К барышне изволите идти? спросил непреклонный лакей Тихон, прослуживший у господ пятьдесят лет без малого и знающий многое. Он был полон решимости вести дела по заведенному порядку, и ему не нравилось, как повел себя нахальный гость.
А тебе, смерд, какое дело?
Барышня почивать после обеда изволят. Неприлично к ней сейчас входить. Вы же, сударь, всего лишь гость в этом доме, и порядки тут без вас давно установлены.
Камневик, полагая, что его ничто не может остановить, легко отодвинул с пути старого дворецкого, но у дверей в покои Ксении остановился, не в силах пройти, развернулся и отправился во флигель, не видя, как старый слуга посмотрел наверх, тоже не понимая, что остановило наглого жениха. Он увидел то, чего не заметил Камневик: в притолоку была воткнута игла.
***
На следующий день кузнец принялся за работу позже обычного он приехал из Торжка поздно вечером. Подмастерье показал ему поступившие заказы, их было немало.Сидор собирался ковать заказную решетку, когда заметил старика в дверях кузницы.
Здравствуйте, поздоровался Николай Федорович.
Заходите, барин, ответил мастер, ничуть не удивившись. За молотом ведь пришли? А донести-то сумеете? Он хоть и небольшой, но тяжелый, он один кое-кого на место ставит, ему одному это под силу. Одного удара слуге хватит, вторым сам распорядись, а третий не лишний будет.
С этими словами он подал старику каменный молот на длинной ручке. Поблагодарив, изумленный граф примостил орудие на плечо и отправился к озеру, размышляя над словами кузнеца. Он вышел к дороге, когда из усадьбы выехала карета, в ней сидели жених и невеста, которые ехали в город покупать венчальные кольца. Нагнав путника с молотом, повозка остановилась, и Камневик спросил у старика, куда тот идет. На это старик простодушно объяснил, что идет рыбу глушить. Ксения Павловна рассмеялась, и больно от этого смеха стало Николаю Федоровичу, потому что она приняла его за умалишенного. А выглядела она свежей розой в своем платье с застежками от шеи до подола, цветом бледно-желтым, которое у нас зовут ферязи и носят не только крестьянки, но и барышни. А хитроглазый Камневик, замечает Николай Федорович, балахонину сменил на его выходной костюм, пошитый в столице польским портным за умопомрачительные деньги, а ноги волосатые обул в его начищенные до зеркального блеска ботинки а-ля Эдуард Четвертый. С негодованием отметил про себя Николай Федорович несоответствие нарядов жениха и невесты по стилю, подумав, что он бы так не выряжался для поездки в город, а надел бы что попроще.
Едем же, Коленька! поторопила Ксения каменного лиходея. Тот нехотя сел; кучер свистнул, кони понеслись, словно ветер, оставив на дороге странника с молотом наперевес.
Придя к камню Перуна, он постоял, сотворил православную молитву, и, размахнувшись, ударил по маленькому камню.
В это время Ксения и Камневик в магазине Капитонова выбирали кольца.
Что задумался, милый? спросила барышня, любуясь кольцом с бриллиантами. Мне нравится это.
Хорошо, милая моя. Но сначала примерь мое.
Отчего же?
Как только ты наденешь мое кольцо, тебе уже не нужно будет ничего другого, и ты сама станешь другой. Я уведу тебя в другой мир, навеки.
Ой, как страшно! Может, лучше я не стану надевать его до венчания?
Тогда один поцелуй, дорогая.
Камневик схватил Ксению и сдавил ее, причинив девушке сильную боль, от которой она вскрикнула.
Неужели я тебе не мил больше, невеста моя?
Ксения призналась, бледнея от страха:
От тебя холодом веет, суженый мой. И рука у тебя будто камень. И сам ты холодный. Прошу тебя, отпусти, на нас смотрят. Мне очень тяжелы твои объятия, я задыхаюсь.
Просто примерь мое каменное колечко, и все изменится.
Камневик отпустил девушку, но по-прежнему сжимал ее руку, так что пальцы побелели, и кольцо с выцарапанными символами уже коснулось кончика безымянного пальца. Казалось, неизбежное должно свершиться, но тут лицо каменного пришлеца исказила мука боли, он пошатнулся и отпустил девушку, что-то невнятно проговорил и тяжелыми шагами направился прочь из магазина. Приказчик хлопотал вокруг потерявшей сознание Ксении Павловны и не углядел, что ее спутник, отойдя на несколько шагов, исчез: рассыпался кучкой мелких камней.
В это время Николай Федорович поднял молот, чтобы ударить по сидячему камню во второй раз, но в памяти его всплыли слова кузнеца : «Одного удара слуге хватит, вторым сам распорядись, а третий не лишний будет». И он опустил молот на камень Перуна.
Поверхность камня подернулась огнем, потом покрылась изморозью, и перед молодым графом появился сам Перун: с кудрями, большого роста, бородатый красавец. Испугавшись, Федор Николаевич взмахнул орудием, надеясь услать древнего бога славян обратно в каменную темницу.
Погоди, не бей! зазвучал голос Перуна, подобный раскату грома. Скажи, чего ты хочешь!
Пусть Камневик сгинет! Хотел на моей невесте жениться! Не бывать этому!
А зачем ты его выпустил? Почему не меня? Я бы полил вашу землю дождями, не дал засохнуть лесам. А на Камневика я и сам сердит: вместо того, чтобы меня освободить, прочитав отворяющее заклинание, он решил сбежать! Теперь от него остались пыль и прах.
Тогда прости, Перуне! Каменный этот тебя от моих глаз смог заслонить. Так судьба сложилась.
Судьба, говоришь? Как бы она и над тобой шутку не сыграла.
Неужели ты у меня что-то отнять хочешь? Может, жизнь? А кто тебе требы будет приносить? Смотри, забудут тебя совсем.
Нет, жить ты будешь очень долго, и счастлив будешь, и все тебе простится от людей. И мечту свою осуществишь, камни поможешь сохранить. Таков мой тебе наказ, боярин. Накажу я тебя только за дерзкие речи, а строго ли сам судить будешь. А мне пора. Ну-ка, вдарь по камню, боярин.
Только ты, Перуне, землю не забывай поливать дождями, и ратников наших на бой веди за отчизну, как встарь.