— А че с мордами-то у вас? Вот ты — вылитый Петро с Туймаады… только постарше и кишки у Петро не видно…
Гладкий помолчал и добавил:
— Ни хрена се, вышел от Макара, заначка была, зашел в избушку подлечиться… Выпил, дай думаю посплю, потом на тебе, лечу вниз куда-то… Есть похавать че?
Пообщались мы с Гладким тогда. В первый и последний раз.
Объяснили ему, зачем нам живые Гладкие.
Основная проблема у нас — мы вымираем. Т. е. не умираем просто так, как кошки или собаки неразумные, конечно.
Все проще. Мы не можем размножаться, как животные, как те же Гладкие.
Но мы гибнем — кто-то не проснулся после анабиоза, как мы на севере, мозг иногда разрушается по зиме. На югах в основном гибнут от высыхания, да и немногие оставшиеся Гладкие изредка нас валят. Тот же Эш с бензопилой, не к ночи будь помянут, массу наших положил…Не было созданий более коварных и зловредных, чем Гладкие. Я их даже уважаю за это. Хорошо хоть они не такие живучие, оторви ему, допустим, руку — помрет.
Да и есть нам мало чего осталось, спасают только всеобщий обязательный анабиоз и комбинаты общественного питания, учрежденные Прародителем. На них выращивается корм: кошки, собаки, крысы. Еще поговаривают, бывают такие звери, как свиньи, лошади, коровы. Они такие же вкусные, как кошки, только большие. Но их всех вывезли в Москву, здесь их уже не осталось.
Единственный вариант размножения — Гладкие, которые переходят в нас. Поэтому такая добыча наиболее ценна. Мы жить можем хоть тысячу лет, без рук, без ног, без многих внутренних органов, но больше нас не становится, если кончатся Гладкие. А самые ценные Гладкие — которые размножаться могут, самки в особой цене.
Причем у нас на Севере Гладкие наиболее распространены, прячутся по лесам и окраинам, здесь им безопаснее. Мы в самый длительный анабиоз впадаем, бодрствуют круглый год только крутые из ДэПэ и их пристяжь, охрана, а мы, охотники, просыпаемся только летом, добываем фураж.
Север — кладовая мира. И здесь самые лучшие из нас, самые живучие, самые приспосабливаемые, самые-самые, элита нашего общества. Надо же было такому случиться, что Зло пришло из нашего края!
Правильно говорят — чем прогрессивнее общество, тем оно беззащитнее перед ужасами природы. А прогрессивнее нас на планете не было никого, понимаете? Знаю я, что это шокер, уйди, животное, а то вообще ничего рассказывать больше не буду.
…У Гладких все было проще. Волосы у Старого шевелились от ужаса, пока он слушал, да и мне было не по себе, как ужасно жили эти несчастные создания. Одни Гладкие были «все казз-злы, ворюги», других заставляли работать и попрошайничать, а сами ездили по всему миру развлекаться с отборными самками. Наш Гладкий был самым умным из всех, он сразу понял, что здесь не все чисто и подружился с другими умными особями. Они вместе жили на Туймааде, презирали и не уважали жлобов, которые пили кровь у трудового народа.
…Когда Гладкий рассказывал слабым голосом о своей примитивной жизни, которая была еще до Перерождества, то есть до появления нас, я заметил у него на пальце небольшие кровоточащие следы от укуса. А зубы-то Бааскины не до конца раскрошились, остались, видать, обрубочки-то, которыми он Гладкого цапанул. Как бы заразу какую Бааске не занес, надо его навестить завтра, как он там? И с чего буйствовать стал, непонятно, это видать на него дар речи, внезапно обретенный, подействовал.
Старый от переживаний еще мышку мне принес. А ведь точно, барыжит, чертяка, есть видать левые каналы мимо накладных. Возьму на заметку.
Вот так изменилась судьба моя, Бааскина, судьба Анархиста — да и никто даже не предполагал, что всех нас подхватит и понесет куда-то река непонятная, стремительная и безжалостная. И не выплыть нам теперь из нее, не выгрести.
Эпилог.
А утром за нами приехали.
Пока мы сидели эдак мило, беседовали с кормом и в ус не дули, Бааска в участке перекинулся в чудовище. Я видел впоследствии их фотографии, кошмарные порождения разума — розовые лица, ровные белые зубы, глаза страшного белого цвета с темным кругом посередине. А главное — никакой духовности в глазах.
В них была одна первобытная злоба. И ненависть.
Все порезы зажили, все погибшие во время Перерождества ткани регенерировали.
История повернула вспять, сон разума породил чудовищ.
