..
- Здесь... здесь сказано об особых приметах... - В горле стало сухо, и слова
прозвучали сдавленно, еле слышно.
- Ага. - Карабаев глядел куда-то в сторону. - Шрам на шее, слева. Я-то этого
шрама и не помню. Наверно, в последние дни...
- Хотите посмотреть? - Рука уже расстегивала ворот пальто.
- Нет, не надо. - Старший лейтенант по-прежнему смотрел мимо. - Вы же меня все
равно не помните...
Все стало на свои места. Конечно, парень ему не верил. Его сослуживец, возможно
начальник, исчез почти полгода назад, а теперь появляется под другой фамилией,
да еще с удостоверением НКГБ!
- К сожалению, не помню, Прохор! - От звука своего имени чернявый дернулся,
повернулся, но тут же отвел взгляд. - А теперь ответьте мне на один вопрос:
расследование, которое мы с вами вели, было очень важным?
- Да вроде бы...
- Ну что ж... - Потрясение ушло, голова работала четко, и камешки разбитой
мозаики начали складываться воедино. - Выходит вот что, Прохор: в конце прошлого
- года вы вели какое-то важное расследование. А важное расследование всегда
кому-то мешает, особенно тем, кого ищут. Как я понимаю, Пустельга был старшим?
Карабаев молча кивнул.
- Ну вот... И тут старший лейтенант Пустельга внезапно исчезает, и уже задним
числом его объявляют врагом народа. Так? Расследование, боюсь, сорвано... Я
прихожу в себя в больничной палате в одном из госпиталей Ленинграда. Мне
говорят, что я майор Павленко, дают учить собственную биографию... Кстати,
Пустельга из Харькова? Служил в Средней Азии?
- А говорите, не помните! - Похоже, чернявый все еще не верил ему до конца.
- К сожалению. Уйгурский язык помню, а где и как служил - нет! Меня немного
приводят в себя и посылают служить в Ленинградское Управление НКГБ. Другой
город, другой наркомат... Даже биографию почти не поменяли только фамилию. В
Столицу не пускали до поры до времени, ждали, наверно, пока все утрясется. Вот
так... Логично?
Карабаев молчал, майор ответил сам:
- Нет, нелогично, Прохор! Совсем нелогично! Зачем госбезопасности понадобился
какой-то Пустельга? Да сейчас таких пачками к стенке ставят! К чему этакое
внимание? Об этом думаете, да?
И вновь пожатие плеч. Впрочем, слов не требовалось. Майор вздохнул:
- Ну а ответ совсем простой, Прохор. Не знаю, что было со мною раньше, но сейчас
у меня обнаружилась странная способность. Я чувствую людей страшно им или
весело, а главное - говорят ли они правду. Представляете, насколько это важно во
время следствия?
И тут во взгляде Карабаева что-то изменилось. Похоже, он знал об этом или о чем-
то подобном...
- Мне, товарищ майор, Михаил... то есть один наш бывший сотрудник, говорил, что
вы... то есть старший лейтенант Пустельга, умел по фотографии определять...
- Жив человек или мертв, - кивнул майор, - Теперь поняли? Выходит, нельзя было
меня к стенке ставить! Просто отшибли память и посадили работать, как какой-то
детектор лжи... А заодно и сорвали вам операцию... Теперь поняли?
- А вы не курили раньше, товарищ старший лейтенант, - вздохнул Карабаев, Смотрю:
вроде вы - аж страшно стало, - и курите... И глаза у вас и вправду не такие...
Другие...
Странно, Прохор уже второй раз упомянул о глазах. Что в них могло измениться? Он
еще Сказал о голосе... Впрочем, это можно узнать и после...
- Вы сказали о каком-то бывшем сотруднике - Михаиле. Кто он?
- Да трое нас в группе было, товарищ майор, - неохотно проговорил Прохор. - Вы,
я и капитан Ахилло. Пропал он, почти сразу после вас... Эх, товарищ майор, чего
они с вами сделали!
На этот раз чернявый говорил искренно; в голосе чувствовались горечь и жалость.
Майор покачал головой:
- Выходит, сделали.