..
Ростислав хорошо помнил старинный перстень, - большой, серебряный,с
чернью - который достался жене от каких-то давнихпредков.Перстеньбыл
мужской, и Ксения никогда не надевала его наруку,новсегданосилас
собой. В свое время Арцеулов, не веривший ни в чох,нивворонийграй,
изрядно подшучивал над этой привычкой, считая ее чем-товродешаманства.
Да, перстень он помнилоченьхорошо,ноникакнемогнадетьего-
серебряная безделушка, которой так дорожила Ксения, была похоронена вместе
с ней в братской могиленеподалекуотекатеринбургскогогоспиталя.Он
узнал это от врача, который передал ему то немногое, что осталось от вещей
покойной...
Странный мигающий свет в купе вдруг стал невыносимо ярким,Ростислав
прикрыл глаза ладонями и тут же почувствовал легкийтолчоквплечо.Он
открыл глаза и увидел все тоже купе; в окошко, сквозь заиндевевшее стекло,
светило совершенно обычное зимнее солнце.
А передРостиславом,чутьнаклонившись,стоялвестовойвформе
черного гусара.
- А! - встрепенулся Арцеулов, с облегчениеубеждаясь,чтоэтобыл
действительно сон.
- Извините, господин, капитан, - вестовой стал постойкесмирно.-
Стучал к вам, но вы не отвечали. Сморило вас, видать...
- Да-да, - капитан вскочил, соображая, что спать средьбеладняна
службе, в общем-то, не полагается. - Слушаю вас, унтер-офицер.
- Вас к Верховному, господин капитан.
Арцеулов вздрогнул. То, что онмогпонадобитьсяадмиралувтакой
момент, показалось ему каким-то недоразумением. Он хотел было переспросить
вестового, но решил все же этого не делать.Вконцеконцов,отчегобы
Верховному не вызвать одного из офицеров конвоя, хотя завсеэтимесяцы
Арцеулов был на аудиенции у адмирала лишь один раз, еще воктябре,после
своего очередного рапорта с просьбой направить на фронт.
Наскоро приведя себя в порядок, Ростислав поспешил вслед за вестовым,
мельком посматривая по сторонам. Он заметил, что эшелонобезлюделбольше
чем наполовину, стоявшие на постах часовыеисчезли,австречавшиесяпо
пути офицеры то и дело забывали козырять в ответ на приветствие.Арцеулов
почувствовал позабытый холодок в спине -похоже,этобылдействительно
конец. Ставка Верховного попросту разбегалась и квечеруздесьедвали
удастся собрать боеспособную роту. Далекие костры на сопках,виденныеим
ночью, внезапно перестали быть чем-то абстрактным.Наверно,еслибыне
чехи, повстанцы уже давно были бы здесь.
В приемной Верховного все, впрочем, оставалось по-прежнему. Удверей
стоял офицерский караул, а в кресле адъютанта все так жесиделлейтенант
Трубчанинов. Услыхав шаги, онподнялглаза,иРостиславзаметил,что
молодой офицер смертельно бледен. Трубчанинов - и этозналивсе,-пил
крепко, но теперь он был трезв,иэтастранная,неживаябледностьна
всегда румяном и самодовольном лицеадъютантанепонравилосьАрцеулову
даже больше, чем все, происходящее на станции.