Это походило на манию. То, что Макс приходил сюда каждую ночь, уже не сворачивая по пути ни в скверы, ни в прочие магазины. Прохаживался вдоль стеллажей, практически ни о чем не думая и не замечая набитых продуктами полок перед собой, брал одно и то же и выжидал положенные пять или десять минут, прежде чем направлялся к кассе.
- Томатный сок и ментоловые «мальборо»? - Макс чуть не выронил из рук пакет, когда услышал заданный с дружелюбной ехидной насмешкой вопрос. Он поднял взгляд, пристально и молча поглядев на Антона. Сегодня тот был не в фирменной майке магазина, а в теплой серой толстовке, которая была на пару размеров больше нужного и забавно болталась на мальчишке. Вещь, добротная, но дешевая, подчеркивала глубокий цвет его глаз. - Я запомнил.
Макс невольно улыбнулся в ответ: с непривычки даже не понял, улыбнулся ли нормально, или выдавил из себя мрачный оскал. Но, судя по тому, что Антон рассмеялся, его не напугал. Неужели, мальчишку не напрягал белесый шрам на шее? Антон даже на него не взглянул, хотя обычно людские взгляды падали именно на эту рану, которую было не скрыть ничем, кроме шейного платка.
- Простите, наверное, это прозвучало странно, - пробормотал Антон смущенно и почесал кончик носа. У мальчишки были встрепанные черные, как смоль, волосы, и пара милых родинок на щеке. Восемнадцать лет, двадцать. Лет на десять младше самого Макса. - В смысле, что я запомнил.
Пожилая дама убрала свой сыр в черный лаковый клатч и, важно кивнув Антону, неторопливо вышла из магазина.
- Это действительно несложно запомнить, учитывая, что в это время мало кто ходит по магазинам, - ответил Макс, замечая где-то на краю сознания, что в собственный голос пробились нотки мягкой хрипотцы. Он положил на прилавок левую руку, но тотчас неторопливо ее убрал, увидев, как недоуменно Антон взглянул на его часы ролекс.
«Странно - для богатого человека заглядывать в маленький маркет в спальном районе каждую ночь».
- Ты ведь отрабатываешь только ночные смены, верно?
«Господи, Максим, прекрати, - попытался одернуть он сам себя, наблюдая за тем, как Антон вертит пачку ментоловых сигарет между тонких длинных пальцев и ищет штрихкод. - Он же совсем мальчишка. Это вообще законно? Что ты делаешь? На что надеешься?»
- Ага, - Антону, кажется, такое внимание к собственной персоне польстило, потому что он охотно добавил: - Днем я в универе пропадаю, в этом году поступил на первый курс. Квартиру тут во дворах снимаю. Сам я вообще в небольшом поселке живу… Жил, - он замялся, совсем уж невразумительно буркнув: - В приемной семье, только вот мне уже девятнадцать стукнуло, а на шее сидеть у людей, которые мне даже родственниками не приходятся, не хотелось, - Антон неловко махнул рукой. - Самостоятельная жизнь - штука сложная. Вот и приходится работать по ночам, чтобы оплачивать аренду и еду. Но мне нравится, в городе любая работа идет легче.
Он понял, что сильно сболтнул лишнего, вывалив слишком много ненужной информации на совсем незнакомого человека, и неловко уткнулся взглядом в монитор, где высветилась цена. На его щеках проступил яркий румянец, а Макс понял, что Антона смутило все сразу - собственная общительность, сиротство и бедность.
- Ты не должен стыдиться себя, - сказал Макс вкрадчиво, наклоняясь чуть ближе, чтобы взять сигареты и сок, но не спеша отстраняться. От Антона пахло мылом и совсем немного - юношеским потом. - Ты достаточно силен, чтобы вынести все это дерьмо, но при этом не замкнуться в себе. Я думаю, что это прекрасно. И смело.
Макс уже не помнил, когда в последний раз разговаривал с человеком с улицы, и уж точно не мог наверняка сказать, говорил ли когда-нибудь так искренне. Он только знал, что не сказать этого Антону было бы ошибкой, а потому слова сорвались с губ так легко и непринужденно, будто он вновь был собой. Прежним Максом с извечной обаятельной ухмылкой и тоном уверенного бизнесмена, который знает, что, стоит сделать ленивый взмах рукой, и весь мир ляжет у его ног.
