно?
Что вы себе. начала было хозяйка дома, пытаясь одновременно встать с кровати, запахнуть на груди халат, и еще и нажать на пульт, чтобы восстановить громкость.
Даже не пробуйте предупредила Лида, перехватывая пульт. Еще раз дернетесь, он вылетит в окно, вместе с телевизором. У вас такая рухлядь даже компенсации не потребуется.
Это хулиганство! заверещал Петр Иванович, нервно подпрыгивая у Лиды за спиной. Вы за это ответите!
Это возмездие, холодно заявила Лида. Отвечать будете вы. По закону. За нарушение тишины. Виданное ли дело, такой грохот в ночи. Даже у меня через этаж слышно!
А вы, что, проверяли? раскричался супруг Ираиды. Сама она хранила молчание, судорожно пытаясь отобрать у Лиды пульт, но так, чтобы это не очень походило на нападение и не перешло, не дай Бог, в драку, потому что в этом случае ни у нее, ни у Петра Ивановича шансов не было это Ираида Львовна отчетливо понимала.
Проверяла, отрезала Лида. Короче, вы поняли? 4 деления и это все. В противном случае я зову участкового. И он придет вы это знаете.
И вышла, швырнув пульт об кровать так, что он аж два раза подпрыгнул, прежде чем улечься неподвижно.
Супруги молчали. Они знали. Придет. Обязательно.
Сергей Афанасьевич, их участковый, и без вызова часто приходил к Лиде. История с Николаем познакомила их и сдружила, в какой-то степени. Она с удовольствием пила с ним чай, выслушивала его жалобы на маленькую зарплату и вязала варежки и шапки с шарфами для его егозливых внуков, которые вечно искали приключений, и естественно, находили их во множестве. Одежда на них просто горела, а варежки и шарфы еще и беспрестанно терялись. Магазинные изделия пацанята не любили, там не было прикольных картинок и узоров, которые Лида делала специально для них ей это было в развлечение. Многое она делала не руками, а на вязальной машине, стоявшей рядом с окном в одной из балконных комнат. Когда она узнала про капризы насчет рисунков, она предложила Сергею Афанасьевичу купить самых простых, лучше одноцветных, варежек в магазине или на рынке, а она сделает на них вышивку, мохером или шерстяными нитками. Так будет и дешевле и быстрее. Тронутый ее вниманием, Сергей Афанасьевич поклялся, что все, что будет в его силах он для нее сделает, если конечно это не будет идти вразрез с законом. На это обещание Лида и рассчитывала тем более в данном случае все было ровно в указанных им рамках. И еще она рассчитывала на всеобщую «любовь» соседей к Ираиде, вряд ли они бросились бы помогать Лиде, но мешать бы точно не стали.
Ираида Львовна была занозой не только для их подъезда, ее царские замашки бесили всех, кто с ней так или иначе хоть раз столкнулся, но мало кому удавалось воздать ей пусть даже хлебом за пирог. Она обладала удивительной способностью оскорблять людей, причем, не делая при этом и не говоря совершенно ничего внешне обидного и столь же гениально умела она переводить стрелки и валить с больной головы на здоровую. К вышесказанному прилагались махровый, не эгоизм даже, а эгоизмище, и талант к полной невозмутимости. Благодушие жующей коровы называла это Лида в разговорах с самой собой. Прошлое педагога в коррекционном школе-интернате обеспечило Ираиде Львовне более чем незаурядную стрессоустойчивость, а ухудшившийся с годами слух позволял многое пропускать мимо ушей. Я вас не слышу говорила вся ее прямая, как палка, фигура, и ей вторило лицо с плотно сжатыми в злую, тонкую линию губами. Такими же прямыми линиями были ее брови и глаза, а на носу, словно вырубленном из камня, уверенно сидели очки с очень толстыми стеклами. Она была подслеповата, но вдаль видела хорошо, и все время отодвигала голову назад, производя на окружающих впечатление высокомерной особы, знающей себе цену и такой она и была.
