Только
теперь Ксения Арцеулова была одета не в полушубок, как тогда, угаснущего
таежного костра, а в новенькую черную офицерскую форму, инаеемундире
сверкал серебром Георгиевский крест.
Степасглотнулиосторожношагнулвперед,очутившисьусамого
зеркала. Лицо Ксении не изменилось, серые глаза смотрели прямо, и от этого
взгляда Косухину стало не по себе.
- Здравствуйте... - прошептал он, но лицо женщины осталось недвижным,
даже глаза, как успел заметить Косухин, ни разу не дрогнули. Степа намиг
зажмурился - а когда вновь взглянул, лицо женщины уже исчезло, словновсе
виденное попросту померещилось.
- Фу ты... - успел лишь выдохнуть Косухин, нотутжевновьзамер.
Зеркало было пустым. Он сам - Степан Косухин - в нем не отражался.
Степа бросился вперед, чуть не ткнувшись в стеклолбом,ногладкая
поверхность отражала лишь пустое купе с горящим ночником. И тут, откуда-то
из глубины, стало медленно проступать чье-то лицо. Степазакусилгубуи
заставил себя не двигаться. Лицобыломужским-итожезнакомым.На
Косухина смотрел профессор Семирадский-почтитакойже,какимСтепа
помнил его при жизни, только глаза Глеба Иннокентьевича, обычно веселыеи
беспокойные, были теперь странно недвижны и тусклы. ИтутКосухинначал
что-то понимать.
- Что... что случилось? - прошептал он, словно те, за зеркалом, могли
его услышать. Лицо Семирадского дрогнулоиначалонаглазахменяться.
Волосы ибородапотемнели,густыебровисдвинулиськпереносице,и
Косухину показалось, что он вновь стоит на лютом январском морозепосреди
старого кладбища. Сквозь зеркало на него смотрел генерал Ирман - такой же,
каким видел его Степа в последний раз, и даже на бородатом лице, казалось,
лежали все те же нетающие снежинки.
- Что... случилось? -елеслышноповторилКосухин,ноИрманне
ответил.
Мертвоебородатоелицоначаломедленноисчезать,растворяясьв
полумраке...
Еще мгновение зеркало оставалось пугающе пустым,азатемнеуспел
Степа и моргнуть, как там появилосьто,чемуинадлежалобыть-его
собственноерастерянноеибледноелицосовзъерошеннымиволосамии
закушенной нижней губой. Степа отшатнулся ибезсилопустилсянакрай
койки.
- Ну все, пора к фельдшеру! - проговорил он вслух, надеясь, чтозвук
собственного голоса немного подбодрит. Отчасти это помогло. Косухинвновь
раскурилпотухшуюпапиросуизаставилсебядокуритьеедоконца,
поглядывая в темное окно.
Уже не впервые Степанзамечал,чтоснимопределенноневсев
порядке. Привыкший к ясности разум отказывался восприниматьтакое.Проще
всего было приписатьвсенепонятное,творившеесявпоследниемесяцы,
чему-товполнематериальному-последствиюраненийиликакой-нибудь
перенесенной на ногах контузии, подобнотой,чтосвалилаАрцеулова.