«В сто-ольном во городе, во Ки-иеве,
У сла-авного, у князя, у Влади-имира!
Было пирова-а-ание, почётный пир,
Было столова-а-ание, почётный стол!
На мно-огие на кня-язи, на боя-а-аре
Товарищи сидели за высоким и длинным столом. Софрон сел у самой стены избы, подле Фёдора. Напротив был Михаил. В конце стола сидел Степан. Перед каждым стоял высокий оловянный кубок. На столе был серебристый сосуд с вином. Здесь же стояли две большие братины16 вытянутые деревянные лукошки, с концами в виде лошадиных голов. Оттуда торчали, кучно вздымаясь из-за краёв, блескучие тёмненькие огурчики, вместе с сочными желтоватыми кусочками варёной репы и длинными свёрточками ветчины. Каждый держал свою чашу. Фёдор, слегка постукивая и водя ею по столу, говорил не торопясь, монотонным голосом:
мы тогда ходили на вылазку. Баторий своих людей полсотни тысяч привёл, а нас нас всего двести удальцов было! Ну, ясное дело, что мы не прямо на их стан пошли. Мы тихонько, из-за леса да к обозам. Завидели нас ихние рыцари. Там были знатные шляхтичи, в основном, а не немцы, которые в ихнем войске только за серебром. Бились мы отважно, ничего не скажу Но и они не сплоховали, из наших человек семьдесят зарубили. Хотели мы их обозы зажечь, да не зажгли! Я в том бою чуть не погиб. Навстречу мне вылетает один, на коне здоровый, и в латах! Моего коня непойми откуда подстрелили, он тотчас и свалился наземь! Вернее я сперва полетел потом он на меня. Думал раздавит! А он только своею ногою мне мои ноги придавил. Я лежу, пытаюсь выползти, да не выходит нихера, а ноги оттого страшнее только болеть начали! Подлетает рыцарь на коне, рубит саблей мою голову! А я ж успел что есть силы дёрнуться и он только мне возле уха и глаза левого, вот тут, Фёдор показал пальцем на свой рубец возле левого глаза, вот здесь только сабля его прошла, и в траву уткнулась! Копыта его коня прямо возле ушей ударили, аж землёю лицо засыпало!
Товарищи слушали внимательно. Михаил потянулся к кувшину, тихо приговаривая: «Добро!», и принялся разливать крепкое вино по кубкам. Степан первый подставил свою чашу, Софрон взял два жирненьких куска ветчины из братины, и положил в рот. Затем и Фёдору налили вина. Поочерёдно смотря в глаза собеседникам, он продолжал:
И что ж? Я своей саблей его за ногу подцепил и он рухнул возле меня! Конь его без седока улетел. А я чудом выполз из-под своего-то из-под мёртвого! Прикончил я того рыцаря, и взял саблю! С ножнами, Фёдор наклонился ближе к слушателям, из чистого серебра, с алыми каменьями! И до сих пор держу! Как память о том бою, которому почти два десятка лет
Дорогая небось сабля? заедая ветчиной, спросил Софрон.
Дорогая! Но продавать её не хочу.
Братцы! задорно воскликнул Михаил, вставая с лавки. Выпьем за здоровье нашего великого государя, Бориса Фёдоровича! За здравие его бояр, и всего христолюбивого воинства!
Выпьем! крикнули товарищи.
Они чокнулись, звякнули оловянные кубки. Каждый осушил свою чашу. Софрон тотчас скорчил лицо. Глубоко и тяжко вздыхая, он потянулся к братине. Остальные сделали то же, вытянув оттуда по огурчику. Михаил громко засмеялся, взглянув на Софрона:
Вот оно, вино добренькое и крепенькое! А не та бурдень заморская, из винограда, какую нам немцы привозят!
Ух отвечал Софрон, дожёвывая огурец и вытирая слезинки возле глаз. Мне прям всю глотку обожгло Крепенькое, правда!
Надо ещё по одной! купец радостно устремился к блестящему кувшину с вином. Все приготовились подставлять кубки.
Здорово придумано, воскликнул Степан, сидевший в конце стола, поглядывая вокруг себя. Такое прибыльное дело! Столько народу, каждый хочет свою душу развлечь! Вина выпить, девок озорных потискать. И все денежки в карман целовальнику17! А кроме него никто не может такого же кабака у себя держать
Ну а как ты хотел? безмятежно отвечал Михаил, наливая Степану вина в кубок, который тот держал. Государево распоряжение! Казна, видать, пустует. Нужно её пополнять.
