В придачу он был умен и умел делать выводы из своих наблюдений.
— Это я знаю и без тебя! — проворчал Ормкель, поглаживая свой шрам на лбу. Так он всегда делал, когда бывал встревожен и хотел спрятать от людей свои глаза. — Вот что он здесь делает, хотел бы я знать. Придется будить Торварда.
— Так ты будешь есть мясо или нет? — спросил Кольгрим, тыча в воздух костью, как волшебным жезлом. Старик ведал в походах съестными припасами, за что носил прозвище Хозяин Котлов. Он все время беспокоился, что кто-то что-то не доел и может похудеть. Сам же Кольгрим, при всей своей близости к еде,оставался худым, как лучина.
Толстый Скарв с надеждой переводил маленькие глазки с кости на Хаварда — а вдруг откажется?
— Стойте! Тише! — вдруг вскрикнул Хавард и вскинул руку. Все вокруг костра замерли кто как был.
Ормкель, отошедший и наклонившийся к одному из спящих, так и застыл, протянув руку к его плечу, но не прикасаясь к нему.
А Хавард выпрямился во весь рост, обернулся на запад, поднял голову, закрыл глаза и застыл, как стоячий валун. Его чуткий слух различал в шуме ветра и рокоте моря далекие железные удары. Так бьют мечами в щиты перед началом боя.
Ударим мы сталью
в щит боевой,
с холодным копьем
столкнется копье! —
грезились слова древней воинской песни-клича. Где-то там, за холмом, раздавался этот клич. И Хавард узнавал выговор слэттов. А на кого они могли приготовить мечи и копья здесь, на пустом побережье Квиттинга? Только на них.
— Они идут! — воскликнул Хавард, быстро обернувшись к костру. Пламя сверкнуло в его широко раскрытых глазах двумя изумрудными звездами. — Я слышу звон оружия и песню боя!
Все повскакивали с мест, нашаривая среди поклажи копья и щиты.
— Мы знаем эту песню не хуже! — прорычал Ормкель и сильно потряс лежащего за плечо. — Вставай, Торвард, ночлег у нас будет короткий!
Отряды фьяллей и слэттов сошлись у подножия Хатта, на узкой площадке между холмом и берегом моря. В небе сгущалась тьма, но здесь было светло. Никто не знал, каким образом слабый огонь двух маленьких костров сумел осветить расстояние в пять перестрелов, но ни у кого не было времени над этим задумываться. Противник смотрел в лицо, пламя играло на стали оружия и накладках доспехов.
Славную в бой
соберем мы дружину,
доблестно будут воины биться! —
звучали над ними сотни голосов, и каждый слышал в этой песне выговор вражеского племени. Вражеского, потому что фьялли и слэтты были в мире только на словах и слова эти стоили не дороже приливной пены. Кровь кипела в азартном предвкушении битвы, руки сжимали оружие, глаза выбирали ближайшую цель. Четыре синих огня шипели каскадами искр над морем, но никто не смотрел на них.
— Один и Вороны! — кричали со стороны слэттов. — Слава Отцу Ратей!
— Молот Рыжебородого! — раздавалось в войске фьяллей. — С нами Регинлейв!
С криком слэтты и фьялли устремились друг к другу, щит столкнулся со щитом, клинок со звоном ударился о клинок. Схватка вспыхнула мгновенно и ожесточенно закипела по всей площадке между холмом и морем. Над ночным берегом, озаренным тревожным светом пламени, раздавались звон оружия, крики ярости и крики боли, слышались тупые удары о щиты, треск ломаемых копий.
Асвард рубил мечом, держа щит перед собой, и все время оглядывался назад. Даже в пылу битвы он не мог забыть о том, что где-то здесь его племянник. Опасаясь, как бы не сбылось его нечаянное пророчество о первом и последнем походе, он строго приказал Гейру сидеть возле корабля и близко не подходить к месту битвы. А если что — бежать, как заяц, и думать о матери. Но не очень-то Асварду верилось, что племянник его послушает. В первом походе очень хочется отличиться.
За правый бок Асвард не боялся — там бился Оттар.