– А какие были у него отношения с Шакуровым?
– Прекрасные, пока Нестеренко не исключили из школы как пособника апартеида.
– Что? – изумился Сергей.
– Вас удивляет, откуда в честной советской школе берутся пособники апартеида? У нас учился сын одного посла из борющейся Африки. Сын борющейся Африки бил младших ребят и все время хвастался, что его никто не побьет, потому что его папа помогает своей стране строить социализм, и что тот, кто его побьет, вылетит из школы. И вот Нестеренко подошел к нему на перемене, и дело кончилось тем, что сын борющейся Африки разбил своим задом стекло на лестничной площадке.
– И при чем тут Шакуров?
– А Саша Шакуров был в это время председателем комитета комсомола школы. Нестеренко исключали из школы, а Саша вел собрания. Говорил, что сознательная молодежь не может пройти мимо и оставить в стороне…
– С ума сойти, – сказал Сергей, – и Нестеренко не набил ему морду?
– Не знаю, – пожала плечами учительница, – но вряд ли они остались друзьями, или я уже совсем отстала от нашей сознательной молодежи…
– А Баркин, генеральский сын? Он какое место занимал в этой компании?
– О, он глядел в рот Нестеренко и списывал у Шакурова контрольные. Он ужасно провалился на экзамене по химии: он ничего не выучил, и Шакуров послал ему шпаргалку, а Шакуров собирался поступать в химический. Кажется, его там срезали… И вот Баркин написал на доске вещи, которые проходят только на втором курсе университета, а потом его попросили сказать, что такое основные и кислотные оксиды, – а он и не смог.
– Шакуров что, не понимал, что он этой шпаргалкой только завалит приятеля?
– А он сделал это нарочно. Он любил топить человека, делая вид, будто помогает ему.
– А Баркин что, этого не видел?
– А Баркину как будто нравилось, если его топили, и они ужасно подходили друг другу.
Тут перемена кончилась, и в класс за перегородкой повалили школьники.
***
Сергей выискал уличный автомат и позвонил в отделение. Снявший трубку Дмитриев сообщил, что Сергея ищет начальство и что начальство недовольно усердными и безрезультатными поисками Гуни, каковые поиски привели к недостаче милиционеров на других стратегически важных участках работы.
Самая свежая и важная информация гласила, что через два часа после взрыва Гуню видели на Павелецком.
После разговора Сергей вернулся в служебную машину и поехал в «Балчуг». Ему было интересно посмотреть, с каким таким Макферсоном банкир встречается в «Балчуге», и встречается ли он с кем-нибудь вообще, – или просто хотел избавиться от лейтенанта Тихомирова.
Машина банкира действительно стояла на стоянке наискосок от гостиницы. Швейцар суетливо ловил такси для высокопоставленной дамы, и не обратил на Сергея внимания. Сергей подошел к двери обеденного зала, и вежливый официант спросил его, что ему угодно. Сергей ответил, что он просто хочет подождать Александра Шакурова.
– Он вас ждет, – сказал официант и повел его к столику в глубине зала. На столике, застеленном белой скатертью, стоял букет из гербер и еловых веток. Александр, уткнувшись подбородком в скрещенные руки, сидел и смотрел на герберы.
– Садитесь, – сказал Александр, – я не вас жду. Как только человек, которого я жду, придет, вы уйдете.
– Я не у вас на службе. Меня нельзя прогнать из-за пачки цветных фотографий.
– У меня есть более важные дела, чем беседовать с вами.
– Удивительный народ банкиры. Их хотят убить, а них есть более важные дела. Какие: ссуда под курятник в Тамбовской области?
– Что вы мне хотите сказать?
– Мы установили имя человека, который покушался на вас, – это был Мефодий Баркин. Сразу после покушения он, видимо, уехал из Москвы с Павелецкого вокзала. В багажнике машины Сазана, среди мусора, мы нашли обрывки проволоки, идентичные той, что использовалась при присоединении шашки к аккумуляторной батарее. Если бы я меньше уважал закон, я бы мог промолчать, что видел, как Сазан выносил это мусорное ведро из квартиры Баркина, и тогда бы Сазана сегодня не выпустили даже за тысячу гринов, или сколько он там дал. А вы в это время сидели в машине.
