- Кофе? - спросил я.
- Да, кофе и мороженое, - отвечала она.
Мне уже нечего было терять, и я заказал себе кофе, а ей - кофе и мороженое.
- Вы знаете, есть одно правило, которому я всегда следую, - сказала она, доедая мороженое. - Человек должен вставать из-за стола с таким ощущением, что он еще не вполне насытился.
- Вы еще голодны? - едва выговорил я.
- Нет, что вы, я не голодна; я вообще не ем второго завтрака. Утром я выпиваю чашку кофе, потом обедаю, а на второй завтрак так что-нибудь перекушу, самую малость. Я имела в виду вас.
- А-а, понимаю.
И тут случилось нечто ужасное. В то время как мы ждали кофе, к нам подошел метрдотель и с угодливой улыбкой на лицемерной физиономии протянул нам большую корзину, полную огромных персиков. У них был румянец невинной девушки; у них было все богатство тонов итальянского пейзажа. Но откуда они взялись в это время года? Один бог знает, сколько они стоят. Я тоже это узнал - несколько позже, ибо моя гостья, не прерывая беседы, рассеянно взяла из корзины персик.
- Вот видите, вы набили желудок мясом (моя единственная несчастная котлетка!) - и больше ничего не в состоянии съесть. А я только слегка перекусила и теперь с удовольствием съем персик.
Принесли счет, и, когда я уплатил, у меня едва-едва осталось на чаевые. Взгляд ее на мгновение задержался на жалких трех франках, оставленных мною для официанта, и она, конечно, сочла меня скрягой. Но когда я вышел из ресторана, впереди у меня были целые две недели, а в кармане ни одного сантима.
- Берите пример с меня, - сказала она на прощание, - никогда плотно не завтракайте.
- Я сделаю еще лучше, - отвечал я. - Я сегодня не буду обедать.
- Шутник! - весело воскликнула она, вскакивая в экипаж. - Вы настоящий шутник!
Теперь я наконец отомщен. Мне кажется, я человек не злопамятный, но, когда в дело вмешиваются сами бессмертные боги, вполне простительно обозревать плоды их труда с чувством удовлетворения. Она весит теперь триста фунтов.