Товарищи выпили ещё. Время было позднее. За стеною была ночь. А в кабаке по-прежнему стояли шум и веселье. Какие-то буйные мужики прямо посреди кабака начали было драться, но потом успокоились. Музыка продолжалась переливистая трель гуслей и мягкая песнь свирели складывались в очередную былину из далёкого и забытого прошлого
А у них, у аглицких людей какие корабли? Такие же как у твоих друзей ну, звероловов? Которые ходят за рыбами морскими? За моржами? горячо любопытствовал Софрон со слегка поникшей головой, чуть покачиваясь. Он протянул руку к центру стола, пытаясь ею отыскать в пустой братине кусок ветчины.
Не-ет! Не такие! бойко ответил Михаил, громыхнув тяжёлым кубком. Я Мне Я не видал сам. Мне рассказывали! Мне рассказывали, что они гораздо больше! Ну конечно
Ну конечно! крикнул Софрон, убрав руку, выпучив глаза и смотря Михаилу в лицо. Ну конечно. Им наших не перегнать!
Да! купец разгорячённо ударил кубком по столу.
А ты знаешь, что? вдруг спросил Софрон.
Я знаю! Я знаю
Софрон потихоньку приподнялся с лавки. Оказалось, что всё вокруг него стало причудливо колыхаться. Всё стало медленно плыть, слегка покачиваясь. Всё завертелось. Он опёрся левой рукой о толстое бревно стены здания за его спиной. А правой решил попробовать дотянуться до кувшина с вином, который стоял на столе.
В стороне от стола, где пребывали товарищи, началось какое-то оживление. Кто-то вошёл в кабак. Кто-то встал из-за своего стола и обнялся с подошедшим. Поодаль несколько мужчин и женщин с весёлыми воплями, лихо и неудержимо выплясывали вроде бы даже в ритме музыки. Один из сидящих гусляров, держа на коленях свой инструмент и нащипывая струны, пел:
«видел во дому его дву дочерей!
Первая Настасья королевишна,
Другая Афросинья королевишна!
Сидит Афросинья, да в высоком те-е-ереме,
За тридцатью замка-ами, за була-атными!
Станом статна-а-а, лицом красна-а-а!
Лицо у неё как бы белый снег,
А чёрные да брови, будто соболи!»
Софрон тянулся к вину. Он почти дотянулся, коснувшись двумя пальцами кувшина, и попытался взять его за ручку. Но тот только качнулся в сторону, чуть не упав на бок.
Погоди, погоди Михаил, нахмурившись, замахал головою в разные стороны. Он встал из-за скамьи. Давай-ка я, братец. Мне ближе
Да-а Давай Софрон рухнул обратно на свою лавку, расставив обе руки, и опёршись ими на неё. Молодой купец поглядел вправо и увидал, как голова и руки Фёдора лежат на столе. Но сам Фёдор колышется в воздухе! Да так, что невозможно было его отчётливо разглядеть. Вместо него было что-то чёрно-серое. Что-то расплывчатое и мотающееся. Софрон с трудом поднял правую руку и направил её прямиком в гущу этой странной черноты. Его ладонь уткнулась во что-то мягкое, в какую-то толстую ткань, из какой обычно шьют кафтаны:
Э-эй! немного испугавшись, закричал Софрон. Ты чего? Что с тобой?!
Вдруг откуда-то раздался знакомый ему голос, но слышно было плохо. Стояло эхо, и какой-то звон:
Ничего поспать нельзя
Ладно, растерянно ответил молодой купец, и медленно перевёл взгляд обратно на Михаила. Его ещё можно было разглядеть. Хоть и не без труда. Но Софрон всё же увидел, как тот наполнил его чашу вином.
А я ведь хотел сбивчиво начал Михаил, я тебя хочу женить на своей старшей дочери! Да-а-а! Вот так вот! Её, понимаешь тоже Настасья зовут, как он по-о-оёт!
О
Да-а! улыбаясь, радостно отвечал Михаил, стуча пальцами по столу. Ха-ха! Но это я так в тайне! Ей вот семнадцать лет уже! Вот! А ты, он потянулся рукой к Софрону и похлопал его по плечу, ты да ты молодец! Ты мне свой человек, почти что Брат! И всей семье моей!
Ох!
А за это, он взял в руку кубок, и поднял его вверх, за это надо выпить!
Софрон с трудом отнял правую руку от скамьи. Нащупав свой кубок, он обхватил его, что было сил. И поднял. Всё вокруг гудело и крутилось. Звякнуло олово. Где-то зазвучал чей-то странный, чей-то очень отдалённый, дребезжащий голос: «До дна! До дна»