– Ну и что? – осведомился Шакуров.
– Спрашивается, почему Сазан взял вас с собой? Потому что он знал, что Баркин уехал. А вы решили, что он будет убивать Баркина на ваших глазах. Сазан напугал вас до смерти и обеспечил себе моральное алиби.
– Мы были школьными друзьями, – сказал Шакуров, – что я, не имею права навестить друга?
– Да, вы трое были друзьями. А что это за история с сыном ангольского посла?
– У меня мать мыла полы в больнице. Я должен был вылезти наверх, чего бы это ни стоило, – мне или другим. Вам это не нравится?
– Видите ли, Александр Ефимович, если вы лезете наверх и по дороге называете своего друга прихвостнем империализма, – на это нету статьи в уголовном кодексе. А если ваш друг, памятуя о вашем поведении, подкидывает вам бомбу, – то на это статья имеется.
Банкир тоскливо оглядывался. Потом он подозвал официанта, и тот принес ему телефон. Банкир сделал несколько звонков, во время которых говорил в основном по-английски. Повесил трубку и объяснил:
– Этот человек не придет. Ему сказали, что у дверей моего офиса взорвалась динамитная шашка, и, как благовоспитанный англичанин, он решил, что мне не до него. Он позвонил мне домой и перенес встречу на четверг, а жена забыла мне передать. Если бы это была секретарша, я бы ее уволил, но жену уволить немного сложней. Что вы будете на первое? Здесь очень хороший суп из акульих гребешков.
Они съели суп из акульих гребешков, и мясо с грибами, поданное в запечатанных глиняных горшочках, а на десерт им принесли апельсиновый мусс со взбитыми сливками.
– Сазан обманул вас, Александр Ефимович. Он смертельно напугал вас, привезя туда, откуда он велел уехать Баркину. Вы знаете, что у Баркина были большие деньги, – после того, как вы его уволили?
Шакуров изучал его лицо, как кассир изучает фальшивый доллар.
– У вас ничего не выйдет, Сергей Александрович. Вам нужно много больше, чтобы поссорить меня и Валерия. И знаете, почему?
– Почему?
– Гуня ненавидит меня ровно восемнадцать лет. Это моя вина. Он был нервным ребенком. У него были фобии, – знаете, когда человек вдруг безумно чего-то боится. Федя, например, кричал, если ему покажешь скорлупу яйца. Я об этом узнал и стал сыпать ему в портфель эту скорлупу. Когда я встретил его год назад и взял шофером, это тоже была скорлупа в портфель. По виду это была дружба. Я кормил его и одевал, и я приказывал ему носить за мной тапочки. Я получал от этого кайф. Каждый раз, когда меня подводили те, до кого я не мог дотянуться, шишки с меня падали на Баркина.
– Вы не производите впечатление очень нервного человека.
Банкир жалко улыбнулся.
– Я? Вы не работали со мной, Сергей. Вот сейчас я сижу, а в голове моей бегает, как еж: Макферсон отменил встречу из предупредительности или оттого, что решил не связываться с банком, у дверей которого рвутся бомбы?
И когда я вернусь в банк, я запущу этим ежом в секретаршу, а вечером я напьюсь в «Янтаре». Хотите напиться со мной?
Сергей подумал, что если так пойдет дальше, то в отделении начнутся слухи, что Тихомиров ест и пьет за счет подозреваемых.
– Допустим, – сказал Сергей, – вы плохо обращались с Баркиным. А Сазан – хорошо?
– Сазан не самоутверждается за счет шоферов. Он самоутверждается за счет банкиров. И нервов у него меньше, чем волос у лягушки.
– Почему же тогда Сазан не остановил вас?
– Хотите сказать, что Сазан… Вздор! Вы не знаете всех обстоятельств дела!
– Догадываюсь… Скажите, кто тогда стрелял из «Мерседеса» по прохожим? Сазан? Баркин? Или нервный банкир Александр Шакуров?
– Я не могу вам сказать.
– Бандиту вы можете сказать все, а милиции ничего? Знаете, как называются вещи, о которых нельзя рассказать милиции?