- Я Вас понимаю, - сказал Вадим, прокручивая зажатую между пальцами зажигалку, - Как бы это абсурдно не звучало, как бы ни выглядело... понимаю.
- Ты... Вы меня понимаете? – Игорь выдал в лицо Вадиму кривую нервную улыбку, - Правда?!. Вы серьезно?
- Давай уже на «ты», - предложил Вадим, - Сколько тебе?
- Да тебе-то что?
- Предположу, что ты старше меня лет на пять или семь, на большее не тянешь. Мне тридцать восемь. И потом, ты спотыкаешься каждый раз на этих выканьях, а, учитывая обстоятельства, время на это тратить не хотелось бы.
- Могу догадаться, на что бы ты потратил его, не позвони я тебе сегодня.
- Нет, - покачал головой Вадим, - Не можешь.
Перед ним стояла чашка капуччино. На пушистой пенной беретке, слегка возвышающейся над краями чашки, бариста нарисовал молоком красивую завитушку. Вадим обнял чашку ладонями, посмотрел на Игоря, резко схватившего свой коньяк.
- Не пил бы ты, - вздохнул Вадим, - Я пьяных не разумею.
- Ты, с*ка, мне еще советовать будешь что-то?
Игорь допил коньяк, хлопнул бокалом о столик, на мгновение отвернулся, зажмурился. Не помогало, а ведь это была уже вторая порция, не отпускало, не разливалось по телу чертовым долгожданным теплом, а оставалось висеть над диафрагмой, и в правом виске уже настырно пульсировала болевая точка.
И тот, кто сидел напротив него, кажется, прекрасно это видел. Игорь представил, как бьет ему в переносицу, как тот хватается за лицо, как подбегут официанты, а Игоря никто не будет слушать, потому что он выпил, и это уже все, он потом вряд ли остановится, ведь теперь то, о чем он догадывался, можно было потрогать и послушать, а это был уже его личный предел.
- Давно?
- Давно, - спокойно ответил Вадим. - С того самого момента, как ты с женой расходился.
- Он был тогда в шестом классе, - прошептал Игорь.
- В седьмом, – поправил Вадим. – Я запомнил число. В первый раз он пришел ко мне семнадцатого марта.
- А он запомнил?
Вадим медленно опустил ложечку в чашку и смял молочный рисунок нержавеющей сталью.
Игорь подался всем телом вперед, прижав ладони к столешнице.
- Я спрашиваю, он запомнил число?
- Я не знаю.
К столу подошла официантка, взяла в руки пустой бокал.
- Повторите, пожалуйста, - попросил Игорь, - И кофе. Капуччино. Нет, эспрессо.
- Хорошо, а вам? - кивнула девушка Вадиму, но тот качнул головой.
- Я... – начал он, но Игорь тут же оборвал его:
- Мне плохо. Помолчи.
- Нет.
- Что?
- Нет, я сказал, - слегка повысил голос Вадим, - Ты позвонил, захотел встретиться, я подчинился. И, слава богу, что наконец-то это произошло, все равно рано или поздно случилось бы. Юлька переживает.
- Бл**ь, я тебя сейчас убью, - слабым голосом произнес Игорь. Коньяк все-таки добрался туда, куда нужно. Подташнивало, все, что было перед глазами, стало видеться четче. Он почувствовал, что ему срочно надо на воздух, на улицу, в коричневый прозрачный октябрь, на черный широкий Кутузовский, к черту из этой духоты, а лучше сразу между глаз и насмерть.
- Что, плохо? – Вадим внимательно на него посмотрел и решил, что ответа ждать бесполезно, - Пошли на улицу, быстро.
Игорю стало совсем худо, и он, встав из-за столика, первым пошел к выходу. Шедший за ним Вадим тронул за локоть официантку:
- Мы на пять минут.
- Сначала оплата.
- Человек сейчас блеванет прямо посреди зала. И я тут сумку оставляю. Верьте людям хоть иногда.
Девушка с тревогой посмотрела вслед Вадиму, открывающему входную дверь, а потом кивнула охраннику.
Подружиться с глотком свежего воздуха с первого раза не получилось. Игорь уперся в пыльную стену дома ладонями, опустил голову. Штормило нещадно, начинающаяся мигрень черным мелким шариком билась внутри черепной коробки.
