Разом с его высокоблагородием полицейским сынком! раздался уже знакомый ехидный голос. Тем самым, который у нас в нужнике труп сыскал!
На узкой колченогой кушетке под окном, кренделем свернув ноги, восседал типичный еврей-портной. Настолько еврей и настолько портной, что казался не живым человеком, а, скорее, персонажем из новомодной пьески. Черная потертая жилетка была напялена поверх застиранной до серости рубахи, а босые и изрядно грязные ступни торчали из обвислых штанин. Длинная и острая, как мокрый хвост дворняги, борода была воинственно задрана, сдвинутые на нос очки грозно поблескивали, а серые выцветшие глаза смотрели с морщинистого лица настороженно и неожиданно жестко.
«Такими глазами в прицел хорошо глядеть!» мелькнуло в голове у Мити.
Здравствуйте, Яков Исакыч! не обращая внимания на издевательские титулования, поздоровался Урусов. На губах его играла улыбка.
Старый портной посмотрел на Урусова сквозь очки, потом поверх них и возмутился:
Какое здоровье у старого больного еврея? Руки не держат Он протянул перед собой широкие, как лопата, лапищи. Такими грести хорошо. Или шеи сворачивать. Ноги не ходят. Он резко выбросил вперед ногу. И глаза не видят совсем! И, видно в подтверждение своих слов, поднял очки на лоб. Так шо и вам, паны ясные, доброго здоровьичка, как мне! заключил он.
Пожелание после всего сказанного звучало двусмысленно.
Что с нашей просьбой, Яков Исакыч? Урусов оставался невозмутим.
Ну шо вам сказать, так шоб хотя бы не совсем соврать Старик начал подниматься с кушетки неспешно и как-то угрожающе. Будто разворачивалась большая королевская кобра. Воздвигся едва не под потолок своей каморки, развернул широкие плечи и тут же ссутулился, втянул голову и, тяжело припадая на ногу, похромал к трухлявому шкафу с отвисшей створкой. Добыл оттуда изрядный сверток и натужно поволок его к портновскому столу.
У Мити язык чесался сказать, что старик перепутал ноги, на пути к шкафу он хромал на другую. Но портной бросил на него быстрый ехидный взгляд, Митя сжал губы в нитку и промолчал. Старик хмыкнул непонятно, разочарованно или одобрительно, и принялся разворачивать сверток. Беспомощно и нежно, как рука спящей девушки, свесился белоснежный рукав сорочки. Митя нервно сглотнул.
Поглядел я то, шо вы мне принесли, паны ясные, и скажу вам, шо в вашем Петербурху таки умеют шить. А у нас тут таки умеют пороть. Яков поднял на вытянутых руках изрезанную в бахрому спинку любимого Митиного жилета. Не скажете, юноша, кто это у нас такой справжний казак, шо лучше за любого портного весь ваш гардероб перепорол, правда, немножко мимо швов? Он выразительно потряс лохмотьями.
В обмен, сквозь зубы процедил Митя. Заткнуть бы этого остроумца, и не важно, словом или кулаком, но У него в заложниках даже не Митин гардероб, а надежда! Последние ее проблески! Вы мне тоже что-нибудь интересное расскажете. По моему выбору.
Старый портной вернул очки на нос и посмотрел на Митю еще раз. Перевел взгляд на Урусова и укоризненно покачал головой:
А говорили из благородных, а так поглядишь будто из сапожников! На ходу подметки режет!
К напоминаниям о дедушке-городовом Митя уже если не привык, то хотя бы притерпелся, но сапожник?
На ходу подметки режут вовсе не сапожники, им это без надобности.
О как! Тогда принимайте работу, паныч полицейский сынок! Яков решительно распотрошил сверток. Шо сказать Сорочек у вас было как на дворовом кобеле блох
Митя только моргнул сорочек у него, конечно, было много, он на них половину своего содержания тратил. Но сравнивать сорочки от лучших столичных портных с блохами?
Спас я три, и пусть мне хоть сам императорский портной харкнет в очи, если думает, шо справился бы лучше! И старик принялся выкладывать на столе три и впрямь целые сорочки одну за другой. И застыл рядом, как в почетном карауле.