Участковый, Голимый, Колька Беспалый, чуть позже и Старый тоже закончились, драка с Бааской оказалась для них фатальной. Причем контакт с кровью мне кажется необязательным условием. Подозреваю, Анархист плюнул Старому в глаз, тот и в драке то не участвовал, так, шумел только.
Они стали Гладкими. Людьми. Отвратительными, розовыми людьми, нашим всегдашним кормом.
Анархиста забрал к себе костоправ из наших, Кривоглазов, для изучения. Когда забирал, прямо притопывал от возбуждения — надо же, какие перспективы! С такими способностями к регенерации физическое разрушение наших тел можно остановить, что будет означать бессмертие.
И только потом до яйцеголовых дошло, что эта мутация заразна. Надежда обратилась в Зло.
Почему Анархист таким оказался, никто не знает, а потом уже и некому стало интересоваться. Перенаселенные города пали очень быстро. Зараза охватила мир в течение нескольких недель. Дольше всех сопротивлялись наши на Гаити и жители отдаленных поселений. Но это вопрос времени. Жаль, не успел придумать Кривоглазов противоядия от этой напасти.
И теперь какой-то дед с электрошокером светит мне в зрачки, проверяет реакцию на свет, звук, запах, замеряет клыки, делает УЗИ органов… Интересно зачем, их и так многие видно: вот печень торчит, вот одна почка. Я не знаю, почему именно я не превратился в Гладкого. Не знаю. Может, всему виной то, что я когда Бааску обращал, я у него сердце и кусок мозга успел схавать? Не знаю.
Мир перевернулся, братья с Ямайки оказались правы, когда свой календарь предвидений составляли.
Изучайте меня, изучайте…
Пока можете, твари. Мы еще вернемся. Мы всегда возвращались. Мы всегда жили среди вас, даже больше, чем ты, мерзкий старикашка, себе думаешь.
Егор Карпов
КЛЕТКА
— Дядя Валера, а когда «городские» умирают? То есть, если их не убить, они ведь рано или поздно, должны сдохнуть?
— Гм… хорошие у тебя вопросы, Авка. Но сложные. Этого никто не знает. По виду, они уже мертвы. Но раз бегают, хавают и, скорее всего, думают, они живые. Как люди мертвы, но как зомби еще как живы. Наверное, когда кости изнашиваются, вот тогда и зомбячий капут наступает. Но, мы то не дадим им дойти до такого состояния, а малыш? Пятьсот монет за пару тухлых ушей, плохой фактор для долголетия зомбишвили, кхе-кхе.
— Угу. Но, значит, и самые первые могут сейчас быть живыми?
— Могут, конечно. Хотя, первые были совсем тупыми, так что, это вряд ли. Что за странные вопросы, а, Авксентий-ботур? Нервничаешь что ли? Не держись за прутья, могут царапнуть. А тогда что? Правильно — я тебе башку отстрелю, с них уши отстригу, и в заготконтору сдам.
Засада на «городских» была сделана по всем правилам — металлическая клетка, намертво забитая основанием в асфальт, вкусная приманка и засада этажом выше, в десяти метрах от приманки. Авка, смышленый якутский паренек 9 лет от роду, недовольно поморщился: такую глупость как хватание за прутья не сделал бы и без упоминаний. Просто Валерон любил перестраховываться, такая натура. Вот, и сейчас у него было два ружья, относительно свежий МЦ и древний, курковой ТОЗ-БМ. Также десять метров крепкой бечевы с крюком в конце, огромный самодельный нож, называемый коллегами по цеху то «мачете», то «батас» и, предмет постоянных насмешек, собственное «ноу-хау» — деревянные колья копейной остроты. Вообще, Валерон был прирожденным новатором, взять того же Авксентия. Никто до него не брал в качестве приманки ребенка, в клетке всегда сидел взрослый с ружьем. Когда Валерон взял приблудившегося сироту в качестве напарника, пересудов было — не отбрехаешься. Лишь некоторые удостоились услышать объяснение Валеры: «А какая разница — ребенок или взрослый? У Авки с собой „Глок“ с 17 патронами, получше ваших берданов будет. Опять же, „городской“ пошел умный, многие клетку с взрослым обходят стороной. И главное — моя клетка меньше вашей, сталбыть и легче. А про гуманизм, вы вашим женам расскажите, которые отворачивались, чтобы не видеть, как от голода сирота умирает». Тем же самым, легкостью, объяснял свои деревянные дротики. Чтобы проткнуть зомби, сталь не нужна, так и незачем железо таскать. И, тем не менее, прозвище «Охотник за вампирами» укрепилось за ним, намертво. Но клетка, маленькая, разборная, из полых трубок какого-то легкого сплава, была предметом зависти, всех охотников.