Всю жизнь Ираида Львовна положила на то, чтобы быть выше окружающих. Если не удавалось наступить сразу, значит, следовало тщательно уронить, а потом величаво поставить на шею повергнутого ногу в туфельке. Она безмерно гордилась всем, что так или иначе попадало в ее руки, даже если это не могло быть всерьез предметом для гордости. Той же четырехкомнатной квартирой, в которой жила. Таких квартир и в их доме, и во всем городе было немало, но она воспринимала их как нечто априори ущербное. Полноценной, настоящей, истинно четырехкомнатной, подлинно квартирой была только та, в которой жила она. И это притом, что Ираида Львовна не была ее единоличной хозяйкой, она делила ее с сестрой, доли были расписаны ровно пополам. Сестра, впрочем, не жила здесь уже целую вечность, она рано вышла замуж и уехала в соседний город. Когда умерли родители, сначала мама, а потом отец, они встретились на кремации и на поминках, а потом вновь разошлись, каждый в свою сторону. Потом сестра развелась с мужем, и вернулась в родной город. Сняла жилье, нашла работу, и жила, не знаясь с сестрой. Все связи с ней она оборвала еще раньше, однако долю в родительской квартире и прописку сохранила. Собственно, именно это и было предметом их грандиозной ссоры на поминках, когда умер отец, именно в тот день они разговаривали и виделись друг с другом в последний раз. Инициатором скандала стала, само собой, Ираида Львовна, но подвела она, по своему любимому обычаю, все так, что прямой зачинщицей и виновницей оказалась сестра, Алевтина. Впрочем, судьба не замедлила наказать Ираиду за подлое поведение ссора повернулась так, что теперь, для того, чтобы забрать у сестры ее метры, нужно было ждать, чтобы Алевтина сама пришла к ним с этой просьбой. Они с мужем не могли позволить себе инициировать процесс это было совсем не комильфо. Но Алевтина не шла. Деньги на съем жилья у нее были, а вот на суды, ипотеки и ремонты нет. Двое детей остались прописанными у мужа, в квартире, где они жили. Сын, который тогда только поступил в колледж, остался жить в ней под папиным присмотром, а сам папа, Олег Семенович Завалишин, бизнесмен, владелец сети продуктовых магазинов, кафе и ночного ресторана, жил теперь в загородном доме, с новой семьей. Средства его позволяли и не такие траты, и если он не мог или не хотел жить с Алевтиной, это не значило, что его не волновала судьба собственных отпрысков. Он планировал продать квартиру и выделить стартовый капитал каждому либо на личную комнатушку, либо на какой-нибудь бизнес, неважно, пусть решают сами. Возможно, он помнил и про половину квартиры, принадлежавшей родителям жены, и считал, что в случае необходимости сестры как-нибудь смогут утрясти вопросы наследства.
Он так и сказал Алевтине, когда они разводились. Никаких претензий к ней у него не было, и быть не могло. Она была отличной женой, матерью и хозяйкой разве что чересчур тихой и терпеливой. Возможно, если бы она чаще капризничала и стервозничала пусть и наигранно, муж бы остался при ней. Но она все прощала, все принимала и надоела. Он нашел другую яркую, громкую, с гонором и расчетливым умом. Причем еще и свою однолетку. Вариант был не в его пользу, он это внутренне признавал, поэтому резких движений по отношению к прежней семье делать не рискнул. Оставил квартиру бывшей и детям. Хочешь оставайся, хочешь можешь вернуться в родные края, помогу чем смогу. В конце концов, договорились, что сын остается при нем и живет в городской квартире, которая остается им с сестрой пополам. Сам он строит дом для себя и новой семьи, собственно, не строит, а достраивает, ибо дом был начат еще лет за пять до развода, но простоял законсервированным из них почти половину этого срока. Новый виток строительства начался с приходом нового прораба которым и оказалась энергичная Леля Чуток, ударение на О, ставшая через полгода новой женой мужа Алевтины. По паспорту она была Лилия, но терпеть не могла свое имя. Длинный вариант был слишком томным, а укороченный и вовсе бесил до беспамятства. Заканчивала она столичный строительный институт, работала в этой сфере давно, рекомендации у нее были отличные. Из недостатков был только пол, не очень подходящий к тому, чем она занималась, очень громкий голос, в котором появлялась бархатная хрипотца когда она считала необходимым его понижать, и крайне саркастичное отношение к мужчинам, которое она мгновенно меняла на чуть смешливую лесть если дело того требовало или стоило. Дом был возведен в кратчайшие сроки, касательно квартиры Леля не возражала, и хотя внутри себя явно презирала тюху Алевтину, тем не менее, никак этого не показывала, была ровна, предупредительна, помогала с переездом, когда Алевтина решила вернуться туда, где родилась. Дочь она забрала с собой, а из квартиры взяла только украшения и носильные вещи, да и то лишь самые необходимые. Сказала, что найдет работу и снимет себе жилье.