Митя шагнул ближе сердце его гулко билось. Протянул руку ему потребовалась вся сила воли, чтобы пальцы не дрожали! и вывернул воротник сорочки, вглядываясь в шов. Посмотрел Не поверил глазам. Принялся лихорадочно перебирать ткань, разглядывая боковые швы, ухватился за манжеты И поднял на старика полные ужаса глаза.
Вы что? умирающим голосом спросил он. На сорочку от Калина поставили ворот и манжеты сорочки от Генри?
Тю! И шо? удивился портной.
Но Это же Калин! Митя потряс полой сорочки. А это Генри! Он схватился за манжет.
Теперича это старый Яшка Альшванг! А калины-малины или генри-шменри то Яшке без разницы! Хотите берите, шо получилось, не хотите валите, откуда пришли! Старый портной швырнул сорочку на кучу вещей, сунул руки в карманы и принялся покачиваться с носка на пятку, всем своим видом изображая безразличие.
Берем, Исакыч, берем По-моему, очень даже недурно выглядит. Ну что вы, право слово, Митенька! Будто никогда башку от одного кадавра[3] к другому не приставляли!
Никогда не делал кадавров, с достоинством объявил тот. Действительно, не делал, только наблюдал, как кузены Моранычи их из разрозненных кусков тел собирали. И сорочки не кадавры!
Хотя эти, наверное, все-таки немножко кадавры Митя уныло оглядел все три.
Уж не знаю, жилетки показывать или не надо? Вдруг ясному панычу они тоже не зандравятся?
Исакыч, не набивай цену показывай!
Ну глядите может, вам нитки не такие или пуговицы не те, а только сделал, что мог! Яков снова запустил руки в сверток Вот шо надо было делать с жилеткой, а? Целая же, как есть целая, а вид такой, будто вы, паныч, в ней в Днепре тонули! Он просунул пальцы сквозь проймы и распялил на вытянутых руках последний бабушкин подарок жилет с вышивкой.
Не тонул.
Так только, поныряли немножко! саркастически прищурился Яков.
«Знал бы старик, как прав! И хорошо, что не знает»
Ежели думаете, что легко было его отчистить
Вы отлично справились! облегченно выдохнул Митя.
Жилет снова поражал сдержанной красотой строгих линий в сочетании с неброской шелковистостью ниток вышивки. Митя почувствовал, как на губах его появляется улыбка. И даже то, что на втором жилете спинка была явно от одного, перед от другого, а хлястик, при внимательном рассмотрении, скроен из двух, Митю не слишком огорчило. То ли потому что привык, то ли сидел жилет и впрямь недурно.
О, тут, вижу, угодил старый Исакыч модному панычу! Портной оскалил крупные желтые зубы, изображая улыбку. А вот с сюртуком и впрямь сомнение имеется Сюртуки-то пуще всего порубали прям в лапшу. Шо за злыдня такое сделал? Кромсать-то зачем, продал бы мне я б их фартовым толкнул по червонцу бормотал он, копаясь в тюке.
Там каждый сюртук стоил от пятидесяти рублей, глухим от ярости голосом выдал Митя.
Кучеряво питерские портные живут И шьют разнообразно как я ни старался рукава от одного к другому приладить, не садятся, хоть ты наперстком убейся! Да и рукавов, чтоб совсем целых, не осталось, говорю ж, постарался, злыдня Один сюртук я наладил, но тут такое дело Яков поскреб висок желтым прокуренным ногтем. Был бы паныч приказчиком каким, сказал бы: носи и не морочь старому портному голову! А паныч большого человека сын. Сыскареныш
Митя твердо решил его убить. Хладнокровно и взвешенно, без всякой болезненной потребности, исключительно по собственному осознанному желанию. Сейчас посмотрит, что там с сюртуками, расплатится за сорочки и жилеты чтоб не подумали, будто он убил из экономии и прибьет. Может быть, даже наперстком. Если протолкнуть наперсток достаточно глубоко этой старой наглой твари в глотку
Митя! задушенным шепотом выдохнул Урусов. Исакыч, ты вовсе ума лишился?
Молчу-молчу! Шо вы хотите со старого дурнуватого еврея, я ж не мой младший братик, политесам не обученный, на губернаторов не шью Старик вдруг засуетился, опасливо косясь на Митю, будто и впрямь понял, что перегнул палку а в глазах его проблескивало спокойное, расчетливое любопытство. Так что медленно поднимающаяся из глубины души черная ярость Митю отпустила.