- Антон, - произнес Макс мягко, и, повинуясь внезапному порыву, коснулся его запястья. Мальчишка вздрогнул и поднял на него свои удивленно распахнутые серые глаза. - Не смей смущаться того, что делает тебя лучшим человеком, чем являются многие другие. Ты понял меня?
Антон робко кивнул, на его губах появилась трогательная благодарная улыбка. Он расправил плечи и неловко взъерошил рукой темную шевелюру.
- Томатный сок и ментоловые «мальборо» завтра? - спросил он будто бы с надеждой.
Макс расплатился и забрал пакет с покупками, усмехнувшись в ответ:
- Посмотрим, - и вышел из маркета навстречу прохладной ночи, впервые за два года ощущая себя по-настоящему живым.
========== Глава 2. Исчезновение ==========
Утро следующего дня наполнило его жизнь новыми красками.
Макс проснулся задолго до того, как прозвенел будильник, и несколько блаженных минут слушал, как из приоткрытого окна доносились звуки отряхивающегося ото сна города - мерный набирающий темп гул автострады, далекий заливистый лай собак и перезвон инструментов в ближайшей автомастерской.
Легкий прохладный ветер заставлял трепетать белые занавески, и, когда те воздушными парусами приподнимались над полом, в комнату юрко проскальзывали первые лучи восходящего солнца, бликами играя на раздвижных панелях шкафа.
Макс лениво потянулся в ворохе одеял и обнял пухлую подушку, умиротворенно прикрывая глаза. Теплое чувство в груди полнилось, мешало ровно дышать и заставляло все его существо трепетать от необъяснимого, но несомненно приятного томления. Что это было? Воспоминание о светлой улыбке и смущенном растроганном взгляде серых глаз не оставляло его ни на секунду даже во сне. Целый месяц он покидал дом лишь для того, чтобы взглянуть на этого юношу, мазнуть по нему мимолетным взглядом, дающим избавление от серии расплывчатых ночных кошмаров. Раньше краткого зрительного контакта, украденных улыбок и подсмотренных жестов было достаточно, чтобы пережить следующий день. Своеобразное лекарство от скребущей душу тоски.
Но теперь этого было ничтожно мало.
Макс все думал о том, как непринужденно коснулся теплого запястья Антона, как склонился ближе и ощутил его горячее прерывистое дыхание на своем лице.
После катастрофы он очень долго испытывал отвращение к любому роду близости, не чувствуя ни капли влечения. Женщины опротивели ему, секс казался бесполезной физиологической фрикцией. Но вчера что-то неуловимо яркое проскочило вместе с надсадно сладостным ударом сердца. Интерес и легкое ненавязчивое любопытство, которые тянули Макса зайти и взглянуть на Антона каждую ночь, вдруг резко перестали быть невинной прихотью. Робкий, смущающийся каждого своего лишнего движения юноша пробудил в нем давно забытое желание обладать.
В этом сметающем все барьеры приличия и опаляющем нутро чувстве без труда угадывалась страсть. И Макс уже не питал никаких иллюзий по поводу ее природы, когда вернулся ночью домой и впервые за несколько месяцев запустил руку в трусы, жестко, с диким наслаждением подрочив. Буквально пары грубых движений ноющего члена в сжатом кулаке хватило, чтобы бурно кончить, испачкав в белесой сперме шелковую простынь. Острое чувственное наслаждение, которое разлилось по телу при долгожданной разрядке, хотелось переживать вновь и вновь, хотелось не только представлять, хотелось касаться, ласкать, получать ответную несмелую реакцию.
«Господи. Что я творю?»
Макс спрятал пылающее лицо в подушке, но мысль, набатом бьющая в голове, не исчезла.
«Хочу, чтобы он был моим».
***
Антону было тяжело приспособиться к новой жизни, привыкнуть к режиму, позволяющему только шесть часов сна, совмещению работы и учебы. Но все же он был искренне рад возможности вырваться из небольшого поселка и наконец оставить семью, в которой ему больше не было места. Появление у приемных родителей собственного ребенка навсегда вытеснило Антона из круга их внимания и заботы. Впрочем, тот все равно никогда и ни с кем не чувствовал себя по-настоящему родным.