— Итак, — протянула она, разглядывая этикетку с золотыми буквами, — очень выдержанно, я бы сказала, элегантно, но как-то скучновато и невыразительно, если вы не обижаетесь на критику.
Дэниел Паркер словно не расслышал ее.
— Какие мужчины нравятся вам, Эйрин?
Она оторвана глаза от бутылки и уставилась
па него в полном недоумении. Потом опустила пеки, чтобы скрыть чертиков, запрыгавших меж ресницами.
— Мой тип мужчины — темпераментный латиноамериканский герой-любовник, мистер Паркер. Он обязательно должен уметь хорошо танцевать, потому что я сама обожаю танцы. С таким мужчиной не соскучишься!
Дэниел ничего не ответил, и, когда она снова посмотрела на него, его холодный взгляд был устремлен куда-то вдаль.
— Мне показалось, Эйрин, вы сделали какое-то замечание по поводу этикетки для вина?
— Да, у меня есть кое-какие идеи. Хотите взглянуть?
Он кивнул, и она полезла в сумочку за эскизами. Через несколько минут, он поднял голову от бумаг, которые она протянула ему, и сказал:
— Что ж, мисс Клиффорд, будем считать, вы себя реабилитировали.
На лице Эйрин отразилась целая гамма чувств.
— Вам понравилось?
Паркер продолжат изучать три рисунка в пастельных тонах на плотном листе бумаги. На каждом из них были изображены парень и девушка. На одном рисунке они сидели, переплетя руки и глядя на поле колосящейся золотистой пшеницы. Она — в кипенно-белом, а он — в черном. Вторая пара целовалась на фоне водопада, а третья — стояла у стены небольшой белоснежной церкви в тени стройных кипарисов, держась за руки. Узкие удлиненные фигуры производили необычное впечатление и сразу запоминались. Она использовала золотисто-зеленые и голубые тона. Вертикально шли буквы «Паркер'с Просперити».
— Да, мне очень понравились ваши наброски. Как у вас возникли эти образы?
Она положила подбородок на сложенные кисти рук.
— Я часто думала о вине. О том празднике жизни, который оно символизирует, — о небе, о солнце, о матери Природе, о человеческих чувствах… А вот эта этикетка, такая серьезная и скучная, — она постучала пальцем по бутылке, — несет в себе… как бы отрицание всего этого. Вино же должно вызывать радость, радость любви. — Она пожала плечами и остановилась.
— Продолжайте.
— Боюсь, вы можете неправильно меня понять. Например, вы способны ощутить радость, когда у вас все-таки находятся туфли, которые, как вы думали, кто-то утащил? — Дэниел принялся безудержно хохотать. Эйрин поддержала его, и к своему собственному удивлению, сказала: — Так-то лучше. Когда у человека хорошее настроение, все дела даются ему просто и легко. Расскажите мне немного о вашей семье, которую мы с вами собираемся, к сожалению, немного подурачить.
— Моя мать — воплощенная леди. Она воспитана в самых строгих правилах и воплощает в себе лучшие моральные ценности женщины. Отец умер десять лет назад. А еще у меня есть сестра Лилиан и брат Рони, которого можно считать черной овцой в нашем стаде.
— Почему?
— Потому что он попал в артистическую среду.
— Ч то же в этом плохого? — недоуменно возопила Эйрин.
— Само по себе это не плохо и не хорошо, но когда он промотал столько денег на свое увлечение… — Дэниел пожал плечами.
— И каким же видом творчества он занимается?
— Музыкой. Играет в каком-то низкопробном рок-ансамбле.
— Буду ли я права, предположив, что ни вы, ни ваш отец не увлекались роком? — чуть насмешливо спросила она.
Глаза Дэниела сощурились.
— Иными словами, обыватели не способны к высоким стремлениям и идут в коммерцию, это вы имели в виду?
— Я этого не говорила. Но у меня такое чувство, что бедный Рони должен ощущать себя неполноценным из-за того, что у него нет таких способностей к бизнесу, как у вас.
— Возможно, вы правы. Но Рони волен делать в жизни то, что хочет. Впрочем, так же, как и я.
Эйрин бросила на него взгляд, полный сомнения:
— В ваших словах не чувствуется энтузиазма, Дэниел, хотя все это не мое дело. Сколько ему лет?