Вадим встал неподалеку, закурил, глядя на Кутузовский проспект, спазматически проталкивающий через себя глянцевые выпуклые крыши автомобилей. Автобусы устало ползли вдоль тротуаров. Город торопливо заканчивал свои дела.
Упираясь руками в стену, Игорь разглядывал носки своих ботинок, понимая, что ему становится лучше. Накатившая дурнота отвлекла его от кровавых мыслей, но теперь все заново вставало на свои места. Он медленно повернул голову влево и посмотрел на Вадима, равнодушно выдыхающего серебряный сигаретный дым в прохладный вечерний воздух.
И тут же обрушилось на него всем весом то, чего он так боялся, от чего мысленно бежал, тряся головой и зажимая уши руками, он даже не сопротивлялся, просто время пришло. Юлька, раздвигающий ноги, обнимающий тонкими руками эту шею, Юлька, готовый на все, словно проститутка с Киевского, которой обещали тысячу рублей за тяжелый физический труд, а не дали ничего, а еще и добавили, ударив кулаком в обескровленное лицо с размазавшейся по правой щеке губной помадой оттенка «Малиновый соблазн».
Юлька, пропускающий свои светлые волосы через частокол зубчиков белой копеечной расчески, потому что, если их не расчесать сразу после душа, они станут беспокойно виться и закатывать истерику при любой погоде. Юлька, молчаливый, высокий, худой, в желтой короткой футболке и облезлых шортах, сползающих с узкой задницы, которые он сам смастерил, отрезав штанины от поношенных джинсов. Юлька, который скрывал, не говорил, ни в чем не виноватый, святой, испорченный этой сволочью, докуривающей свою поганую сигарету в трех метрах от Игоря, ублюдком, который не советует пить ему коньяк и пытается привести в чувство.
- Я на машине, - сказал Вадим, обнимая себя за плечи, - Что бы ты там не говорил, признай, тебе нужна помощь. Я отвезу.
Игорь молчал. Он вообще потерял опору во всех отношениях.
- Заодно и договорим.
Вадим сделал несколько шагов в сторону и, дернув на себя дверь, исчез в кафе, откуда они вышли несколько минут назад.
И только тут Игорь понял, как же он устал. Серая ненависть отпустила плечи, поперек грудины улеглась знакомая боль.
Сердце.
Тот, из-за которого все это произошло, тот, кто сделал это с ним и с Юлькой, похоже, был послан ему не только для того, чтобы делать больно. Появившийся слева Вадим мягко схватил его под руку.
- Стоим, стоим, - тихо сказал он, - Я тут.
- Я в порядке, - попытался высвободить локоть Игорь.
- Все мы в порядке, - ответил Вадим, - Таблетки где?
- Нет никаких таблеток.
- Говорить больно?
- Больно.
- И ничего с собой нет? Дыши чаще. Не пытайся вздохнуть, а то надвое разорвет.
Игорь так и делал, иначе не мог. От Вадима не было никакого толку, напротив, его рука, поддерживающая Игоря, мешала, нарушая равновесие.
- Пошли, прогуляемся.
Игорь оторвал руку от стены, выпрямился и понял, что пару шагов он сможет сделать точно. Даст Бог, сделает и еще несколько. Да что там, в конце-то концов. Он в порядке.
Вадим тут же отпустил его руку и пошел рядом, глядя себе под ноги.
В салоне черного «Ниссана» висел удушливый запах ванили. Они сели, оставив двери открытыми, расстояние между ними было достаточно невелико, и Игорь подумал, что все это какой-то нонсенс, абсурд, гротеск. Чертово сердце явилось равнодушным указателем, посмотрев на который, он понял, что уже никогда не заблудится.
- Я не знаю, почему вдруг он стал так переживать, - сказал Вадим. - Он постоянно боялся, что ты узнаешь, и рвался все тебе рассказать.
- Тогда, когда он пришел к тебе, - перебил его Игорь, - тогда ты это сделал с ним?
- Нет, - просто ответил Вадим, - Я бы вообще не хотел говорить на эту тему. Не надо.
Игорь вжал ладонь в грудь. Боль почти ушла, а вот тень от нее он все еще видел. И страх, который сразу же тут как тут, страх, потому что он оказался беспомощным в самый важный момент своей жизни, потому что все могло кончиться прямо около стеклянных дверей «Шоколадницы», и Юльку он мог бы уже никогда не увидеть, и все это не ему решать, не ему делать, потому что не он, а просто сердце, и все.