— Двадцать шесть.
— А сколько вам? — спросила Эйрин с любопытством.
— Тридцать пять. Скоро я буду совсем стариком. А вам, наверное, двадцать четыре?
— Двадцать пять. Почти двадцать шесть. Что, для вас я слишком молода?
— С чего вы взяли? — удивленно спросил он.
— Сама не знаю. — Она пожала плечами. — Просто возникло такое ощущение, когда вы спросили о моих предпочтениях относительно мужчин.
— Во время нашей встречи, мне казалось, я дал вам понять, что вы вполне в моем вкусе.
— Дэниел Паркер, когда вы говорите такие вещи… — Эйрин в смущении запнулась. Он ждал, с серьезным видом приподняв бровь, ее ответа, но она могла поклясться, что в глубине души Дэниел смеялся над нею. — Вы выводите меня из себя, — сквозь стиснутые зубы выдохнула она. — Еще никто никогда не смотрел на меня как на девушку для развлечений.
— Искушение поддаться земным радостям бывает иногда слишком велико, Эйрин.
Она чуть не задохнулась от возмущения.
— И вы можете признаваться мне в этом?
— Я всего лишь обычный, простой человек…
— Не могу допустить, чтобы кто-то смотрел на меня с этой точки зрения. Лучше давайте расторгнем наше соглашение.
— И не подумаю, — ответил он, спокойно глядя на нее.
Ее карие глаза блеснули гневом.
— Если вы собираетесь продолжать в том же духе, и намерены говорить со мной свысока, так ищите выход из положения, я…
— Простите меня. Я больше не буду, — смиренно сказал Дэниел и добавил: — Было бы очень жаль потерять возможность использовать ваши замечательные способности. — Взгляд Эйрин скользнул по эскизам. — По правде говоря, я немного удивлен. Ваши рисунки выглядят гораздо более романтично, чем я мог ожидать от вас.
— Естественно, вы ведь так мало меня знаете.
— Скажите честно, вы испытываете потребность влюбиться?
Она открыла, было, рот, чтобы сказать какую-то колкость в ответ, но в этот момент перед ней всплыло лицо Питера, и она как можно более беззаботно ответила:
— Мистер Паркер, скорее, я испытываю необходимость отправиться домой и начать собираться. Мне ведь надо приготовиться к катанию на лодках, теннису, к верховой езде и тому подобному, я правильно понимаю?
— Кто сказал вам об этом?
— Мой начальник, Питер Коффман. Он был прав? Хотя я не спросила его, откуда ему столько известно о жизни в поместье Уайт-Рок.
— Он дал вам правильные советы. — Дэниел встал. Эйрин подождала, пока он расплатился с официантом, и пошла с ним рядом к выходу. — Могу я проводить вас до дома? — спросил он.
— Пожалуйста, это в двух шагах отсюда, — сказала Эйрин и внезапно остановилась в растерянности.
— Я не собираюсь навязываться вам, — объяснил он, — мне всего лишь хотелось узнать, где мне ждать вас завтра.
Было уже темно, но при свете уличных фонарей он без труда заметил, как краска разлилась по ее щекам. Она поняла это по едва уловимой усмешке, тронувшей его губы.
Эйрин быстро отвернулась и пошла по тротуару.
— Сколько стоит это сокровище? — спросила она, подняв вверх правую руку.
Он пожал плечами:
— Что-то около… шестидесяти тысяч долларов.
Она быстро сняла кольцо с пальца, положила его в коробочку и протянула ему:
— Возьмите, я решила не надевать его.
— Но почему?
— У меня для этого есть причины. Может быть, я и есть рыбка на крючке, — она смотрела ему прямо в глаза, — но, тем не менее, не собираюсь носить на себе шестьдесят тысяч долларов вашего состояния.
— Логично. — Дэниел спрятал коробочку в карман.
— Кроме того, — продолжила она, шагая по тротуару, — я никогда не носила драгоценностей, если не считать жемчужных серег моей мамы. И то по очень большим праздникам. Я легко могу потерять такую ценную вещь.
— Кольцо застраховано. Впрочем, наверное, жемчуг действительно должен быть вам очень к лицу.
— Спасибо, я не очень люблю драгоценности. Только жемчуг моей мамы вызывает у меня сентиментальные чувства.